— Не привыкать, — согласился Капралов. — Только денек-другой придется перекинуть, пока вода мало-мальски сойдет.

— Тебе видней. Скажи мужикам, выпишу по мешку овса. Чего еще?

— Трактор потребуется. Бензопила у меня есть, хорошо бы раздобыть новую цепь к ней.

— Позвоню на лесоучасток, договорюсь с Бондаренкой, — пообещал Алексей.

— Тебе-то не откажет.

— В общем, выручай, Кузьмич.

— Без моста какое житье? Сделаем, чай, не впервой…

И вот Афанасий Капралов, хлопая голенищами резиновых сапог, идет по селу с каким-то особенным воодушевлением и даже гордостью, как будто ему поручено наиважнейшее задание, да так оно и есть. Идет созывать мужиков, тех, что постарше и понадежней. Прежде всего не забывает заглянуть на пилораму к Василию Логинову. Там шумно, потому что прерывисто звенит дисковая пила.

— Доброе здоровье, Василий Егорович! — крикнул на ухо Логинову Афанасий. — Выключи эту балалайку! Во-от… Покури, и так напозгал штакетнику целую гору.

Щелкнул выключатель, стало потише, потому что работала только сама пилорама, через которую медленно ползло бревно, на котором сидел напарник Логинова, разжалованный шофер Иван Голубев, блеклолицый мужик в зимней шапке с ушами, закрученными за отворот.

— Ты, поди, догадался, почто я пришел?

— А как же! Небось опять собираешь артель? — улыбнулся Логинов.

— Дай, думаю, загляну сперва к Василию Егоровичу. Был бы я такой здоровый, как ты, мы бы и вдвоем накатали новый мост, — расхрабрился Капралов. — Значит, завтра утром собираемся у конторы. Выйдешь?

— Надо, Афанасий Кузьмич, надо. Без моста нам никак нельзя.

— Знаю, надо. Алексей говорит, пилораму ты на несколько дней оставишь: пусть тут Иван как-нибудь управляется, — кивнул он на Голубева. — Пока погожие дни, мы и сладим это дело. Смотри, как припекат!

Докуривая папиросы, они молча смотрят на покатое, в блестках лужиц поле, на перелесок, подрагивающий в теплом мареве. У Афанасия сегодня как бы праздник, под фуфайкой видна чистая рубашка, лицо побритое, в линяло-голубых глазах появилась беспокойная живинка.

— Позову еще Соколова да узнаю, кого из трактористов дадут. Ладно, побегу дальше…

Действительно, спокойно ходить Афанасий Капралов не может — все вприбежку. Василий Егорович, когда председательствовал, любил его за безотказность: что ни попросишь, непременно исполнит. Есть в нем какое-то радение ко всему, что происходит в совхозе…

В первые два дня заготовили и приволокли из леса трактором сосновые хлысты, теперь разделывали их на месте, ошкуривали. Звонко стучали топоры. Мужики любят артельную работу, а тем более такую, которая на виду у села и первоочередно необходима ему, поэтому на строительство моста всегда выходят охотно. Тут же гомонят после школы ребятишки, останавливаются потолковать взрослые. Самой деятельной фигурой является, конечно, Афанасий Капралов, он то орудует бензопилой, то обтесывает брус для перил, то командует мужикам, чтобы подкатывали очередное бревно. Под кепкой за ухом у него торчит карандаш, который он пускает в ход при разметке. Ведь старик-пенсионер, а диву даешься, откуда берется в нем эта энергия.

По реке гонят сплав: вот они, бревна-то, бери сколько надо. Прошлый раз стали так же ремонтировать мост, навылавливали небольшой штабелек, так сплавщики обратно потолкали бревна в воду. И сейчас эти крикливые, бойкие парни каждый день бегают с баграми по обоим берегам Сотьмы: спешат прогнать лес, которого горы наворочают за зиму раменские лесозаготовители.

На строительстве моста работа идет без понуканий от зари до зари: задание срочное. Наконец почти все готово, свежо белеют ровные бревна нового наката, прижатые тяжелыми продольными слегами; остается лишь пришить тесовый настил для машинной колеи. Мужики привольно расположились на взгорочке под развесистой ветлой, дымят сигаретами, посматривая на мост, на ходкую вешнюю воду, по которой плывут, глухо стукаясь, бревна. Остро пахнет сосновыми щепками. Где-то рядом звенит-заливается жаворонок. На горе весело сверкают окнами в нарядных наличниках белореченские избы, а за ними высоко в тепло-голубом небе возвышается колокольня. Дождавшись весны, наперебой голосят петухи. Все такое привычное, дорогое.

