— Я не плачу! — воспротивилась я, быстро протирая щеки.
— Просто соринка попала?
— Так и есть!
— Как скажешь, как скажешь, — рассмеялась Маринка и раскачалась со мной в стороны. — Я безумно по тебе соскучилась! Знаешь, как было грустно смотреть «Сплетницу» в полном одиночестве?
— И как там у них дела? — деловым тоном поинтересовалась я, и прошла в квартиру. Когда я сняла куртку, подруга ответила:
— Чак любит Блэр, Блэр любит Нейта, Нейт любит Серену, а Серена по уши втрескалась в Дена!
— Кажется, я подоспела во время…
Стянув кроссовки, я выпрямилась, но тут Маринка вдруг ещё раз с криком — «обнимашки!», кинулась ко мне на плечи.
Мы долго смеялись в тот вечер, долго разговаривали, долго молчали, сидя друг напротив друга, и это был один из самых лучших, теплых и важных вечеров в моей жизни.
Когда я вернулась домой, было уже около двенадцати. Свет в квартире не горел, и мне пришлось на цыпочках прокрасться в свою комнату. Тихо закрыв дверь, я медленно стянула с себя куртку, и бросила её на кровать. Облегченно выдохнув, я включила свет, и чуть не свалилась на пол, увидев на кровати маму. Она просто смотрела на меня, ничего не говорила, наверно, оттачивала умение убивать взглядом. Сгорбившись, я виновато поджала губы, и выдохнула:
— Мам, прости я…
— Где ты была? — Её голос был железным. Словно сталь, он звучал грубо и громко. — Уже почти полночь!
— Мам, послушай.
— Ты, что с ума сошла?! — заорала она и резко подорвалась с кровати. — Совсем забыла, что значит быть наказанной? Я напомню тебе.
Когда мама двинулась ко мне, с поднятой рукой, я автоматически отпрянула назад и выставила вперед ладони:
— Не надо, послушай! Я была с Мариной! Я у неё была!
— И что дальше? Ты думаешь, возвращение домой ночью, без предупреждения, можно считать нормальным? — она остановилась, и громко выдохнула. — Ты хоть знаешь, как мы волновались? Знаешь? Твой папа сейчас разыскивает тебя по всему городу, а я, не зная, что делать, давлюсь успокаивающим! Ты не имеешь права так поступать! Не имеешь! Пока я и твой отец твои родители, ты обязана делать только то, что мы тебе позволяем!
— Я не знала, что так получится! — воскликнула я, чувствуя, как дрожат колени. — Мой сотовый разрядился.
— И что? У Марины телефона дома нет?
— Прости, я не думала, что…
— Не думала — это точно! — отчеканила мама. — Ты совсем не думала, что делаешь, иначе бы поняла, что твои родители места себе не находят. Погулять ей захотелось… Да, что с тобой происходит?
— Прости меня. Я, правда, не хотела!
— Это даже не обсуждается! Раз ты решила, что стала самостоятельной: живи сама по себе! Я разговаривать с тобой больше не намерена!
Развернувшись, мама вышла из комнаты и громко хлопнула дверью. Окно тихо затрещало, и эхо лениво разнеслось по узким углам. Обхватив себя руками, я обессилено упала на кровать, и поняла, что вся трясусь. Меня хватил озноб. Закрутившись в одеяло, я придавила к голове подушку, пытаясь так огородить себя от внешнего мира. Остался только звук биения моего сердца. Он был неравномерным, быстрым, словно я только что пробежала огромную дистанцию на физкультуре. Время остановилось, и сквозь него, было слышно, как в соседней комнате мама звонит отцу.
Я должна была догадаться, что моё опоздание ни к чему хорошему не приведет. Должна была, но оплошала. Мне удалось решить одну проблему, но на её месте выросли сразу две более сложных. Выругавшись, я натянула покрывало выше, и скрылась под его черной пеленой.
— Доброе утро, — пропела я, и наиграно улыбнулась. Ни мама, ни папа, ни то, что не подняли на меня взгляда, они даже не шелохнулись. Все продолжали заниматься своими делами, словно я и не находилась в комнате. — Я хотела ещё раз извиниться за вчерашнее. — Ноль реакции. — Мне жаль, что я не предупредила вас, и мне стыдно, честно. Я больше никогда так не поступлю.
