Тем временем Драко Малфой пришел в себя. Он вежливо склонил голову и произнес:
— Добрый вечер!
Слыша его ровный и спокойный голос, сложно было представить, что еще пять минут назад он, как ошпаренный, отскочил от двери при виде гостя.
— Что меня всегда забавляло в твоем сыне, так это его хорошие манеры в любой ситуации, — обратился голос к Люциусу.
— Я очень старался, мой Лорд, — ответил тот.
— По-моему, он старался еще больше.
Фраза повисла в наэлектризованном воздухе комнаты.
— Сегодня великий день, Драко, — обратился тот же голос к юноше, — для тебя и твоей матери.
Малфой-младший вскинул взгляд на отца, а голос продолжил:
— Где, кстати, Нарцисса? Или она тоже забыла сообщить о прибытии?
— Она ждет вас в библиотеке, мой Лорд. Все будет готово, как вы прикажете.
— Сегодня Великий День! — повторил голос. — В честь этого ты можешь о чем-нибудь меня попросить, Драко.
Люциус Малфой весь подобрался. Гермиона тоже перестала дышать. Шанс?
— Я не был в поместье около двух месяцев, — начал Драко тихим голосом, — и хотел бы провести сегодняшний вечер с Нарциссой… мой Лорд.
Гермионе показалось, что последнее обращение, как и преклонение головы, далось ему с трудом.
— Это невозможно, — резко сказал Люциус, — ты не ведаешь, о чем просишь. Ты хочешь нарушить…
— Люциус… — голос прозвучал спокойно, но Люциус тут же покорно умолк, ограничившись попыткой просверлить сына взглядом.
— Необычная просьба для семнадцатилетнего юноши. В этом возрасте ты должен стремиться проводить время с подружками. Тем более, что далеко ходить не нужно — очаровательная мисс Забини находится в замке. Ты же предпочитаешь… Поистине, твой отец прав, Драко. Ты странный человек. Будем надеяться, что твое желание продиктовано глупыми сантиментами, а не каким-либо умыслом. Люциус, я дарую эту ночь твоему сыну. Мы же пока сможем вернуться в подземелье.
— Этот такая честь… мой Лорд, — жесткий взгляд в сторону сына.
— Благодарю, мой Лорд.
— Всему виной моя доброта, — послышалось из коридора, и удаляющиеся шаги возвестили об отбытии гостя.
«Доброта! А у этого их Лорда есть чувство юмора!» — подумалось Гермионе. Ее взгляд замер на юноше. Если бы Гермиона не следила за ним так пристально, до рези в глазах, то не смогла бы заметить, как расслабились его плечи после слов Волдеморта.
— Надеюсь, ты понимаешь, что сейчас сделал, и что тебя ожидает в скором времени? — Люциус Малфой шипел не хуже своего повелителя. — У Темного Лорда были планы на этот вечер, касающиеся Нарциссы.
— Я имею меньше прав на время моей матери, чем Темный Лорд?
Звук, похожий на удар хлыста, рассек комнату. Гермиона чуть не вскрикнула. Кто бы мог подумать, что Люциус Малфой будет вразумлять сына такими маггловскими способами. Его правая рука резко наотмашь ударила юношу по лицу: раз и другой.
«Для симметрии», — глупо подумала оцепеневшая Гермиона.
— Ты не имеешь никаких прав. Вообще. И чем скорее ты это поймешь, тем будет лучше. Для всех.
Гермионе послышался какой-то скрытый смысл в его последних словах.
Драко Малфой не ответил. Он вообще даже не пошевелился, если не считать инерционного движения от ударов. Он был похож на статую какого-то мятежного ангела. Все в нем выражало протест: расправленные плечи, вскинутый подбородок, взгляд.
«Ох, — подумала Гермиона, — да на меня он смотрел, можно сказать, с любовью». Сейчас во взгляде было что-то такое. Странно, его явно ждало наказание, и оно вряд ли заключалось в запрете есть конфеты в течение трех дней, но, глядя на этого парня, Гермиона ни за что бы не сказала, что тот напуган. Люциус, видимо, пришел к тому же выводу. Медленно подойдя к двери, он обернулся.
— Неужели, ты совсем не боишься боли?
Это был риторический вопрос. Было видно, что в жизни Люциуса Эдгара Малфоя не так много вещей, недоступных пониманию, и эта была, пожалуй, самая главная. Не дожидаясь ответа, он вышел.
Закрыв дверь, Малфой прислонился лбом к ее поверхности и замер. Гермиона стояла в шкафу и понятия не имела, что ей делать. До смерти хотелось вылезти, потому что ее уже просто тошнило от шмоток Малфоя, но с другой стороны, что-то ей подсказывало, что сейчас Малфоя лучше не трогать, хотя…
«Мы же пока сможем вернуться в подземелье», — произнес голос.
