Ледяная ярость заставляла губы Славы каменеть и жёстко сжиматься: шлейф грязи начинал разворачиваться, первые сороки уже приготовили хвосты. Слушать этот трёп было невыносимо, но Лиля осветила события с другого ракурса, дополнив картину. Уточка, щёлкая клювом, не подозревала, что даёт свидетельские показания.
Тут у Лили в сумочке запел Таркан.
– У меня зазвонил телефон, – дурачась, процитировала она. И продолжила, доставая гаджет: – Кто говорит?
– Слон, – усмехнулась Слава.
А клювик негодующе скривился:
– Нет, Дэн! Чего ему надо? Всё уже выяснили, всё друг другу сказали...
– Ответь, – посоветовала Слава.
– Да пошёл он в жопу! – И девушка, сбросив звонок, кинула телефон в сумочку.
Она приняла на грудь пива, и ей, естественно, захотелось в дамскую комнату. Сумочку она оставила под надёжным присмотром Славы, и та, улучив момент, «срисовала» себе номер Дэна. Никакого желания дальше общаться с Лилей не было, Слава узнала всё, что хотела.
– Прости, Лилечка, меня срочно вызывают на работу, – соврала она.
– В Новый год? – изумлённо клацнула клювом разочарованная уточка.
– Рабочий график у меня ненормированный, сама понимаешь. Могут вызвать и с выходного, и с отпуска. Было приятно с тобой поболтать. Извини, мне пора.
Тревога звала её домой, пела стрункой в морозном воздухе. «Карина», – звенела она. Слава гнала машину, наплевав на ограничение скорости, пару раз её заносило на покрытой ледяным накатом дороге. Окровавленная половинка сердца стучала, рвалась стать целым.
Слава дважды уронила ключи, когда открывала дверь квартиры. Замок вредничал, некстати не поддавался, и она была уже готова вышибить эту проклятую дверь... Но та была железная – голыми руками не выбьешь.
Наконец она ворвалась в прихожую. В комнатах было темно, свет падал только из ванной... А на полу, в полосе этого света, лежала Карина.
Живая.
Она морщилась от ушибов, а в ванной валялась перевёрнутая табуретка. Подняв взгляд чуть выше, Слава увидела краешек верёвки, свернутой смертоносной петлёй.
Наверно, у неё был такой дикий, осатаневший взгляд, что сестрёнка в ужасе поползла от неё, забилась в угол.
– Я... Я упала, – лепетала Карина, вздрагивая всем телом. – Услышала ключ... ключ в замке... И пошатнулась... Прости... Слав, я больше не... буду...
Слава не помнила себя, не чувствовала, не слышала ничего, кроме пронзительного свиста боли. Рука сама выдернула ремень и принялась охаживать Карину по ягодицам, по бёдрам, по спине.
– Что ты творишь?! – рычала боль. – А о матери ты подумала? О матери, которая свою жизнь отдала, чтобы жила ты... И ты хочешь, чтобы это было зря?!
Карина сжалась на полу комочком и только вздрагивала. Маленькая, хрупкая, как чувство в груди. То самое, на тонких лапках. Оно уже из последних сил хрипело, слишком беспомощное под ударами, которые могли убить его, захлестать насмерть, и Слава уронила ремень. Пряжка звякнула, а следом на пол опустилась она сама – на колени рядом с сестрёнкой.
– Карина... Карина, а обо мне ты подумала? – сипло шептала она, гладя дрожащими ладонями мокрые от слёз щёки девушки. – Девочка... Ведь ты – всё, что у меня есть на этом свете.
Она не плакала – не могла. Лишь колючие отголоски царапали глаза, а грудь разрывалась от дыхания: слишком много воздуха было. Ладошки Карины легли на её щёки.
– И ты тоже – всё, что у меня есть, – серебристым полушёпотом дохнул родной голосок.
Броня сдалась, треснула. Пусть лучше будет больно сердцу, она была готова к боли, лишь бы Карина жила. Всё что угодно – за её жизнь, за её улыбку.
– Я люблю тебя, принцесса.
Приоткрытые, мокрые от тёплых солёных ручейков губы Карины порывисто дышали, прося поцелуя, а в глазах мерцал измученный свет счастья – радуга после грозы.
– Я так ждала, когда ты это скажешь...
