В первом отделении лежали украшения, которые она давным-давно не носила: огромные броши и шляпные булавки. Вера открыла второе отделение, полное жестяных коробочек. В одной лежали вышитые носовые платки – у каждого своя история, – а другая была набита фотографиями и дагерротипами. Вера открыла последнюю. На самом верху лежали снимки, сделанные во времена ее романа с Пьером – фотографом. Пьер столько раз ее фотографировал во время их длившегося год романа, что снимков, на которых Вере тридцать четыре, оказалось намного больше, чем всех остальных. Она стала торопливо просматривать фотографии: снимки ее парижских друзей, застывшие в неестественных позах родители, бабушка, нью-йоркские кузины. Эффектная фотография Чарлза – в бриджах для гольфа, он стоит, опираясь на клюшку, и курит трубку. А может быть, есть фотография Ласло? Нет, она, наверное, давно ее выбросила.

Под этими двумя коробочками Вера нашла коробку с гребнями, сохранившимися со времен, когда у нее были густые волосы. Среди них был и черепаховый, и серебряный, и гребень, выпиленный из рога какого-то животного. Из всех гребней она выбрала испанский – вдвое больше ее ладони – и вставила в волосы. Она бросила взгляд в зеркало и рассмеялась. Этот прекрасный гребень, съехав набекрень, едва держался в жидких волосах. Глаза ее лихорадочно заблестели. Да, такой вид может позабавить ребенка, подумала Вера, а может страшно перепугать.

Вера отложила в сторону гребни и открыла следующее отделение. В нем среди кружев она обнаружила китайскую трубку для курения опиума. Она взяла ее в руки и, погладив узор из цветов, улыбнулась воспоминаниям, как в начале девяностых годов они с Чарлзом ненадолго окунулись в жизнь парижского дна. Вера легонько затянулась и, к своему изумлению, через столько лет все еще ощутила вкус опиума. Нет, это тоже неподходящая игрушка для ребенка, подумала Вера, и убрала трубку на место.

Она открыла нижний ящик, самый большой из всех. Под лирой (ах, какая из нее получилась сирена!), обернутые в папиросную бумагу, лежали две куклы-марионетки – друзья ее детства. Как-то раз в свой редкий приезд домой родители привезли ей из Италии в подарок рыцаря и его даму. Вера сама путем проб и ошибок выучилась на прекрасного кукольника и, скрашивая одиночество в родительском доме на Пятой авеню, разыгрывала с марионетками приключение за приключением. Она взяла в руки рыцаря: он был в шляпе, кожаных сапогах, с мечом; на лице все еще красовались усы и бородка, а щеки по-прежнему розовели. Он был в безупречном состоянии. Его дама тоже была хороша собой: в синем бархатном платье, с косами из настоящих волос, с тонкой серебряной короной на голове. Вера посмотрела на них с грустной улыбкой. Эти куклы не были так уж искусно сделаны, хотя все же, наверное, могли заинтересовать пятилетнего мальчика.

И тут, рядом с бабушкиной Библией, она увидела то, что искала. Смешную механическую копилку – железную разукрашенную девочку с собачкой, которую она купила после войны на блошином рынке. Стоило вложить девочке в руку монету, как срабатывал механизм: девочка «кормила» монетой собачку, и собачка виляла хвостиком. Веру всегда умиляла нелепость этой копилки (собачка, поедающая монетки), и с ликующей улыбкой она вынула ее из сундука. Эта старая железная копилка всегда завораживала племянников и племянниц Чарлза, так что она наверняка покорит и юного господина Рихтера. Да, это то, что надо.

Вера медленно поднялась – вот теперь она готова одеться к выходу. Она позвала Амандину, а тем временем вытащила из шкафа юбку, блузку, жакет и чулки, и в ту минуту как она выбрала туфли, в комнату вошла Амандина.

– Мэм, вы собираетесь куда-то идти? – с удивлением и тревогой спросила служанка.

– Совсем недалеко, в гостиную, – ответила Вера. – Вы могли бы помочь мне одеться?

– Конечно, – пробормотала Амандина и принялась натягивать на Веру болтающуюся на ней одежду и застегивать крючки. – Знаете, ведь у вас все еще жар. Если вам чего нужно, я могу заказать…

– Хочется сменить обстановку, – обводя взглядом обшитую деревянными панелями каюту, сказала Вера. – И еще мне сказали, что в гостиной будет внук Ласло Рихтера, Макс. Я бы хотела познакомиться с этим мальчиком.

