Юноша отложил в сторону очередную колдографию и встал с постели. Прошелся по комнате. Две дорогих женщины. Он просто обязан их защитить. Для этого нужно взять себя в руки и не распыляться на мелочи. Не думать о перемазанных чернилами пальцах Грейнджер, которые исчезают в ладони Поттера. Не думать. Не думать.

Легко сказать.

* * *

Гермиона провела субботний день за чтением. Все было, как всегда. Хотя нет. Был небольшой инцидент.

Возвращаясь с обеда, она поравнялась с Брэндом, который тоже почему-то брел один.

— Как дела? — окликнула Гермиона первокурсника.

Он чуть притормозил, взглянул на нее и улыбнулся. На левой щечке вновь появилась миленькая ямочка.

— Нормально.

— У тебя улыбка очень жизнерадостная. Знаешь об этом?

— Это от мамы.

— Да? А чем занимается твоя мама?

Брэнд как-то странно дернулся и бросил на нее внимательный взгляд.

— Я просто не очень представляю, чем занимается женщина в волшебной семье, когда у нее нет кучи детей, которым ежеминутно необходимо ее внимание. Ты ведь единственный ребенок?

Она искренне старалась наладить с ним контакт и не заметила, как окаменело лицо мальчика.

— Да. Я единственный ребенок. А мама? — короткое молчание, вздох. — Она была врачом. Папа был против этого увлечения. Ей совсем необязательно было работать. Это было даже как-то странно.

Он говорил медленно, словно подбирая слова.

— Было? То есть, сейчас она не работает?

— Нет. Не работает.

— Все-таки папа настоял? — улыбнулась Гермиона, ожидая вновь увидеть ямочку на щечке от ответной улыбки.

— Нет… Она не работает, потому что… потому что… ее вообще нет.

— То есть? — не поняла Гермиона.

— Она умерла, — жестко сказал мальчик.

— Брэнд, прости. Я… Я… не думала…

— Никто не думал, — голос Брэндона прозвучал совсем по-взрослому.

Гермиона не знала, как выйти из этой ситуации, но первокурсник решил по-своему.

— Эмми, подожди! — окликнул он девочку, с которой дружил.

Не сказав ни слова Гермионе, он побежал догонять первокурсницу. А Гермиона смотрела вслед. В голове не укладывалось. Просто богатые волшебные семьи выглядели таким благополучными… И все проблемы, которые их настигали, они создавали себе сами. А смерть?.. Она была страшной и независящей от людей. Она как-то не укладывалась в общую идею всемогущей семьи, потому что приходила внезапно и была неотвратима. Откуда Гермионе было знать, как сильно она ошибается? Ведь даже смерть может быть предопределена принадлежностью к той или иной семье. И чем больше могущество и сила семьи, тем опаснее принадлежать ей.

Так прошел субботний день. А вечером в ее дверь снова постучали. На пороге стояла Джинни Уизли.

— Привет.

— Привет.

— Можно?

— Конечно.

— Я принесла твое любимое печенье.

— Спасибо.

Гермиона взяла протянутую коробку, посмотрела на веселую этикетку.

— Спасибо, — повторила она.

— Я встретила в Хогсмите Гарри и Рона. Тебя c ними не было, — негромко проговорила Джинни.

— Не было, — подтвердила Гермиона очевидный факт.

— Что-то произошло?

— Нет. Просто… я не захотела пойти.

— Потому что Гарри пригласил Кэти?

— Нет! — слишком яро бросилась оправдываться староста Гриффиндора.

— Нет? — Джинни улыбнулась.

— Джин, это правда не то. И вообще, с чего ты взяла, что у нас что-то случилось?

Гермиона и сама почувствовала, как зло звучит ее ответ. Ее устами говорила обида, а милая Джинни случайно оказалась крайней.

— А ты никогда не думала, что получила то, чего так добивалась?

Гермиона опешила. Милая? Глаза Джинни Уизли метали молнии.

— В каком смысле?

— В каком смысле?! — откликнулась Джинни. — Ты никогда не ценила ни Рона, ни Гарри. Ты считала, что они всегда будут рядом. Мчаться к тебе по первому зову, таскать твои неподъемные сумки и ловить каждое твое слово. Ты всегда пользовалась ими и считала, что это никогда не закончится. Что они никогда не вырвутся из-под этой зависимости.

