Но, судя по лицу Блез Забини, ничего радостного и светлого в их жизни в тот период не происходило. Слизеринка закрыла лицо руками, признавая поражение. И вдруг: боль в пальцах — это Гарри так сильно сжал. Гермиона оглянулась, ожидая увидеть самое страшное. Однако произошло чудо. Иначе назвать нельзя.

Девушка вскочила на ноги. Рон и Гарри уже давно стояли. Гул исчез, но самое главное, исчезло свечение. Обычная каменная стена. Такая же, как и сотни других.

— Это все? — неверяще переспросил Рон.

Блез Забини отняла руки от лица и потрясенно уставилась на стену.

— Кажется, — неуверенно проговорила она.

Но все и так было понятно по тому, как повел себя Драко Малфой. Он покачнулся, и его повело в сторону. Юноша ухватился за подоконник и согнулся пополам. Несколько секунд просто стоял, приходя в себя.

— Ему надо помочь! — не выдержала Гермиона.

Однако слизеринец выпрямился и, придерживаясь за стену, медленно пошел в их направлении. Он не смотрел ни на кого конкретно. На бледном лице глаза выделялись темным пятном, увеличенные тенями усталости и неведомой болезни, из пореза на переносице сочилась кровь. Он смотрел куда-то вглубь себя, и никто не решился сделать шаг навстречу, помочь, поддержать. И дело здесь было не в ненависти. Просто все смотрели с некой опаской на человека, за несколько минут пережившего столько потрясений. Так здоровые смотрят на больных душевными недугами. Как к ним подступиться? Подпустят ли?

У черты юноша остановился и взмахнул палочкой, которую, кажется, так и не применил.

Белая полоса на полу в последний раз мигнула и исчезла.

Драко Малфой посмотрел на исчезающую черту и устало улыбнулся. Граница добра и зла. Граница ненависти и любви, граница боли и блаженства. За последние несколько минут он многое понял в своей жизни. Робкая иллюзия счастья. Казалось, совсем незаметная, но позволившая продержаться, выстоять, перевести дух и накопить силы. И все это девочка, чей взгляд сейчас жег душу. Ему не нужно было смотреть, он это чувствовал. Если говорить честно, то он сейчас почти не видел. Перед глазами все расплывалось, а уши будто заложило ватой. А еще в эти несколько минут были стабильность и уверенность, привычный уют и спокойствие. Девушка, чей взгляд сейчас пытался придать сил и извинялся за неверие в его победу. Была ненависть, которая помогла отвлечься от большой Ненависти к тем, кто во всем виноват. Эта ненависть была родной и привычной. Драко сросся с ней за последние шесть с половиной лет. И человек, вызывавший ее, смотрел сейчас с потрясением и сочувствием. Драко чувствовал их взгляды. Тасовал их словно колоду карт, прикасаясь то к одному, то к другому. Но спасло его не это. Эти люди помогли выстоять, набраться сил, не потерять связь с реальностью. Спас его совсем другой человек.

Блез Забини ошиблась, предполагая, что ничего светлого в то лето не было.

Самое светлое и святое… Мать. Звонкий смех, до того дня не слышанный, а потому непривычный и диковинный. Искры солнца, запутавшиеся в серебристых волосах. И тепло, тепло, тепло. То тепло, которого он не чувствовал все семнадцать лет, вернее не желал чувствовать. Считал, что может без него обойтись. Нет! Не может! И не хочет. В этом тепле было так светло и радостно, так спокойно и сказочно… Один день — и все предыдущие годы показались лишь репетицией тех мгновений. Именно та прогулка на пляж, за которую, как считала Нарцисса, ему пришлось заплатить слишком высокую цену, оказалась чем-то самым важным в эти несколько минут. Цена была несравнима с тем, что он получил.

Юноша опустился на пол, прислонившись затылком к каменной стене, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Уснуть и никого не видеть. Даже если в его сон ворвутся все эти кошмары — плевать. Сил на бодрствование не осталось.

Его лба коснулось что-то холодное. Блез. У нее всегда холодные руки.

— Драко, милый, у тебя жар, — в голосе волнение и… счастье — гремучая смесь.

— Все нормально, — выговорил он. Или только подумал, что выговорил?

— Его нужно отправить в лазарет, — Грейнджер всегда жутко инициативна.