Амандина, расчесывая Верины волосы, согласно кивнула. Она убрала волосы в пучок на затылке и надела ей на голову модную фетровую шляпку. Верин туалет был закончен, и она поднялась с места, но сделала это слишком поспешно, у нее закружилась голова, и она рухнула назад в кресло.

– Вы и вправду хотите идти? – шепотом спросила Амандина.

– Конечно, хочу, – потянувшись за палкой и на этот раз осторожно поднявшись с кресла, ответила Вера. – Амандина, вы поможете мне принести в гостиную механическую копилку? Мне кажется, господину Рихтеру она может понравиться.

Когда женщины вошли в гостиную, она была почти пуста – большинство пассажиров первого класса в это время переодевалось к ужину. В углу комнаты сидели двое – ребенок и няня, и в огромном кресле мальчик – его ноги болтались высоко от пола – казался совсем крохотным. Он сидел, уткнувшись в большую книгу с картинками, и не заметил вошедших; но его няня, лениво штопавшая чулки, тут же обратила на них внимание.

Они сели неподалеку от мальчика и няни, Амандина поставила на столик копилку, и Вера достала из сумки кошелек с монетами. Она положила сантим на ладонь железной девочке, послышался легкий шум, за ним звон монеты. Фигурки задвигались, монетка исчезла.

Мальчик мгновенно выглянул из-за книги узнать, откуда доносится шум. Вера сделала вид, что этого не заметила, и дрожащей рукой положила вторую монету. После четвертой и мальчик, и няня уже стояли в двух шагах от нее.

– А мне можно попробовать? – с волнением спросил мальчик. – Можно я положу девочке монетку?

– Конечно, молодой человек, – сияя, проговорила Вера. – Держи.

Она протянула ему горсть монет, и, откинувшись на спинку кресла, стала наблюдать за мальчиком: он упоенно следил, как снова и снова повторялся трюк с девочкой и собачкой. Всматриваясь в черты ребенка, Вера пыталась найти в них какое-то сходство с Ласло. С грустью она подметила, что у него такие же пухлые губы, тот же разрез глаз и такие же тонкие руки. И хотя в чертах ребенка угадывались черты ее бывшего любовника, ей трудно было в маленьком человеке разглядеть сорокадвухлетнего мужчину.

– А как вас, молодой человек, зовут? – спросила Вера, когда у мальчика истощился запас монет.

– Максимилиан Ласло Рихтер, – четко проговаривая каждое слово, ответил мальчик. – Или просто Макс.

– Максимилиан Ласло, – протяжно повторила Вера; и хотя ее не удивило его второе имя, когда он произнес его, ее пробрала дрожь. – Какое славное имя.

– Это имена моих дедов. Но они умерли, – слегка пожав плечами, добавил мальчик.

– Умерли? – растерянно переспросила Вера.

Интересно, что он знает о своем умершем дедушке? Как это ни грустно, но Йозеф, похоже, понятия не имеет, каким был его отец.

– Что ж, здравствуйте, молодой человек. – Вера взяла маленькую руку в свою и с почтительным видом ее пожала, чем ужасно рассмешила Макса.

– Здравствуйте, – чуть смущенно ответил он. Не сводя глаз с железной копилки. – А где вы это взяли? Я тоже хочу такую!

– Я купила ее на большом блошином рынке в Париже, – погладив железную девочку по голове, сказала Вера. – Там никаких блох не продают, а продают забавные старые вещи. Эта копилка стояла на столе между сломанными часами с кукушкой и миской, расписанной синими ветряными мельницами. Мне кажется, моя покупка оказалась самой лучшей. Верно?

– Точно! – воскликнул мальчик.

Макс с любопытством посмотрел на Веру. Может быть, он узнал в ней ту женщину, что его мать навестила несколько часов назад, – больную старушку, которая в послеполуденные часы все еще была в халате.

– А как тебя зовут? – спросил мальчик.

– Ну, Макс… – Вера замешкалась. – Не желая сердить Йозефа, она не рискнула назваться своим настоящим именем. – Ты можешь называть меня… мисс Камилла.