– Про фишечки поподробнее. – Голос всё ещё скрежетал металлом, замогильно гудя из глубин груди.

– Ну... – Карина тихонько засмеялась, морща носик, уткнулась лбом в плечо Славы. – То, как ты начинаешь дышать, когда я тебя обнимаю. Слав, прости, но ты пыхтишь, как загнанная лошадь. Ты, наверно, думаешь, что это не слышно, но... Это слышно.

«Вот сопля. Значит, всё знала и всё равно прижималась. Устраивала мне эти пытки инквизиторские. Засранка мелкая». – Кулаки сжимались, рука тянулась к ремню брюк, чтобы проучить эту белую, круглую попку, обтянутую лилово-розовыми кружевами.

– Ладно, допустим, ты меня спалила. Дальше что?

Хорошее настроение было разбито вдребезги, сердце расплющено в лепёшку, а нутро горело и рычало припёртым к стенке зверем. И зверь этот скалился и был готов кусаться, взбешённый, вспугнутый, захваченный врасплох. А Карина, сделав невинно-огорчённую мордочку, погладила Славу по плечу.

– Слав... Ну, ты чего такая убитая? Не надо... Не расстраивайся, прости. Наверно, не надо было мне так резко начинать этот разговор, но рано или поздно всё равно пришлось бы. Вечно скрывать это не получилось бы... Правда всё равно всплыла бы. И поверь, я не тот человек, которого тебе надо стыдиться или стесняться. Я... Слав...

Слава снова дёрнулась, будто её шибануло разрядом электрошокера: ладонь Карины поползла сначала по внешней стороне бедра, потом скользнула на внутреннюю, а дыхание щекотало ухо. Губы шевелились в горячей близости от поцелуя:

– Слав... Я долго думала, какой тебе подарок сделать на Новый год. Ты мне сделала – такой, что я прямо не знала, что и придумать такое... достойное. Денег у меня мало, поэтому я хочу подарить тебе то, что не имеет цены.

Горячая, повлажневшая ладошка Карины легла на щёку Славы, а губ тепло коснулся робко-осторожный, вопросительно-нежный поцелуй. Но Слава застыла в каменном холоде, помертвевшая, придавленная зимним мраком разочарованной горечи. Её рот сжался, она встала из-за стола, громко двинув стулом.

– Подарок этот был – просто так, от души. Без мыслей о каком-то ответе. И если ты решила за него... рассчитаться вот так, то это плохая идея, девочка. Потому что ты уже оценила это, как ты говоришь, бесценное.

Слава встала у окна, устало глядя во двор. Ребята катали снеговика, а у неё ломило в висках от горькой боли. За спиной повисла леденящая, тоскливая и подозрительная тишина. Когда Слава обернулась, по бледным щекам Карины медленно катились слёзы.

– Слава... Ты не поняла... Я... не рассчитаться! Я – от души, как и ты! А вовсе не за... шубу! Как ты могла вообще подумать такое?! Ведь я же чувствую... что я тебе нравлюсь... И ты хочешь этого!

– Чего я там хочу или нет, это мои заморочки, и я с ними разберусь как-нибудь. – Слава плеснула себе воды, чтобы смыть эту чёртову сушь во рту и утихомирить взвинченное стрессом сердце, залпом влила в себя полстакана. – Спасибо за твою щедрость, конечно, но одолжений мне делать не надо.

– Боже, какая я дура! Я не с того начала, – пробормотала Карина, закрыв глаза и растирая трясущимися пальцами виски. – Надо было просто переставить всё местами, и тогда ты восприняла бы это иначе... Слава... – Она открыла глаза, полные влажного блеска. – То, что ты чувствуешь ко мне – это взаимно. Я знаю, я дура, я всё испортила сама, но... просто поверь мне. Я люблю тебя. Прости, что всё так по-дурацки получилось... Я правда тебя люблю.

Буря отгремела, отлютовала, сердце теперь просто устало сжималось и разжималось – ничего не хотело, ничему не радовалось, не вздрагивало от счастья. Наверно, стресс вымотал все силы, выпил до дна. И слова «я люблю тебя» упали в эту пустоту, отозвавшись только глухой печалью.

