— Ну уж. нет, — не согласился я, — ничего хорошего я в этом не вижу. Самое лучшее — это обанкротиться из-за женщины, если уж суждено было обанкротиться. Это гораздо лучше, чем вложить деньги в какой-нибудь сталелитейный концерн, а потом вдруг узнать, что твое предприятие лопнуло. Своей матери я когда-то дал совет скупать антикварное серебро, так она после этого больше не оправилась. С финансами, правда, все обошлось, а вот с ее головой — нет.

В гардеробе Ребекка хотела сама надеть плащ, но гардеробщица ее опередила. Я всегда давал этой женщине хорошие чаевые.

— Здесь тебе подают пальто, — сказал я Ребекке, — поэтому не отнимай у этой бедной женщины ее хлеб.

Ребекка кивнула. Пока гардеробщица поправляла складки Ребеккиного потрепанного дождевика, я невольно вспомнил свою жену, точнее, ее рассказ о наркотиках, которые производятся в человеческом мозгу.

— Психиатры считают, — сказала она, — что все проблемы можно решить химическим путем. Химия приходит на помощь во многих случаях, во многих, но не во всех, к тому же не все химические проблемы можно решить с помощью таблеток.

Мы вышли на улицу. Я спиной чувствовал обращенные на нас взгляды. Работники этого ресторана были слишком скромны, чтобы дать понять клиентам, что они о них думают. Водитель уже открыл перед нами дверцу лимузина.

— Боже! — воскликнула Ребекка.

Это и вправду оказался новый лимузин, новехонький. В дальнем конце салона даже стоял водяной матрас.

Черт, Капано совсем спятил! Завтра же позвоню ему и скажу:

— Йозеф, я не просил у тебя лимузин с водяным матрасом. Я просил обычный лимузин, без водяного матраса.

А он мне в ответ скажет:

— Но я вдруг подумал, что водяной матрас тебя обрадует — ведь это удобно, особенно когда болит спина?

— Но у меня нет проблем со спиной!

— Ну, значит, у этой девушки проблемы со спиной.

— У нее тоже нет проблем со спиной, и вообще ни у кого нет проблем со спиной. Я просил просто лимузин, а вместо этого, неизвестно за какие бабки, получил водяной матрас на колесах.

— Я знаю, что лишние пара долларов для тебя не вопрос. Вот я и подумал, что водяной матрас тебе понравится. Водяной матрас — это же здорово. Мало кому удалось в жизни прокатиться на водяном матрасе на колесах, не так ли?

Такой примерно мог бы состояться между нами на следующий день разговор — я в этом не сомневался, ибо между нами уже состоялись десятки подобных разговоров.

Наверняка водяной матрас предложил кто-то из его приятелей: «Эй, Капано, у меня есть водяной матрас, разве это не находка для твоего знакомого? Этот Мельман — у него ведь денег куры не клюют!» А Капано наверняка ответил: «Это именно то, что ему нужно, ума не приложу, и как это он столько лет без него обходился?» Ведь это и правда из разряда предложений, от которых невозможно отказаться. И теперь — хочешь не хочешь — принимай водяной матрас на колесах!

— Это что, водяной матрас? — спросила Ребекка, слегка ткнув его пальцем, словно хотела убедиться в том, что матрас настоящий.

— Да, — сказал я, — это водяной матрас.

— Я еще таких не видела.

«Я тоже», — чуть было не ляпнул я, но вместо этого сказал:

— Да, сейчас такие делают. И если привыкнешь, другого уже не захочешь.

Я ползком пробрался в противоположный конец лимузина и сказал шоферу:

— Тони, мы едем в Атлантик-Сити. — И полушепотом спросил: — А на какую кнопку нужно нажать, чтобы задвинуть ширму?

— Там, сзади, — ответил он, — на том месте, где она сидит.

Он оброс двухдневной щетиной и вообще выглядел так, словно уже давно не спал.

Я ползком вернулся назад и опустил черный экран, отделявший кабину водителя от пассажирского салона. Теперь он уже не мог нас видеть, разве что где-то в машине были установлены видеокамеры.

