– Надо же, не думал я, что книжнику так быстро удастся продырявить эту стену, – пробормотал генерал с довольной улыбкой.
Жоан подобрал короткое копье на нейтральной территории и вернулся во двор крепости, где находился паренек. Вдали он различил часового, которого раньше они не заметили. Солдат бросился бежать в сторону двери, ведущей к одной из башен, призывая к оружию, и Жоан метнул в него копье. Копье попало часовому в спину и сбило его с ног, хотя и отскочило от одной из металлических пластин, из которых состояла броня. Жоан услышал крики, доносившиеся из главной башни, и тут молодой солдат, сопровождавший его, со стоном упал, пораженный стрелой. Еще пара стрел вонзилась в землю рядом с Жоаном, который видел, как сбитый им солдат пытался подняться, одновременно обнажая шпагу. Жоан тоже достал свою. Надо было продержаться до подхода войск.
Услышав крики, группа солдат высыпала во внутренний двор из‑за нескольких дверей укрепления. Жоан стоял на своей позиции, защищая раненого парнишку и молясь о том, чтобы его товарищи подоспели как можно скорее. Первым из защитников крепости бросился на него мощный бородач, вооруженный копьем. Как раз в тот момент, когда Жоан пытался уклониться от него, вражеский солдат упал, сраженный стрелой в шею. Жоан облегченно вздохнул, подивившись такой меткости. Больше сотни солдат толпой ворвались через брешь, крича во всю глотку, и уже через несколько мгновений сражались с защитниками крепости. Жоан покинул передовую, увлекая за собой раненого юношу, из бедра которого торчала стрела. Схватка была недолгой, поскольку Менальдо де Агирре, убедившись в том, что задержать противника, массово ворвавшегося во внутренний двор крепости, а также взобравшегося на стены и башни, невозможно, отдал приказ своим воинам перестраиваться и передвигаться к огромной главной башне. Они четко выполнили маневр, потеряв лишь пару людей, и тут же забаррикадировали дверь.
Тем временем солдаты Де ла Веги уже входили в деревню с северной стороны; перепуганные жители заперлись в своих домах, не оказав сопротивления. Люди Агирре собрались внутри крепости и уже оттуда воссоединились со своими товарищами, укрывшимися в главной башне. Они были настоящими профессионалами.
Жоан производил расчеты, где лучше расположить артиллерию для уничтожения главной башни, когда защитники крепости вывесили флаг, свидетельствовавший о предложении переговоров. На этот раз Агирре и Великий Капитан, взявший с собой Жоана в качестве переводчика, встретились лицом к лицу у дверей башни, выходившей во внутренний двор. Уроженец Бискайи был красноречив, и Жоан был поражен его благородной, можно сказать, поэтичной речью, которую тот произнес перед наемником, снискавшим славу пирата. Агирре снова напомнил о том, что он уроженец Бискайи, и сказал, что в ответ на сдачу крепости рассчитывает на знаменитое благородство Великого Капитана. Он рассчитывал, что ему и его людям сохранят жизни, а также свободу и имущество, чтобы они могли свободно оставить крепость с оружием и средствами, честно заработанными ими в качестве наемников. Фернандес де Кордова уважительно выслушал речь, впечатлившую его, и ответил, что именно так и поступит, если защитники крепости поклянутся немедленно вернуться во Францию – сразу после победного парада в Риме. Тем не менее они должны будут сдаться без выдвижения каких-либо условий, потому что Папа располагает высшей властью и именно за ним останется последнее слово. Несмотря на это, Великий Капитан пообещал использовать все свое влияние на понтифика, чтобы он принял условия сдачи крепости.
Менальдо де Агирре поклонился в знак согласия и добавил:
– Я сожалею о многом: в первую очередь о том, что вынужден сдать вверенные мне королем Франции крепость и селение. Тем не менее единственное, о чем я не сожалею, – это о том, что именно ваше превосходительство наносит мне поражение, поскольку в силу добродетелей, которыми вы обладаете, вы достойны победить кого бы то ни было.
И, завершив эту грустную речь, но сознавая, что его честь осталась нетронутой, Менальдо де Агирре сдал Остию.