От села быстро скатился трактор с прицепом и, не останавливаясь, проскочил через мост: Сашка Соловьев только помахал рукой из кабины. Капралов погрозил ему кулаком:

— Ах ты, стервец! Смотри, сколько грязи нашлепал! Дал бы хоть доски наколотить — растрещило тебя!

— Вон мой соколик несется! — оживился Василий Егорович, заметив внука.

Миша подлетел к нему, обхватил шею ручонками, обрадованно прижался.

— Не рановато ли бегаешь без шапки? — спросил Василий Егорович, любовно поглаживая русую Мишину голову.

— Совсем тепло. Дедушка, можно по мосту пробежать?

— Можно.

Василий Егорович сидел на бревешке и, облокотившись на колени, наблюдал, как забавляется Миша, бросая с моста в воду щепки. Любимый внук. Нынче уж в школу пойдет.

— Миша, поди-ка сюда! — подозвал он его. Срезал топором ивовую ветку, сделал свистульку. Мальчишка обрадовался, принялся без умолку насвистывать.

— Ну что, мужики, доски прибьем и пошабашим, — бодро сказал Капралов.

Через час работа была завершена. Афанасий Капралов удовлетворенно смотрел на свое новое произведение из свежих сосновых бревен и с новой надеждой думал о том, что уж этот мост устоит против любой воды.

Весна оказалась на редкость ранней: в первой половине апреля сошел снег. Паводок на Сотьме еще держался, но с каждым днем становилось теплей, начали просыхать дороги на верхотинках, зазеленела молодая травка. А дни-то какие выстоялись долгие да солнечные! Желанная и хлопотливая пора для сельского жителя, когда все думы связаны с землей, а она, отдохнувшая, ждет новых трудов.

Алексей Логинов чувствовал себя деятельно, каждый день с утра до вечера был на ногах, стараясь поспеть всюду сам, потому что другой стиль руководства пока не оправдал бы себя. Дисциплина в совхозе расхлябалась, любое дело надо было контролировать самому, не полагаясь на специалистов. Особенно беспокоило состояние техники, она оказалась неподготовленной, и поздно уже было что-либо предпринять.

С утра Логинов пришел в мастерские. На полигоне, перед выездом в поле, было оживленно: тарахтели двигатели, громко разговаривали столпившиеся трактористы. Здесь же находились парторг, инженер и агроном. Начальства много, но ждут именно директора, его команды.

— Так, товарищи, разговоры в сторону: уже семь часов. Отправляйтесь, кто готов, в Макарово, остальные подтянутся, — распорядился Логинов и спросил долговязого, флегматичного инженера Савосина: — Геннадий Иванович, что у нас получается с техникой?

— Три ДТ с плугами, три — с лущильщиками, три «Беларуся» с сеялками и один с разбрасывателем удобрений.

— Мало. Собрать бы еще хоть небольшое звено.

— Где уж теперь, — развел граблистыми руками инженер. — Правду сказать, и посадить-то на трактора некого.

«Хороший мужик, но мягкотелый, смирившийся с положением дел», — подумал Логинов. Он-то знал всех односельчан, знал, кто на что способен. Подошел к плотному, широкоплечему бригадиру Силантьеву, самому опытному из механизаторов:

— Трогай, Николай Михайлович.

Трактора с прицепной техникой один за другим двинулись к дороге. Логинов с чувством облегчения пошел в контору. Начиналась районная планерка, которую вел заведующий недавно созданным сельхозотделом райкома. Доложил ему по рации, что выехали в поле, что сегодня будут вспаханы и продискованы первые гектары, подписал необходимые документы, дал распоряжения и отправился пешком береговой тропинкой в Макарово.

День был ясный, далеко просматривалась речная пойма, окутанная сиренево-теплой дымкой ольховников. По заливным лугам около не высохших еще полоев бродили, добывая корм, скворцы. Все радовалось весне, и все радовало сердце Алексея Логинова, родившегося и выросшего на этой земле, за которую теперь он был ответствен как руководитель хозяйства.