Гермиона резко распахнула дверцу шкафа, из-за прихоти этого ублюдка они сейчас опять будут мучить Гарри! С мамочкой ему захотелось побыть! Гермиона была вне себя от ярости. Так часто бывает. Опасность миновала, и Драко Малфой из единственного знакомого, а потому самого близкого человека в этой комнате, снова превратился в ненавистного старосту Слизерина.
— Малфой, из-за тебя…
Он вздрогнул и резко обернулся на голос.
«Он забыл про меня!» — Гермиона не могла в это поверить. Она чуть с ума не сошла от страха за эти несколько минут. Ей даже на минуту показалось, что он пытается ее спасти, отвлечь их внимание и заставить убраться из комнаты. А он все это время просто не помнил о ее существовании.
Мысли нахлестывались одна на другую, заставляя девушку дрожать от негодования. Большего всего заставляла бушевать даже не мысль о Гарри. Нет! Что-то другое… Просто в тот момент, когда Малфой таким спокойным голосом разговаривал с самым ужасным темным волшебником современности, словно бросая вызов, пусть и не на словах… Но очевидный для всех! В этот миг Гермиона даже забыла, кто перед ней. Он был похож на рыцаря из сказок… Там принцессы всегда сидели в заточении у злых волшебников, а храбрые рыцари их спасали. Как выяснилось, в смелости Малфою действительно не откажешь, вот только спасал он совсем не принцессу. И вообще, с его идиотскими манерами и воспитанием, его рыцарем и под империо не назовешь. Гад!
— Грейнджер, — почти шепотом проговорил несостоявшийся рыцарь. Гермиона встретилась с ним взглядом, и гневная тирада вылетела из головы. Она поняла, что за этим последует оскорбление: хорошо, если словом, а то как бы не действием. Но замерла она не по этому.
Ей вдруг стала понятна одна вещь. При всем ее шестилетнем наблюдении за Драко Малфоем, только сейчас она со всей очевидностью поняла: он — просто человек. И беседа с гостями не прошла для него бесследно. След был даже не в виде рассеченной губы и покраснения на скуле (по-видимому, руку Люциуса украшал перстень или печатка). Нет! Он выглядел, как человек, пробежавший стометровку. Его неровное дыхание заставляло грудь резко подниматься и опадать. И лицо его было еще бледнее, чем обычно.
— Малфой, у тебя кровь идет, — сообщила ему очевидную вещь Гермиона.
— Если ты когда-нибудь выберешься из этого дома живой, в чем лично я сомневаюсь, ты не то что этот день, ты свое имя забудешь, — зло пообещал Малфой.
Гермиона от такой наглости аж задохнулась.
— Я не по своей воле нахожусь в этом чертовом доме, — начала распаляться она.
— А по чьей же, интересно? — недобро улыбаясь, поинтересовался Малфой.
— По воле твоего садиста-папочки, который из тебя сделал неизвестно кого, а теперь еще…
Договорить было не суждено. Малфой сделал шаг вперед и больно схватил ее за руку чуть повыше локтя. Гермиона подумала, что если попадет в школу, наверняка будет щеголять новеньким гипсом. Заодно можно будет огреть им Малфоя.
— Ты плохо понимаешь хорошее обращение? — чуть слышно поинтересовался Малфой.
— Отпусти! Ты делаешь мне больно.
Малфой зло рассмеялся и резко оттолкнул девушку от себя. Потеряв равновесие, она упала на кровать.
— Если ты хотела, чтобы тебе делали приятно, вломилась бы в другую дверь.
— Уж точно! Лучше бы я встретилась с Забини, чем залезла к тебе в комнату.
— Грейнджер, я имел в виду дверь не в комнату, а в замок.
— Как я тебя ненавижу, — выдавила из себя девушка, растирая руку. — Как можно быть такой сволочью?! Ты же можешь что-то сделать. А вместо этого торчишь тут и издеваешься надо мной.
Слушая эту тираду, Малфой странно смотрел на девушку. Он провел тыльной стороной ладони по губам, чем еще сильнее растер кровь по лицу и стал похож на зловещего вампира. Огонь камина искрился в его волосах, окрашивая их в странный цвет. Цвет боли и безысходности. Гермиона не смогла бы описать словами этот оттенок. Во всем виновата художественная школа в маггловском мире. Даже по прошествии стольких лет, Гермиона воспринимала окружающий мир через цвета: обыгрывала их, характеризовала. И чувствовала она себя при этом соответственно тому, что видела. Сейчас, например, ей захотелось впасть в отчаяние.
