Белое и черное пламя сливаются воедино. Мир беззвучно трясется и мелко вибрирует, новая волна боли окатывает меня, и внезапно я вижу. Огромная, в полнеба, скала нависает над нами, готовая рухнуть, удерживаемая только колонной смешанного огня. Чудовищная тяжесть наваливается на меня. Ступни касаются песка, но моя левитирующая сила пока что не сдается. Похоже, Кирису стало легче, поскольку он снова поднимается на ноги. Из его пасти исторгается рев, и колонна черно-белого пламени, вырывающаяся из наших с ним рук, сразу утолщается вдвое. Нависающая скала содрогается и поднимается выше. Впрочем, ненадолго: уже через несколько секунд тяжесть и боль усиливаются, и она начинает медленно опускаться. В том месте, где в нее упирается пламя, камень начинает светиться раскаленно-багровым светом, но в остальном не видно, чтобы наша комбинированная атака имела какой-то эффект. Я чувствую, как внешнюю тяжесть начинает усиливать усталость. Что происходит? Почему картина так отличается от обычной? Откуда взялась скала вместо "живых" персонажей сопоставимого с нами размера? Или опять тот же эффект нестыковки масштабов, что ранее описывал Кирис и с которым я столкнулась в междумирье?
Ступни окончательно упираются в песок, колени постепенно подгибаются. Я не знаю, что случится, если скала рухнет нам на головы, но внутри снова прорезается страх. Я не хочу умирать. Не здесь, не так, не сейчас. Страх переходит в панику, но я справляюсь с ней усилием воли. Да, умирать не хочется, но коли я взяла на себя ответственность, отступление - не вариант. В тот момент, когда я почти падаю, сверкает очередная вспышка - и рядом возникает эфемерное создание: что-то смахивающее на большую птицу, сотканную из радужных эфемерных кружев. У птицы человеческое лицо - прекрасное, идеальное, с равным успехом могущее принадлежать и мужчине, и женщине. Птица что-то восклицает, глядя на Кириса, но я улавливаю лишь шипяще-щелкающие звуки камиссы. На мгновение их обоих опутывает призрачная красноватая сеть.
Кто?
- Я Карина Мураций, - свозь зубы цежу я, почти теряя сознание от нагрузки.
Птица понимает мгновенно.
- Эщчэ Мартон Брыле, - откликается она.
Марта Брыль? Студентка, втянутая Майей в эксперименты? Откуда она здесь? Или... между ними установился канал. Слабый, но канал... Мысли путаются.
Птица разводит крылья в стороны, и от нее начинает струиться розоватое сияние, словно марево горячего воздуха. Сразу становится легче. Еще одна вспышка: гигантское существо, напоминающее летучую мышь-переростка, с огромными перепончатыми крыльями, горящими красным глазами и таким злобным выражением на клыкастой, но все же человеческой физиономии, что от него одного может прокиснуть молоко.
- Кара, я Марик, - коротко бросает чудище на Общем. - Держись.
Оно расправляет крылья и простирает их над нами. На мгновение давящая тяжесть пропадает совсем, но тут же возвращается. Еще одна вспышка. Бесформенная тень с горящими желтыми глазами без лишних слов (она вообще может говорить?) переплетает многочисленные то ли руки, то ли щупальца, и еще один ослепительный луч вонзается в скалу рядом с моим. Еще вспышка. Уже знакомое тумбообразное существо, правда, без катапульты на голове, упирается длинными передними лапами в песок, принимая на себя часть общей тяжести. Возникает Юно - он вбрасывает пылающий меч в хрустальные ножны, садится на пятки, запрокидывает лицо и замирает. Все новые и новые сущности появляются из ниоткуда, вступая в непонятное сражение с неведомым. Зачем? Разве они не понимают, что игры кончились? Кто они? Паладары? Связанные с Фучи и Киром друзья-паллийцы? Обычные люди? Здесь смертельно опасно, и надо придумать, как бы выбросить всех отсюда, приняв удар на одну себя...