Спокойных интонаций, с которых начинался разговор, не было и в помине. Джинни отчаянно жестикулировала, и в голубых глазах стояли слезы.

— Джинни, что ты говоришь? Это неправда. Я никогда…

— Ты просто так привыкла, что не обращала на это внимание. Ты ведь единственная девчонка во всем Хогвартсе, которой удалось так приблизиться к Гарри. О Роне я и не говорю. Ты никогда не ценила моего брата. Лишь милостиво позволяла собой восторгаться и вздыхать. И Гарри ты не ценила. И вот к чему это привело. Он наконец-то понял, что тебе на него плевать.

— Нет! — выкрикнула Гермиона, яростно стирая мокрые дорожки со щек. — Мне не плевать на Гарри. И на Рона не плевать. Они мне очень дороги. Они мои самые близкие люди. И я… Я никогда не пыталась удержать их рядом с собой. Они сами это выбрали. Мы просто… просто… дружим.

Гермиона прикрыла глаза дрожащей рукой.

Как издалека донесся голос Джинни.

— Дружба? Дружба… Это для тебя только дружба. А я ведь видела, что ты — единственная девушка, к которой тянется Гарри. Только к тебе. Всегда.

— Он встречался с Чжоу.

— Но вернулся к тебе.

— Джинни, ты просто…

— Нет, Гермиона. Я не заблуждаюсь. Если помнишь, я всегда наблюдала за Гарри. Мне иногда кажется, что я знаю его гораздо лучше, чем ты. Потому что ты никогда не обращала внимания на то, на что обращала я.

Гермиона устало опустилась на кровать. У нее не было сил спорить. И злость на Джинни прошла, потому что Гермиона посмотрела на нее иными глазами. Красивая жизнерадостная девчушка, у которой куча поклонников, которая легко кружит головы и легко меняет кавалеров. Ведь Гермиона всегда втайне завидовала этой способности Джинни. А сейчас в ней проснулась жалость. Да! В Джинни говорили ревность и обида, но это не означает, что в ее словах не было правды. Была! Правда девочки с разбитым сердцем, девочки, которой пришлось отступиться от любви, отказаться от мечты. А ведь она права. Гермиона никогда не думала, почему ее дорогие мальчишки рядом. Почему всегда возвращаются к ней. Она искренне их любила, но, как оказалось, была слишком невнимательна. И просмотрела что-то важное.

— Джин, ты все еще любишь его?

Рыжеволосая девушка вытерла слезы, которые все-таки потекли.

— А какое это имеет значение? — устало произнесла она.

— Если ты любишь, то должна бороться за свою любовь!

— Бороться? С кем? С ним? Или с тобой, которая даже не понимает, что значит для него? Я бы могла попросить тебя отпустить его. Но ведь ты и так его не держишь. Он сам цепляется за тебя.

— Ты сама себе противоречишь, — попыталась улыбнуться Гермиона.

Джинни тоже слегка улыбнулась.

— Конечно, — легко согласилась она, — сначала говорила ревность, а теперь здравый смысл. Они у меня сами по себе.

Гермиона хлопнула по кровати рядом с собой. Джинни подошла и присела. Гермиона потянулась к тумбочке и взяла коробку с печеньем.

— Давай его съедим?

— Давай, — согласила Джинни.

Они молча хрустели печеньем, глядя в пол.

— Прости меня, — вдруг проговорила Гермиона.

— И ты меня, — откликнулась Джинни. — Не знаю, что на меня нашло.

— Я правда очень их люблю. Просто… они для меня друзья.

— Да я понимаю. Только не всегда получается не злиться на несправедливость.

— Мне так хочется чем-то тебе помочь.

Джинни улыбнулась.

— Пойдем на ужин, а то на печеньях мы долго не протянем.

Гермиона улыбнулась в ответ.

— Давай. Только пойдем умоемся.

Они умылись и привели себя в порядок. Пришлось воспользоваться волшебными палочками, чтобы никто не приставал с расспросами. Оставшись довольными проделанной работой, девушки направились в гостиную.

— Да, Гермиона, — Джинни внезапно остановилась в дверях. — Если и правда хочешь что-то сделать — не мучай его. Скажи либо «да», либо «нет».

— Я бы и рада, да только он ведь молчит.