Annotation
«Это — ни версия, ни вариация, ни продолжение известной пьесы Чехова, а только ироническая аллюзия на „Трех сестер“. Это пристальное рассматривание нескольких депрессивных шагов, на которые подвинулся мир с того времени, когда к нему присматривался Чехов», — так объяснил Януш Гловацкий замысел своей работы.
По словам писателя, эта гротескная пьеса — обо всем мире, хотя действие происходит в России, и героини произведения живут уже не в провинции, а в Москве и стремятся теперь в далекий Нью-Йорк. «В ней я пытался писать о вещах трагичных и грустных так смешно, как только могу, чтобы затянуть зрителей в ловушку, когда они сначала начинают смеяться, а потом призадумываются», — отметил Я. Гловацкий.
Януш Гловацкий
Действие первое
Действие второе
Януш Гловацкий
Четвертая сестра
Janusz Głowacki — Czwarta siostra (2000)
Перевод Борис Тух
Действующие лица:
Вера
Таня
Катя
Соня
Генерал
Бабушка
Коля
Юрий Алексеевич
Миша
Иван Павлович Петров
Джон Фримен
Костя
Степа
Милиционер
Действие первое
Сцена должна позволять мгновенные смены места действия и перестановки.
Картина первая
В настоящий момент слегка освещен только просцениум. Две молодые женщины быстрым шагом поднимаются на сцену из зала. Это Вера, старшая из трех сестер, заметно беременная, и Катя, средняя сестра. Катя на миг останавливается, чтобы переложить в полиэтиленовый пакет увесистый кусок мяса, который она прятала под пальто, и устремляется вслед за Верой. Обе исчезают за кулисами.
Просцениум освещается полностью. Оттуда доносятся два голоса из микрофонов.
1-й голос: В категории «документальный фильм» номинированы: Питер Коулз, «Дельфины и мы»; Франсуа Бернье, «Один день в Косово»; Гильермо Мартинес, «Бегство»; Джон Бернер, «Холокост опять» и Джон Фримен, «Дети Москвы».
2-й голос: Лауреатом «Оскара» становится… Джон Фримен за фильм «Дети Москвы».
Шквал аплодисментов. Музыка. В фокусе прожекторов вырисовываются американский режиссер Джон Фримен, мужчина средних лет в элегантном смокинге, и Соня Онищенко (ее должна играть совсем молодая актриса). Джон Фримен держит в руке статуэтку «Оскара».
Джон: Я благодарен членам Академии, столь высоко оценившим мою скромную картину. В этот вечер рядом со мной находится Соня Онищенко. Это потрясающая девушка. Она была удивительно правдива перед камерой, отдав моему фильму все сердце и всю душу.
Буря аплодисментов. Соня смущается. Световая вырубка. Просцениум погружается во тьму, Соня и Джон исчезают.
Картина вторая
Сцена представляет собою комнату, однако она не должна выглядеть вполне реалистично. Реалистичными должны быть только отдельные детали обстановки, вроде большого платяного шкафа. На заднем плане стол, вокруг него несколько стульев, на стене зеркало, занавешенное полотенцем. Там же что-то вроде окна. Совсем в глубине сцены угадывается кухня (достаточно обозначить ее газовой плитой и вытяжным шкафом). Направо за занавеской прячется некто, скрытый от публики. Налево, возле шкафа, видны несколько пар ботинок и шлепанцев и деревянная подставка для обуви. Слева, на просцениуме, в беспорядке стоят некоторые предметы меблировки, например, скамейка. Посреди сцены, лицом к публике, развернута широкая кровать, небрежно застеленная покрывалом. На кровати, лицом к публике, сидят Бабушка и Генерал. Бабушка, одетая в засаленный капот, выглядит то ли на 40 лет, то ли на 60; одним словом — дама неопределенного возраста. На полу перед Бабушкой стоит бутылка «Кремлевской» водки. В одной руке Бабушка держит пустую баночку из-под горчицы, в другой — банку с черничным компотом. Насмешливо смотрит в публику. Недалеко от нее сидит Генерал, отец трех сестер. На нем грязная футболка, одетая под мундир без пуговиц, и цивильные шаровары. Ботинки начищены до зеркального блеска. Генерал сидит, уронив голову на грудь.
Бабушка: Так значит, они требуют триста баксов?
Генерал кивает.
Бабушка: За то, чтобы снести вниз?
Генерал кивает.
Бабушка: С первого этажа?
Генерал кивает.
Бабушка(в возмущении трясет головой): Твой американский брат собирается к нам?
Генерал отрицательно качает головой.
Бабушка: Ну и житуха. Хоть ложись да помирай! А тебе побриться не помешало бы.
Генерал: Ходил я к парикмахеру. Вхожу, он сразу: «Вам чего?» Я опешил. Он снова: «Чего желаете?». Мне бы побриться, говорю. А он: «Вам в первую очередь голову надо в порядок привести». Я согласился подстричься, а на бритье денег уже не хватило… Очень любезно с вашей стороны, Акулина Ивановна, что навестили меня. Теперь вы знаете, кто вам друзья, а кто, так сказать, вам не друг, а портянка…
Бабушка: Так ведь вы для меня все равно что родня. Как-никак двенадцать лет прожили бок о бок. Как сейчас помню, как вы с моим покойным супругом вдвоем вернулись… то ли из Берлина, то ли из Кабула. Пьяные, пропахшие табачищем; триппером вас обоих вражеские шпионки заразили… Да и твоя покойная жена была мне как родная. Но триста баксов за то, чтобы снести с первого этажа… (качает головой).
Генерал: Акулина Ивановна, вы позволите задать вам три вопроса?
Бабушка: Спрашивай, сынок, спрашивай.
Генерал: Кто нами правит? Куда все деньги подевались? Когда все это кончится? И четвертый, в придачу: как нам жить?
Бабушка: Не знаю. Но триста баксов за то, чтобы снести вниз на один лестничный пролет — это стыд и срам!
Генерал: Державу на куски разодрали. Вцепились в нее, как псы в свиную тушу, и разодрали. Как суки позорные!
Бабушка: Возьмем моего Федю. Я давно собираюсь навестить его. Но там поблизости вампир шастает, вечером туда страшно пойти даже с собакой. За поимку вампира обещано 15 000 долларов. Пятнадцать тысяч! Анну Павловну помнишь?
Генерал отрицательно качает головой.
Бабушка: Такая плешивая тетка, в рыжем парике.
Генерал не понимает, о ком речь.
Бабушка: Прямая, как жердь. Походка у нее еще такая, как у цапли.
Генерал отрицательно качает головой.
Бабушка: Да знаешь ты ее, знаешь. Так вот, о вампире. Прошлым вечером он на нее набросился и как вцепится… Укусил ее за левую ногу… нет, за правую… нет, вру, за левую… а потом вырвал зубами кусок ляжки. Раньше, при коммунистах, жратвы было от пуза. А нынче народ голодает… Нет, в правую ногу вцепился, точно, в правую.
Генерал: Да я готов отдать и руки, и ноги, только бы матушка-Россия жила. Но что я могу? Моя покойная жена… хорошо, что она этого не видит. А вы, Акулина Ивановна, опять шлепанцы обуть забыли. Глядите, весь пол изгваздали.