Звонкий голос Фучи выкрикивает что-то, что я не понимаю. Я скашиваю взгляд. Девочка, шатаясь, поднимается на ноги, встает на цыпочки, кладет ладонь обезьяне на плечо и что-то лихорадочно шепчет. Обезьяна рыкает в ответ, но Фучи продолжает говорить. Несколько фраз спустя Кир опять что-то рыкает (я улавливаю имя "Риса") и мотает головой в мою сторону. Она переводит на меня взгляд и что-то говорит уже мне.
- Не понимаю, - отвечаю я сквозь зубы. - Фучи, мой автопереводчик не работает. Ne komprenas, - добавляю я чудом удержавшиеся в памяти слова. - Traduko... traduko ne funkcias.
Фучи, милая, ты же у нас умница и отличница. Ты поймешь.
Она понимает.
- Ne devas, - медленно и внятно говорит она. Потом она кладет обе ладони на мое правое огненное предплечье и давит на него, принуждая опустить руку. Видимо, её сильно обжигает, ее лицо искажается, но она не отступает и продолжает давить. - Ne devas. - Она поворачивается к остальным. - Ne devas. Нэ ду. Даммэтэ. Нье тшэмпа.
Я не помню таких слов - ни на эсперанто, ни на языках Паллы. Не знаю, что они означают. Но я понимаю, чего хочет Фучи: чтобы мы остановились. Но как я могу остановиться? Скала рухнет и раздавит нас всех, и моих студентов в том числе. Я не могу отступить и бросить их...
...но имею ли я право поступать по-своему? Я пришла на Паллу, чтобы защитить ее, спасти ее жителей - но могу ли я спасать кого-то против их воли?
Они дети. Они не понимают последствий. Фучи - славная девочка, но она не понимает...
А ты понимаешь? Ты знаешь, что происходит? Ты интерпретируешь события, исходя из собственного опыта. Ты считаешь, что скала - угроза, и так же считает Кир и прочие здесь. Но Фучи провела в виртуальности Арасиномэ в десятки раз больше времени, чем Кир, и она едва ли не лучше интегрирована с этаи, чем все остальные паллийцы, вместе взятые. Она уже не раз показала, что знает, что делает. Ей едва исполнилось пятнадцать местных лет, но она умнее и мудрее большинства взрослых.
Рано или поздно родителям приходится осознать, что дети выросли. Что их уже нельзя защищать и опекать так же, как раньше. Что нужно позволить им принимать собственные решения, какой бы страх за них ты ни испытывала. Остановись, Кара. Вспомни, сколько усилий приложил папа, чтобы не путаться у тебя под ногами, когда ты взрослела. Поверь Фучи. Допусти хоть на минуту, что она знает, что делает.
Я останавливаю поток пламени и опускаю руки. Фучи медленно убирает свои ладони, и я вижу, что они сильно обожжены. Вероятно, ей ужасно больно, но ее лицо спокойно. Она кладет руки на плечи Кириса и что-то говорит ему. Большая рыжая обезьяна рычит, но Фучи продолжает говорить, и обезьяна резко опускает лапы. В них опять зажата дубина, но сейчас она выглядит обычной деревяшкой, не сгустком клубящейся тьмы, как только что. Остальные растерянно переглядываются, и их ореолы и лучи исчезают, напряженные позы расслабляются.
И скала в небе начинает рушится на нас. Она быстро растет в размерах, заслоняя сначала две трети, потом три четверти небосвода, увеличивается раскаленное пятно в ее центре - и замирает. Фуоко стоит, выпрямившись, ее глаза закрыты, опущенные руки слегка разведены в стороны и обращены ладонями вперед, словно она готовится кого-то обнять. Мягкое белое сияние распространяется от нее, окутывает меня и Кира, смывает боль и тяжесть. Я вдруг чувствую спокойствие. Не холодную напряженную рассудительность битвы, не сонливость раннего утра, а безмятежный покой ясного солнечного дня в средней полосе - редкие перистые облака в голубом небе, тихий шелест древесной листвы под легкими порывами ветерка, далекий щебет птиц и деловитое журчание ручья. Скала замирает, и я чувствую, что окружающий мир странно изменился.
