– Вы имеете в виду брата Сильвестро Маруффи?

– Да.

Жоан недовольно покачал головой: он ждал совсем другого приема.

Возвращение на одной из галер Виламари прошло без приключений, и бывший монах, который с каждым днем радостно отмечал, что его шевелюра на месте тонзуры заново отрастает, получил заслуженную возможность ознакомиться с книгой.

Она была очень похожей по размеру на ту книгу, в которой Жоан делал свои записи, – может быть, чуть больше. И Жоан подумал, что у них с почившим монахом-прорицателем похожие привычки. В книге было много страниц, исписанных очень небрежным почерком. Читая фразы на латыни, он смог разобрать большую часть текстов – череду молитв и молений, сопровождаемых перечнем несчастий, которые свидетельствуют о наступлении Апокалипсиса. Тексты не были связаны между собой, и Жоан предположил, что они явились плодом нескончаемых постов, бессонных ночей, проведенных в молитве, власяниц и самобичеваний. Так же, как и Никколо, который захотел прочесть книгу прежде, чем отдать ее Ватикану, Жоан попытался найти в ней какие-либо указания, свидетельствующие о предсказании будущих событий. Однако ничего ясного он не смог обнаружить, кроме пессимистичных и ужасающих видений ее автора. Он подумал, что для этого необходим такой не от мира сего монах, как Сильвестро Маруффи, способный трактовать все это, и что, скорее всего, по большей части пророчества были его собственными. Вот почему Цезарь Борджиа, приказавший ему убить монаха, находился на верном пути.

Когда Жоан вернулся в Рим, он увидел, что его супруга великолепно справляется с ведением дел в книжной лавке, и нашел Анну именно такой сияющей, какой мечтал увидеть ее все это нескончаемое время.

– Жоан! – воскликнула она, бросаясь в его объятия.

Он прижал ее к себе, поняв, что она плачет и что легкая икота от рыданий не позволяет ей говорить. Жоан слегка отстранил жену, чтобы поцеловать ее влажные от слез глаза, ее губы, а потом снова обнял. Им было абсолютно все равно, что посетители и работники лавки стали свидетелями этой интимной сцены. Эти люди наблюдали за ними с понимающими улыбками.

– Я столько молилась за вас! – прошептала она ему на ухо, когда взяла себя в руки.

Жоан не смог сдержать смех, вспомнив свои молитвы, воздержание от пищи, власяницу и прочие пережитые им лишения.

– Уверяю вас, что мне пришлось молиться не меньше вашего, – сказал он весело. – Скоро я все вам расскажу.

Встреча с матерью, с сестрой Марией и племянниками была не менее эмоциональной. Увидев же Рамона, Жоан испытал особые чувства.

– Папа, – сказал малыш, с улыбкой протянув ему ручки, и Жоан взволнованно обнял его.

Жоан должен был признать, что за время его отсутствия, благодаря покровительству Борджиа, книжная лавка стала процветать еще больше. Она продолжала оставаться любимым местом встреч каталонцев за пределами Ватикана, а также тех, кто хотел приблизиться к ним или заключить сделки с ними. И Анна царила в ней. Она вела себя с достоинством и несколько отстраненно, хотя и очень вежливо, с улыбкой принимая комплименты аристократов и в то же время тепло и тесно общаясь с дамами, посещавшими лавку во главе с ее близкими подругами Лукрецией Борджиа и Санчей Неаполитанской и Арагонской.

Педро Хуглар работал в типографии, где Жоан и встретился с ним. Руки Педро были испачканы краской, но, несмотря на это, Жоан крепко обнял его. Педро радостно ответил на объятие будущего шурина, стараясь не измазать его одежду. Анна уже рассказала Жоану о потрясающих успехах арагонца в овладении типографским делом. А также о том, как тяжело приходилось Марии видеть его лишь на расстоянии днем и ограничиваться сдержанными ухаживаниями вечером в присутствии матери перед тем, как они ложились спать – она на верхнем этаже с детьми, а он – в мастерской с подмастерьями. Мария не могла дождаться момента, когда станет женой бывшего сержанта.

– Как же я рада за Марию! – повторяла Анна возбужденно. – Она так счастлива с тех пор, как Педро живет вместе с нами!

