— Шесть месяцев, шесть месяцев, — забубнил он, — я дал тебе уже два года. И она нужна мне сейчас.
— Сейчас?
Мне казалось, что я стою перед судом и умоляю смягчить мой приговор.
Некоторое время назад — должно быть, это произошло примерно тогда же, когда я согласился написать поваренную книгу, — я однажды неожиданно проснулся среди ночи. Бессонница — это не для меня, я давно поборол бессонницу с помощью алкоголя. Я посмотрел на свою жену, на ее детское лицо, на ее пижаму, на ее волосы, торчащие в разные стороны. Десять месяцев в году она куталась по ночам в эту толстую пижаму, потому что ей всегда было холодно. Она расставалась с пижамой только на июль и август.
Я сел на унитаз (предварительно достав из кухонного шкафа все свои книги) и начал читать. Я ставил галочки на полях против тех мест, которые мне хотелось бы изменить при переиздании. Но галочек оказалось так много, что пришлось мне это занятие прекратить. Я взглянул на себя в зеркало, потом пролистал остальные свои книги.
Я решил, что мне нужно избрать себе какую-нибудь солидную профессию. Чтобы не было больше никаких предисловий, послесловий, введений, заключений, примечаний, отрывков, сносок и самое главное — чтобы отпала необходимость подробно отвечать на каверзные вопросы благожелательных матрон, которые почему-то считают своим долгом воздавать должное культуре.
В ванную с заспанным видом вошла жена.
— Что ты здесь делаешь?
— Читаю собственные книги.
— Среди ночи?
Она спихнула меня с унитаза и, задумчиво глядя в одну точку, сама на него уселась.
— Что, если я открою цветочный магазин, как ты считаешь? — спросил я.
— Цветочный магазин? Но ты ведь не разбираешься в цветах.
— Как раз поэтому мне не будут мешать никакие сентиментальные соображения. Ты можешь представить меня цветочником?
Она внимательно на меня посмотрела.
— Нет, Роберт, цветочником я тебя представить не могу, и никто себе этого представить не сможет. Стоит тебе только взять цветы и завернуть их в бумагу, как они уже завянут.
Я глянул на свое отражение, на свои книги, сложенные стопкой возле унитаза, на свои волосы на пальцах ног.
— По-моему, у меня общая аллергическая реакция, — сказал я, — что-то вроде аллергии на прозу. Я должен заняться цветами, иначе все это плохо кончится. Иначе через год я буду ходить в беретке и с блок-флейтой во внутреннем кармане куртки и рассказывать всем направо и налево, что я — Распутин.
— Вот этого, пожалуйста, не надо, — сказала моя жена.
Я остался в ванной один и ближе к рассвету пришел к мнению, что «Цветы и комнатные растения Распутина» — отличное название для цветочного магазина, специализирующегося на продаже ядовитой флоры. У меня будет эдакий декадентский цветочный магазин. Но через четыре дня нам принесли ворох счетов. Вот тогда я и решил согласиться на предложение написать поваренную книгу. Для этого достаточно было всего-навсего поставить свою подпись.
— Вначале закончи поваренную книгу, а потом уж обсудим твою новую идею.
— Стефан… — снова начал я.
— Послушай меня, я уже много лет в этом бизнесе. Вначале сдай поваренную книгу. Вначале закончи ее, и поскорее.
Я что-то пробормотал, но мой немецкий редактор отчеканил:
— Мне она нужна через четыре недели или никогда. Если я не увижу ее через четыре недели, я аннулирую наш контракт.
— Не волнуйся, все будет хорошо, — пообещал я и повесил трубку.
Затем я заказал разговор за счет абонента с Чикаго. Мой друг Дэвид переехал в Чикаго, а я сам — в Нью-Йорк.
— Зачем ты меня разбудил? — спросил он. — И почему звонишь мне за мой счет?
— Я все тебе возмещу, Дэвид. Не кричи так, я в Олбани.
— Что ты там делаешь?
— Я здесь случайно. Слушай, как твои дела? Ты все еще пытаешься защититься?
— Я уже говорил, Роберт, люди защищаются годами, это тебе не романы писать. Докторская диссертация требует серьезной работы.
— Сейчас речь не об этом. Я в Олбани, я решил, что мне следует расстаться с женой, хотя бы временно, вот я и подумал: может быть, ты ей позвонишь?