Как им всем объяснить, что ему никуда не нужно. Он никуда не хочет. К тому же ему сейчас лучше не отходить от стены. Вдруг проход закрылся не до конца? Правда, в таком состоянии он вряд ли сможет что-то сделать.

Голоса, совещающиеся о его судьбе, слились в единый гул, и накатилось забытье. Перед тем как исчезли звуки, он почувствовал теплые руки на своих запястьях, расстегивающие и закатывающие манжеты рубашки, и негромкие заклинания, останавливающие кровь.

От прикосновений Грейнджер стало уютно и светло. С этой мыслью Драко Малфой потерял сознание.

Гермиона успела подхватить его за плечи и пристроить к стене.

— Нужно что-то делать! — она обернулась к слизеринке.

— Не смотри на меня. Я не знаю.

— Ты у нас главный эксперт по Темной магии из находящихся в сознании, — съязвила Гермиона.

— Перестаньте, — вмешался Рон. — Давайте приведем его в чувство, и все.

Гермиона виновато опустила голову. Хороша лучшая ученица по колдомедицине. Вместо того чтобы помогать — препирается. Перед тем как применить энервейт она произнесла два заклинания, которые до этого никогда не использовала на практике. Одно было незаменимо при нервном истощении, второе придавало силы.

Драко Малфой тряхнул головой и открыл глаза.

— Привет, — улыбнулась Гермиона, — как дела?

Юноша тоже чуть улыбнулся в ответ:

— Великолепно, спасибо.

В голосе прозвучал сарказм, но эффекта не достиг — слишком тихим и слабым был ответ.

Юноша сел ровнее и оглядел однокурсников.

— Блез, Брэнду нужно в лазарет. Чего-нибудь соврать Помфри, и…

— Давайте уже договоримся, что врать, — хмуро подытожил Рон. — Мы все пропустили уроки. Забини тоже нужно в лазарет — она вся зеленая. Брэнда она одна не дотащит, значит, пойдет кто-то из нас. А это — подозрение на всех. Короче…

— Придумайте что-нибудь сами, — милостиво разрешил Драко Малфой.

Рон сердито махнул рукой.

— К Брэнду заклятия применять можно? Левитации там или…

— Я бы не стал, — откликнулся слизеринец.

— Час от часу не легче, — сердито пробурчал Рон и стянул с мальчика укрывающую его мантию, недоуменно посмотрел на эмблему, потом на Малфоя, который единственный из присутствующих был без школьной мантии, и брезгливо передал Забини предмет туалета. Ухнув, поднял мальчика на руки.

— Я в сторону лазарета, — сообщил он и покосился на Гарри. Но тот не отрывал взгляд от Малфоя. Слизеринец заметил это и усмехнулся.

— Сегодня не твой день, Поттер. Так уж повелось, что девушки любят героев, — он кивнул на Блез, сжимающую его мантию, и Гермиону, сидящую рядом с ним на полу. — А ты сегодня скорее злодей…

— Малфой, — прошипела гриффиндорка и оглянулась на Гарри.

— Я бы ответил тебе, — медленно проговорил Гарри, — но подожду, пока встанешь на ноги.

— А что именно тебя беспокоит? Гриффиндорское благородство? На фоне того, что по твоей вине чуть не погиб Брэнд, отсрочка мне выглядит жалковато.

— Да пошел ты, — негромко откликнулся Гарри и рванул прочь.

— Какой же ты… — Гермиона не договорила и бросилась за Гарри, да так быстро, что оставила рядом со слизеринцем свою волшебную палочку.

— Ну и сволочь же ты, Малфой, — сквозь зубы процедил Рон. — Почему бы тебе не высказать все теми же словами своему папочке?

— Уизли… — глаза слизеринца недобро прищурились.

— Прекратите! — рявкнула Блез и, кое-как скомкав мантию, пристроила ее на подоконник. — Брэнду нужно в лазарет!

Рон двинулся прочь с ребенком на руках. Девушка же осталась стоять над слизеринцем.

— Иди. Тебе тоже нужно в лазарет, — произнес слизеринец.

— Я не оставлю тебя.

— Я в порядке. Брэнду ты нужней.

— Драко…

— Блез, иди!

В голосе столько непреклонности, что девушка поняла: ей здесь не место. Не сейчас.

— Надеюсь, я когда-нибудь пойму тебя, Драко Малфой, — негромко проговорила Блез и пошла вслед за Уизли, уже сворачивающим в соседний коридор.