В тот день после обеда Мария отправила своих детей играть во двор, где они изображали из себя переплетчиков и печатников, и сказала Жоану в присутствии Анны и матери:

– Мы с Педро больше не можем ждать. Мы хотим пожениться в ближайшее воскресенье.

Жоан посмотрел на мать и жену. Они обе согласно кивали, и их улыбки свидетельствовали о том, что они были в курсе подробностей, которые не собирались разглашать. Жоан также улыбнулся и, сделав вопросительный жест, сказал:

– Я очень рад. Надеюсь, мы приглашены?

Цезарь Борджиа снова принял его в зале Сивилл. За эти месяцы папский сын упрочил свою власть и позиции в качестве папского знаменосца и пользовался гораздо большим уважением, чем его почивший брат Хуан. Боялись его также несравненно больше. Цезарь не только был отважен, но и рассудителен; он никогда не отступал от того, что задумал. Рядом с ним всегда находился, словно верная сторожевая собака, дон Микелетто. Цезарь не стал говорить обиняками и сразу спросил:

– Почему вы не убили брата Сильвестро Маруффи, когда вам представилась такая возможность?

Его темные глубокие глаза внимательно смотрели на Жоана, а ухоженная борода придавала лицу зловещее выражение.

– Я не смог.

– Вы ослушались нашего приказа.

– Нет, все было не так, – спокойно ответил Жоан. – Я попытался убить его, удушив веревкой в стиле дона Микелетто, но силы оставили меня. Монах – добрый человек, и я жил с ним одной жизнью больше месяца. Я ценил его. Кроме того, моя миссия заключалась не в этом. Я принял на себя совсем другие обязательства, покидая Рим. Я должен был украсть Книгу пророчеств, что и сделал. Лишившись книги, брат Сильвестро стал никем, он теперь не опасен.

– Я думал, что вы – один из наших, – продолжал настаивать папский сын.

– Так и есть. Только я не могу и не хочу делать некоторые вещи. Я не обладаю способностями Микеля Корельи.

Цезарь Борджиа смотрел на него в раздумье. Жоан не имел представления, знал ли тот, что именно он убил его брата. Сообщил ли ему Микель об этом?

– Наши люди всегда выполняют приказы, – произнес Цезарь после довольно продолжительной паузы, и во взгляде его мелькнула угроза. – Еще и потому, что они знают, какие последствия ждут непокорных.

– Я не являюсь солдатом на вашей службе, ваша милость, – ответил Жоан возмущенно; отношение Цезаря казалось ему верхом неблагодарности. – Я не получаю солдатского жалованья, и вы не можете приказать мне убить кого бы то ни было. Я всего лишь простой книготорговец, зарабатывающий себе на жизнь честным трудом. Все, что я хочу, – это жить мирной жизнью вместе со своей семьей. Признаться, я даже представить себе не мог, что мне придется покинуть семью, чтобы с риском для жизни нарядиться монахом и украсть книгу. Я не могу причислить себя к непокорным – совсем наоборот: я подчинился вашему капризу и все сделал в соответствии с вашими указаниями. Но я не смог убить монаха. Я не убийца.

– Не согласен с вами ни в этом, ни во всем остальном. – Взгляд Борджиа оставался суровым. – Вы, ваша семья и ваше дело процветают в Риме исключительно благодаря нашей протекции. Иностранец вроде вас, каталонец, и пары дней не продержался бы, сколько ни баррикадируй вы свою лавчонку. И доходы вы от нее имеете немалые, так что нет у вас права говорить о том, что вы якобы не получаете от меня плату за солдатскую службу. Вы находитесь под моим началом, Жоан Серра де Льяфранк.

Жоан выпрямился, глядя в глаза папскому сыну, и подумал, что он на самом деле еще хуже, чем его брат. Ему очень хотелось крикнуть Цезарю в лицо, что он свободный человек, но Жоан прикусил губу, сдерживая себя. Наверное, он все-таки не был свободным, и свобода была утопией, химерой, как говорил его друг Никколо.

– Советую вам строго следовать нашим указаниям при выполнении следующего задания, – предупредил его папский сын.