— Конечно, не поступишь! — неожиданно ответил папа, и я облегченно выдохнула. Папа всегда меня выручал. Даже когда мама злилась, он становился на мою сторону. Это не раз спасало мне жизнь. — Я не говорил, что ты больше никуда не выходишь? — Эйфория быстро закончилась.
— Я заслужила, — сквозь стиснутые зубы, прошептала я, осознавая, что прощения добиться будет не просто. — Хотя, это довольно обидно.
— Это только начало, — не останавливался он. — Телефон, ноутбук и телевизор отныне под моим контролем. Забудь про них! На ближайший месяц твои друзья: книги, радио и, пожалуй, всё!
— Но папа! Я не могу без телефона! Мне же надо будет звонить, или…, или смотреть время! — признаюсь, причину я на тот момент не самую значимую придумала.
— Разговоры только в школе, а для ориентации во времени у тебя есть электронные часы в комнате. Поздравляю, ты официально под домашним арестом!
— Мам! — в поисках поддержки, вослкинула я, но она даже не посмотрела на меня. Всё так же стояла возле плиты.
— Что ж, отлично!
Я обижено поджала губы, и пошла в коридор. Успев нацепить куртку только на одну руку, я открыла дверь и выбежала в подъезд.
Конечно, я понимала, что это наказание в какой-то мере даже снисходительное, но, тем не менее, мне было не по себе. Казалось, что я приехала в чужую страну, в чужой город, в чужую семью. Всё вокруг выглядело не таким как раньше, и это касалось не только предметов, но и людей.
Когда я свернула к остановке, ко мне на встречу вышла Маринка. Она удивилась, увидев меня, и прибавила скорость.
— Я как раз к тебе собиралась. Помнишь: традиция, бутерброды, персиковый сок…
— Не сегодня, — отрезала я и сгорбилась. — Мои родители не в настроении.
— Из-за чего?
— Ты ещё спрашиваешь? Вчера я у тебя до полуночи гостила. Они успели обзвонить даже морги.
— Неудачно получилось. — Марина остановилась. — Но, почему в морг они позвонили, а мне нет? Я вроде как твоя лучшая подруга…
— Наверно, они решили, что это слишком просто, чтобы быть правдой.
— Да уж. И что ты теперь будешь делать?
— Без понятия. Папа запретил мне пользоваться ноутбуком и телефоном.
— Что? — Глаза подруги округлились, и она подтолкнула меня к подъехавшему автобусу до школы. — Это ужасно!
— Боюсь, что у меня выйдет веселая неделька.
Так и случилось. Неделя была отвратительной. Кроме того, что на носу были экзамены, я ужасно волновалась по поводу своего предназначения. Сейчас все мои силы были направлены на то, чтобы помочь Марине. Я ходила вместе с ней на дополнительные занятия, и даже вновь уговорила её исполнить песню на отчетном концерте. Попытка — не пытка, так сказать.
С Андреем я виделась всего один раз, и то по пути из школы, так как папа следил за каждым моим движением. Через некоторое время он понял, что телефон мне как никак нужен. Это решило одну важную проблему: закрываясь в ванне, я включала на всю кран с водой, и могла часами болтать с Андреем по сотовому. Пусть мы не виделись вживую, зато такие разговоры казались мне безумно романтичными.
Я практически пришла в норму. Это звучит странно, но я привыкала жить, осознавая, что существую ради другого человека. Пожалуй, самое главное заключалось в том, что этот человек был моей лучшей подругой. Иногда мысли о несправедливости приходили ко мне в голову, но потом быстро исчезали. Признаться, помогать Маринке мне даже нравилось. Мне нравилось, когда улыбается, нравилось, когда она говорила мне спасибо.
Я смирилась.
Я так думала.
Но в один день всё изменилось. Я проснулась, застелила кровать, схватила телефон и побежала в ванну. Закрыв дверь, я по некой традиции включила кран с водой и набрала номер Андрея. Как всегда, он тут же поднял трубку. Я была рада слышать его голос, и честно я уже заучила некоторые дежурные фразы, которые означали, какое у него настроение. Если он говорил «привет», значит, произошло что-то не очень хорошее, если «доброе утро», значит, день сегодня просто замечательный: раз у него, то и у меня тоже.