Когда Света еще не уехала, я помню, что она все время еще ходила с Артемом ко всем, кого я просила о помощи. Ночью, составляя свой очередной план перемен и рисуя картинки ввода новых людей в жизнь Артема, я именно по картинке заметила, что рядом с парнем все время нужно рисовать Свету, и подумала: хорошо бы теперь ПОМЕНЯТЬ и это! Пусть встретится хотя бы с одним человеком сам. Без Светы. И это тоже будет перемена! Ведь МЕНЯТЬ, МЕНЯТЬ И МЕНЯТЬ – это и была моя задача…

Я пошла на гору и, увидев сверху, что Света опять безвылазно сидит с Артемом и мастером, позвала ее, немного слукавив: «Светочка! Ты можешь принести мне полотенце?» Она принесла, и я ей доверчиво объяснила, что позвала ее для того, чтобы Артем мог теперь совершить еще один шаг вперед и побыть с мастером один. Без мамы.

Я совсем не ожидала того, что произошло потом. Света стала громко кричать: «Как! Ты обманула меня?! Тебе не нужно было полотенце? Ты хотела забрать меня от него? Да как ты могла так врать?!»

Все мои увещевания были проигнорированы, объяснения не слушались, извинения не принимались, и крики услышали и Артем, и Павел.

Я заметила, что после истерик Светы Артем очень расстраивался и еще больше уходил в себя. Мне было за него так больно, как за собственного сына, я вспоминала свой собственный неадекват, и чувство вины за прошлое жгло душу в эти моменты.

Но вот Света уехала. Обвинив меня вдруг напоследок в том, что я все не так делаю и что я всё равно ведь его брошу!

Но пока, к счастью, бросила его она, а мне некогда было удивляться, я, засучив рукава, принялась писать и осуществлять то, что делала Кэтрин Моррис – менять все, что было возможно поменять.

Артем пересаживался теперь на разные места. По вечерам он звонил Свете и жаловался на меня и мое нехорошее поведение, состоящее из этих перемен, а Света звонила мне и почти сладострастно, с наслаждением, передавала его жалобы, но все реже и реже…

Я ездила на рынок, покупала новые вещи из одежды. Что-то он отказывался надеть наотрез, и я возвращала это, что-то с трудом, но оставлялось, и это так радовало! А что-то было воспринято положительно, и это было для меня как праздник!

Я покупала разную еду, однажды удалось купить даже страусиное мясо! И Артем его ел! Разные сладости, разное все, что можно было придумать. Мы ездили по возможности разной дорогой к морю. Каждый день я просила приходить к нам разных людей. Сначала он жаловался Свете и на это, потом успокоился, и… Смирился ли? Или ему стало интересно? Не знаю.

Я продолжала и продолжала.

Я познакомила его с женщиной, у которой было около пятидесяти котов во дворе – под видом, что некому сегодня их покормить и нужно купить молоко.

Со своими друзьями-спортсменами.

С таксистом и инструктором вождения. «Случайно встретились, не мог бы ты помочь – пересесть и нажать то, что скажут, чтобы проверить, будет ли то, что нам нужно?»

С соседом-учителем.

В ход шла все время одна и та же легенда: у юноши – авария, шрам, депресняк после аварии, нужна простая человеческая помощь для желания жить и трудиться!

Как я благодарна всем чудным, необыкновенно открытым людям – тем, кто сказали Артему: «Да!»

Спасибо вам всем!

Именно этот принцип я буду потом использовать в создании нашего спектакля с особыми ребятами, а потом и проекта – это принцип «Открытые двери».

История с вождением имела продолжение.

У меня была машина. Один раз я решила попробовать научить Артема водить. Тогда Света еще не уехала.

Из опыта своего родственника я понимала, что аутисты-аспергеровцы бывают настолько аккуратны в езде, о чем остальным приходится только мечтать – у моего не было практически ни одной аварии за шесть лет езды, не считая случаев неаккуратной парковки задом, когда еще не было парктроника.

Я понимала, что, если скажу Артему, что сейчас он будет учиться езде, он убежит от меня на край света.

Что-то новое для него даже в мелочи – проблема, а это вообще будет кошмар!