Войска триумфально вошли в Рим 9 марта 1497 года. Народ Рима, устав от лишений, связанных с осадой Остии, приветствовал их с огромным энтузиазмом. Анна не получила ни одного из писем Жоана и все время страдала от неизвестности. Поэтому она поспешила на парад вместе с Марией, Эулалией, Никколо и большей частью работников книжной лавки. Она ничего не знала о супруге и истово молилась, внимательно вглядываясь в каждого из всадников в надежде разглядеть знакомую фигуру Жоана. Анна первой увидела его и не смогла подавить крик радости, поскольку он выглядел молодцевато, был жив и здоров. Кроме того, к ее удивлению, он гарцевал на почетном месте – ни больше ни меньше как рядом с испанским генералом. Она изо всех сил выкрикнула его имя и стала размахивать руками. Все остальные присоединились к ней, приветствуя хозяина.
У Жоана замерло сердце, когда он увидел и услышал свою супругу, и счастливая улыбка озарила его лицо. Как же он скучал по ней! Он с нетерпением ждал возможности обнять ее. Потом он увидел мать, сестру и всех остальных. Жоан испытал мощный прилив радости от осознания, что он снова может находиться вместе с семьей и друзьями, и в ответ помахал им, подняв руку в приветственном жесте и еще больше выпрямившись в своем парадном облачении.
Вслед за испанским войском маршировали побежденные отряды с Менальдо де Агирре во главе. По завершении парада уроженец Бискайи и его люди могли свободно отбыть во Францию, сохранив все свое имущество в соответствии с договоренностями.
За испанцами триумфально шествовал Хуан Борджиа, гордо неся папский штандарт, а за ним шли войска Ватикана, приветствовавшие народ так, как если бы это была их победа. Несмотря на усилия посла де ла Веги донести до людей, что за завоевание Остии надо благодарить королей Испании, ему не удалось избежать того, что народ воспринял это так же, как и заслугу папского войска и Хуана Борджиа. Для обитателей Рима Гонсало Фернандес де Кордова был еще одним каталонцем; они не желали видеть различий между одними и другими испанцами.
Александр VI принял Великого Капитана с высшими почестями и наградил его Золотой розой – орденом, который ежегодно вручался тому, кто наилучшим образом отличился на службе у Церкви. Именно Гонсало на приеме, последовавшем за церемонией вручения награды, лично представил Жоана понтифику. Он послал слугу к столику, за которым Жоан обедал вместе с испанскими офицерами.
– Это Жоан Серра де Льяфранк, – сказал андалусец, представив его. – Благодаря его исключительным действиям во главе моей артиллерии нам удалось завоевать Остию всего за восемь дней.
Александр VI принял Жоана с широкой улыбкой. Папе было шестьдесят шесть лет; у него была довольно массивная фигура, а взгляд отличался умом и пытливостью. В его манерах сквозило величие, он вел себя несколько высокомерно, но одновременно и по-отечески. Жоан преклонил колено, и Папа протянул ему руку, чтобы тот поцеловал кольцо.
– Мне говорили о вас, – сообщил понтифик. – Тем не менее я слышал только о вашем таланте в ведении дел в книжной лавке и ничего не знал о ваших способностях в артиллерийском деле. Ваш дом хорошо известен в Риме, и я уже давно хотел попросить вас явиться в Ватикан со списком книг, которые вы могли бы мне порекомендовать. Побеседуйте с моим камерлингом, чтобы договориться о конкретном дне визита.
– Именно так я и поступлю, Ваше Святейшество.
– Я благодарю вас за вашу помощь делу Церкви, – добавил понтифик по-валенсийски. И на прощание благословил Жоана на латыни.
Возвратившись к своему столу, Жоан превратился в центр внимания для публики: то, что Великий Капитан представил его Папе, считалось честью вдвойне. Жоан был счастлив, оттого что его оценили по достоинству, но, неожиданно поймав один из взглядов, сосредоточившихся на нем, он как будто почувствовал удар кинжалом. Ненависть и зависть, плескавшиеся в глазах Хуана Борджиа, заставили его вздрогнуть от страшного предчувствия.