Слава коснулась поцелуем её ресниц, потом скользнула губами по щекам, и только потом согрела дыханием ротик. Тот уже дрожал в готовности, сам тянулся за нежностью – самый красивый, самый сладкий и желанный на свете. Слава с ума сходила по этим губкам, боясь себе в этом признаться, а теперь они сами податливо и шелковисто раскрылись навстречу. Язычок Карины сперва робко отпрянул, покорно прогибая спинку, но потом начал ластиться юрким зверьком. Не разрывая поцелуя, Слава подхватила её на руки и выпрямилась. Пальцы Карины ворошили её короткие волосы, другая рука тесно и жарко обнимала за шею.
Слава опустила её на кровать, тут же сбросила на пол куртку, расшнуровала и скинула ботинки. Карина в трикотажных пижамных шортиках и майке казалась совсем юной, опьяняюще чистой и невинной – несмотря на то, что случилось с ней. Прильнув к Славе, она прошептала:
– Давай с этим повременим, пока я не проверюсь у врача. Мало ли...
– Хорошо. – Слава поцеловала её в глаза. – Но ты уж поскорее, ладно? Я не смогу долго терпеть.
Карина тихонько засмеялась, потёрлась носиком о её нос.
– Я постараюсь побыстрее. А пока ещё немножко поштудирую теорию. Чтоб быть во всеоружии.
– Договорились. Я жду. – Слава снова накрыла поцелуем её губы.
Это тоже было своего рода пыткой – целовать её и сдерживать дальнейшие порывы, но теперь стало легче. За терпение их ожидала сладкая награда.
– Побуду ещё немножко сестрёнкой, – шаловливо шепнула Карина. – И уже совсем скоро стану любимой, потерпи чуточку.
– М-м... Сестрёнок так не целуют, – засмеялась Слава.
– Как? – Карина притворилась непонимающей, а у самой глаза мерцали озорными искорками.
– А вот так.
Наверно, они побили рекорд по количеству поцелуев за один вечер. Их губы сливались после каждой сказанной фразы – то коротко и звонко, то тягуче и глубоко. Слава осыпала Карину ласковыми словами и сама таяла, растекалась воском, а та не оставалась в долгу – целовала в ответ и шептала влюблённо-нежные глупости. Это было и смешно, и сладко сердцу.
– Я всегда буду помнить тот день, когда ты постучалась ко мне в комнату, вошла и положила шоколадку на стол. Я всё помню, будто это было вчера... – Пальчики Карины шаловливо бегали всюду, щекотали, гладили и почёсывали. – Ты была такая... обалденная. В такой бандане прикольной, с черепом и костями.
Слава льнула щекой к ласкающим ладошкам, жмурясь до мурашек.
– Я её надела, чтоб людей не шокировать.
– Что, неудачно покрасилась? – хихикнула Карина.
– Нет, бритая была. Из-за жары. И по закону подлости, жара сразу кончилась.
– Даже представить себе не могу, как бы ты выглядела. – Пальчики Карины пробегали по волосам Славы, изображая машинку.
– Лучше не представляй, – усмехнулась Слава. – Не уснёшь потом.
Кожа на длинной изящной шее Карины была изумительной – тёплый шёлк, который хотелось гладить бесконечно.
– Что, примериваешься, как меня задушить? – хмыкнула девушка.
– Не говори глупостей, – без улыбки отозвалась Слава. – Не смешно.
Призрак петли повеял холодом, заставив их посерьёзнеть и умолкнуть на минуту.
– Прости, больше не буду. – Карина поёжилась и прильнула к Славе крепче.
– Не вздумай. И не смей. – Слава прильнула губами к её виску.
– А ты уже... нашла его? – В потемневших глазах Карины снова проступил ужас и боль.
– Нашла. – Слава всем телом ощутила, как Карина напряглась.
– И?.. – Сиплая дрожь голоса, затравленные искорки в зрачках.
– Пока ничего. Думаю. – Слава касалась дыханием лба Карины.
Та облегчённо расслабилась, потом устроилась в объятиях Славы поудобнее.
– Слав... Я прошу тебя. Не надо.
– Кариночка, мы закрыли эту тему. Всё.
Кофе на ночь – не очень хорошая идея, наверно, но Слава зачем-то пила его, глядя в зимний мрак за окном. С туркой возиться не стала, развела кипятком растворимый. Завтра – снова выходной, но о том, чтобы оставить Карину, и речи быть не могло. Просто невозможно, нельзя опять наступать на эти грабли. Три раза уже было, и четвёртого случиться не должно, потому что от раза к разу – всё хуже.