— Что-что? Кому я должен звонить?
— Моей жене, Сказочной Принцессе.
— Почему я должен ей звонить? И что я ей скажу?
— Ну, что я временно от нее ушел.
— А почему это должен делать я?
— Потому что ты мой друг. Посуди сам, если она начнет плакать, я не выдержу и сломаюсь, ты меня знаешь, я сломаюсь; я на все всегда согласен, в случае необходимости она может меня даже убить, но если она заплачет, то я сломаюсь.
— Роберт, тебе нужен психиатр.
— Сказочная Принцесса сама психиатр, в этом-то вся и беда.
— Тебе вызвать врача? У меня родственники в Олбани, они наверняка знают врачей. Я давно с ними не говорил, но в случае срочной надобности они, конечно же, согласятся тебе помочь.
— У тебя всегда были хорошие отношения со Сказочной Принцессой, — сказал я. — Может быть, вы даже поженитесь. Это был бы идеальный вариант, я стал бы вашим другом семьи.
— Ты что, пишешь новый роман?
— Нет, я занимаюсь реальностью. Я не могу ей позвонить, это должен сделать ты. Если надо, скажи, что я сейчас в Японии, провожу исследование.
— Какое еще исследование? По проблеме рака?
— Я тебе заплачу, я подарю тебе все свои первые экземпляры, только, пожалуйста, позвони Сказочной Принцессе! И почему ты не хочешь на ней жениться? Для тебя это совсем не худший вариант, ты ведь не собираешься прожить всю жизнь один со своей собакой?
— Мне не нужны твои первые экземпляры, Роберт, и я тебя уже просил, чтобы ты не впутывал в свои фантазии мою собаку. А сейчас я хочу спать, мне не нужны ни вторые твои экземпляры, ни третьи, и, кроме того, я не хочу звонить твоей жене и говорить ей, что ты от нее уходишь. Я дам тебе телефонный номер своих родственников в Олбани; позвони им и скажи, что ты меня знаешь и что тебе срочно нужен врач, — это все, что я могу для тебя сделать.
— Я не могу слишком долго разговаривать — меня Ребекка ждет наверху в номере.
— Какая еще Ребекка? Проститутка? Ты что, опять таскаешь проституток?
— Нет-нет, она никакая не проститутка, как бы это лучше объяснить, она просто подбросила мне в подъезд одну вещь. Она очень похожа на Мата Хари. Вернее, она сама себя считает второй Мата Хари.
Я услышал, как Дэвид на том конце закряхтел и вздохнул.
— Ладно, Роберт, у тебя есть под рукой ручка и бумага? Мои родственники найдут для тебя врача.
— У меня нет времени ходить по врачам! — закричал я. — Мне нужно писать поваренную книгу, идиот! И еще мне нужно написать свой некролог, ибо я не могу доверить это третьеразрядным журналистам. Тебе я тоже не могу этого доверить, Дэвид, ведь ты даже не третьеразрядный журналист, ты третьеразрядный философ!
Я повесил трубку и высморкался.
Когда я вернулся назад в номер, Ребекка стояла у окна.
— Я уже два дня не меняла трусы, а для женщины это негигиенично, намного хуже, чем для мужчины.
— Правда?
— Да, — подтвердила она, — правда. Если бы ты был на уроках биологии чуть внимательней, ты бы это знал.
— Ребекка, — сказал я и сел, — я должен тебе кое в чем признаться. На самом деле я составитель поваренных книг.
Она внимательно на меня посмотрела и начала смеяться, она смеялась громко, почти истерически, я даже испугался.
— И какую же ты составляешь поваренную книгу?
— О польско-еврейской кухне. Такой, во всяком случае, был уговор. Я обещал написать поваренную книгу о польско-еврейской кухне.
— А ты что, знаток этой кухни?
— Не сказать чтобы знаток.
Тут она опять так громко захохотала, что я испугался.
В то же утро я дал объявление в «Нью-Йорк тайме»:
Порядочный джентльмен, составитель поваренных книг, ищет специалиста по польско-еврейской кухне для написания поваренной книги. Обещаю достойное вознаграждение.
Расплатился я ирландской «Мастеркард». Мне сказали, что объявление выйдет на следующий день.