– Принцесса... Ты – моя сестрёнка, мы родные люди, пусть и не по крови. Давай не будем портить эти отношения сексом. Ему не место в них. Ты ещё жизни как следует не нюхала, не определилась, чего ты хочешь от неё и от людей. Ты ищешь, пробуешь. Я для тебя буду только вот такой ступенькой поиска. И ты пойдёшь дальше. А мне будет больно. Я, знаешь, немножко устала от боли. Сыта ею по горло. Я умею с ней справляться, справлялась не раз, но... Больше не хочу. Ты ещё найдёшь своего человека. И я только порадуюсь за тебя.

Последнее слово упало сухо и надломленно-хрипловато – одновременно с каплей воды из крана. У Карины дрожало всё: губы, ресницы, пальцы и слёзы.

– Я уже нашла этого человека, Слав... Четыре года назад. И четыре года я этого человека люблю – с самого первого дня. Я его встретила на похоронах папы. И пока не нашла никого лучше, роднее, надёжнее, сильнее и прекраснее, чем он. А вернее, она. Ты. Ты – самая-самая... С тобой никто не сравнится. Никто и никогда.

– Ты просто плохо искала, принцесса. Ещё не вечер, – грустно усмехнулась Слава, снова садясь к столу. – Ну, ладно, хватит на сегодня бесед о высоком, пожалуй... Они здорово выматывают. Давай вернёмся к прозе жизни ради разнообразия. Позавтракаем, например. – Она глянула на часы. – А то у меня сегодня ещё тренировка... Хотя я чувствую себя так, будто на соревнованиях выступила. Выжата, как лимон.

Карина, ещё всхлипывая и вздрагивая, накладывала на тарелки геркулесовую кашу с ягодной заморозкой. Такого тускло-сосредоточенного, замкнутого, словно бы выжженного изнутри выражения у неё не было даже на похоронах матери. Всё сияние жизни ушло из неё, остался только усталый надлом, и Слава чувствовала лопатками холодящее дыхание вины. Но ничем помочь не могла. Хорошо, если б её саму кто-то реанимировал...

Придя в спортзал, Слава села на скамейку в раздевалке и закрыла глаза. Она поняла, что просто никакая сейчас. Не было энергии, силы будто утекли сквозь пробоину где-то под сердцем. Но она попыталась восстановиться: сидела и дышала под мысленный счёт, а потом приняла упор лёжа и отжалась пятьдесят раз. Перевела дух и сделала ещё один подход в полсотни отжиманий.

Силы и злость понемногу возвращались. Она отработала свою обычную программу на тренажёрах, поболтала со знакомыми ребятами, а потом перешла в секцию дзюдо. Там был и Виталик, её сослуживец по группе. Что сказать о Виталике? С виду – типичный «шкаф»: череп – под «ноль», в плечах – косая сажень, а лицо – Терминатор Терминатором. На работе это была пуленепробиваемая махина, способная завязать «клиента» узлом и сделать из него кубик Рубика. А дома, с женой и маленькой дочкой – просто большой и добрый парень, любящий и любимый муж и нежный папа. Внешность бывает обманчива. Очень.

На сегодняшней тренировке Слава обошлась с ним жестковато. Нельзя всё-таки давать эмоциям впутываться в другие области, где их быть не должно и где они могут только навредить делу. Слава знала это, но ничего с собой поделать не могла. Так хреново в моральном плане она себя не чувствовала даже после расставаний с девушками.

– Виталь, извини.

– Да лан. – Мощная рука хлопнула Славу по плечу. Он её и как женщину-то не воспринимал. Ну а что? Она сама приложила к этому все усилия и своего добилась. – Не в духе ты сегодня, что ли?

– Есть немного.

– А чё стряслось-то у тебя? Колись давай.

– Да так... Небольшие заморочки. Сестрёнка мелкая... чудит.

Виталик добродушно хмыкнул.

– Ох уж эти детки.

Да уж, дитятко. Напялило кружевные трусы и вертело попой.

Тренировка была окончена, они вместе вышли под мягкий, ласково щекочущий щёки снежок. Слава подбросила Виталика до дома: у того своей машины не было. Предновогоднее настроение безнадёжно спряталось где-то за сонными окнами старых пятиэтажек – не выудить, не вытряхнуть, как засевшего в квартире бандита. Что-то уже совсем ничего не хотелось. Ни ёлки, ни мандаринов. Вообще ничего. Всё это осталось в далёком детстве, ключик от которого потерялся.

– Ну давай...

– Давай. Увидимся.

Они простились рукопожатием у дверцы. Домой не тянуло. Слава мялась, скрипя ботинками по снежному накату, и Виталик, уже поднявшийся было на крыльцо подъезда, обернулся.

– Слав, ты чего?