Я ехала за рулем и, доехав до пустого поля, попросила его «неважным голосом»: «Ой, послушай, на секундочку пересядь, а? Мне нужно тут кое-что подправить…» И я отвлекла его еще разговорами и вопросами на другие темы.

Когда он сел, я, по-прежнему отвлекая и говоря «неважным голосом», между прочим попросила чуть нажать на педаль: «Мне нужно проверить! Помоги пожалуйста!»

Он нажал, и я сразу похвалила: «О! Классно! Да ты как хорошо руль держишь! О! Как ты здорово сейчас нажал…» И т д.

Через три дня он уже хотел ездить сам.

Но у меня была коробка-автомат. А сдавать экзамен нужно на механике.

Я разыграла сцену случайного знакомства с инструктором (перед этим я полдня выбирала из всех самого доброго).

Познакомила Артема с инструктором по вождению (случайно мимо проезжал!), и он быстро втянулся в работу. Инструктор хвалил его и говорил, что он очень-очень аккуратный.

Они ездили сначала на площадке. Потом Артем ездил по городу. Параллельно он учил правила. Потом он завершил эти курсы, и, когда я уехала, нужно было просто сдать экзамен.

Но… заинтересованность в этом тогда была уже только у него одного…

Была интересная история с гитарой.

Артем – музыкант. Талантливый необычайно. Он очень любит гитару, и Света сказала, что любит играть на ней по вечерам. А когда он приехал ко мне, гитара осталась в его родном городе. Это было недалеко, и мы со Светой решили сделать ему сюрприз и привезти эту гитару. Договорились со всеми, с водителем автобуса и осуществили.

Реакция была неожиданная: вместо радости мы услышали возмущение: «Как вы могли трогать мою гитару?! Как вы посмели это сделать?»

Он был рассержен, обижен и ошарашен нашим поступком. Объяснить, что нами двигали самые лучшие намерения, было нереально.

Он сердился на нас три дня.

Унес гитару в свою отдельную комнату, и когда я спросила Свету, можно ли попросить его поиграть, она ответила: «Ни в коем случае! Никогда! Он вообще ни для кого никогда не играет, только сам себе в своей закрытой комнате, и не зли его, пожалуйста, этими просьбами! Всё равно бесполезно, а его можно реально очень этим довести! Просто будет истерика и все!»

Я испугалась, приняла это к сведению и смирилась.

В конце концов, кому как не матери знать своего сына?

С трудом простив нас за прикосновение к своей гитаре, Артем больше не возвращался к этой теме, и я, конечно, тоже.

Мы отдыхали, работали, жили.

Пришло время уезжать. Светы с нами не было. Я собирала ему в дорогу все сувениры, камни, подарки, – все, что ему нравилось. В отдельности в углу лежала уже зачехленной священно – неприкосновенная «немая» для меня гитара, ни одного звука которой я, увы, так и не услышала.

В это время в комнату зашла жена нашего помощника. Она спросила:

– Артем! Как ты? Уезжаешь? – и тут она увидела гитару. Я не успела ей ничего сказать, как она попросила: – Слушай, Артем! Сыграй мне на гитаре, а? Ты ведь играешь?

Артем напрягся и сказал:

– Ну, нет! Я вообще не люблю так играть людям, я больше себе.

Но не тут-то было.

Несмотря на то что я злобно таращила на нее глаза, подавала ей разные знаки руками и пыталась отвлечь ее внимание, та продолжала усиленно просить, уговаривая:

– Ну, Артем! Ты что? Стесняешься, что ли? Не стесняйся! Я так люблю гитару, у меня была первая любовь – парень мой! Он так классно играл на гитаре – знаешь, он играл вот это! – и она стала напевать что-то. – Ля-ля-ля… Можешь это сыграть?

И тут к моему полному недоумению и почти священному ужасу Артем расчехлил гитару, достал ее и стал… играть.

Да-да, сначала он сыграл то, что она просила, потом то, что она попросила потом, потом то, что ему нравилось и захотелось сыграть. И только после того, как мы услышали гудок приехавшей за нами машины, он прервался, зачехлил инструмент и понес его к выходу.