Я понятия не имел, во сколько мне обойдется эта штука на колесах, но так было даже лучше — если вы хотите получить хотя бы минимум удовольствия, такие вещи лучше заранее не знать. На секунду я вспомнил господина Уильямса, который отнес меня к злостным неплательщикам. Собственно говоря, я и был таковым всю свою жизнь, лишь с небольшим перерывом — что-то наподобие интербеллума, — когда мои книги вдруг начали хорошо продаваться и я стал вовремя оплачивать свои счета. Но скоро я тратил уже столько, что писательство никак не покрывало моих расходов.

«Доброе утро, Роберт», — было нацарапано в записке, которую сунул мне в руку Йозеф Капано. Мне показалось, что пора наконец ее прочитать.

Еще только начало апреля, а тебя уже понесло. Видел издали твою мадам. Зубы у нее красивей, чему Иисуса Христа, да и шевелюра божественная.

Если будешь продолжать в том же духе, твой банковский счет скоро лопнет. Привожу список расходов, которые я сделал по твоей просьбе: Сигары — $ 50

Консультация в табачной лавке — $ 5

Туалетные принадлежности (в том числе презервативы) — $ 25

Такси — $ 16

Фотоаппарат — $ 8

Шампанское — это тебе в подарок.

Бокалы: украдены для тебя из бара, поэтому можешь их разбить.

Всех благ. Не трать все подчистую. Может, стоит открыть для тебя сберегательный счет или уже слишком поздно?

Ты враг рода человеческого — ты это знаешь?

С приветом, Йозеф Капано.

Я разорвал записку на мелкие кусочки и сложил их в пепельницу.

Моя мать визжала как резаная свинья, когда выяснилось, что все ее антикварное серебро практически обесценилось. До чего же люди неблагодарны: ты даешь им один дурной совет, и они всю жизнь тебе это припоминают, а твои двадцать добрых советов забывают!

Собственно, я придерживался всегда одной и той же тактики. Когда дела у какой-то компании начинали идти плохо, я скупал ее акции. Чем хуже шли дела у компании, тем больше я в нее вкладывал. Стоило мне прочитать в газете, что у крупной компании серьезные проблемы, я тут же звонил в банк и давал служащему распоряжение о покупке акций, словно чувствовал себя специалистом в таких делах. Но на самом деле я, конечно же, и есть настоящий специалист. Я верю в закон дефицита. Я считаю, что если все покупают яблоки, то надо покупать груши. Если все лезут на гору, надо спускаться с горы. Если все стремятся к счастью, остается злить судьбу, и если все простирают руки к Богу, то самое время отправляться к черту на посиделки. Собственно говоря, того же правила я придерживался и в отношениях с людьми: чем хуже у человека дела, тем больший интерес я к нему проявляю.

— У тебя много счастья было в жизни? — спросил я Ребекку.

Она задумчиво смотрела в окно. Похоже, она размышляла.

— Нет, — наконец ответила она, — не очень.

Отлично, подумал я, люди, которым до сих пор редко улыбалась удача, могут рассчитывать на везение новичков. «Везение новичков» — эту станцию я миновал уже несколько лет назад.

Я откупорил шампанское. Мы распили полбутылки. Ребекка улеглась на водяной матрас, сам я все так же сидел на диванчике. На классической волне звучал концерт для виолончели. Шелестел дождь. Ребекка задремала, а я стал думать о своей заблокированной кредитке и о пяти других кредитках, пока что не заблокированных, а также о семи мужчинах Ребекки и о докладе моей жены о невменяемости.

Затем я вспомнил тот день, когда моя будущая жена пришла-таки забрать свои трусы — их набралось уже штук четырнадцать. У нее был с собой небольшой саквояж, она поставила его на пол возле дивана. Трусы она засунула в полиэтиленовый мешок. Я не стал спрашивать, что у нее в саквояже. Трусы забирали, саквояжи приносили: жизнь — это неразрешимая загадка. Мы с ней по-прежнему много пили, но уже далеко не все подряд.

— Как там твои несовершеннолетние преступники? — поинтересовался я.

— Хорошо, — сказала она, — очень хорошо. Ты рад, что я забираю свои трусики?

— Да в общем-то, — промычал я, — они мне не мешали. Ты ко мне переедешь?

— А ты этого хочешь?

— Да, — сказал я, — это было бы здорово. Здесь, правда, не ночной магазин, но я могу для тебя что угодно разогреть.