видом на поля винограда, которые, казалось, были бесконечными.
- Ну и как?
Мы перешли от салата к обмену лепешками со свежими местными томатами,
артишоками, луком, грибами, покрытыми травами и слоем свежей домашней моццареллы.
- Невероятно, - сказала я. - Я даже не могу назвать это пиццей.
- Более здоровая ее разновидность. Еще вина?
Я кивнула, а не сказала, кусая уже в очередной раз.
Мы насладились несколькими минутами тишины, а потом я спросила Макса, пишет
ли он все еще сценарии к фильмам.
- Все время.
- Ты собираешься снять один из них?
Макс глотнул вина, поставил бокал на стол, и тяжелый вздох покинул его рот.
- Вероятно, нет.
- Почему?
- Сейчас я пишу только для себя. Думаю, я сказал все, что хотел сказать в фильмах,
которые уже сняты.
Было что-то в его лице, что сказало мне – он не хочет разговаривать об этом. Может
быть, что-то типа сожаления, или раскаяния, или… может, истощения.
- Не уверен, как долго собираюсь заниматься этим, - сказал он. И быстро добавил. –
Но это только между нами.
Я представила, что фильм, который он снимет с нашим клиентом, Жаклин Матерс,
может быть его последним. Я прочитала сценарий и подумала, что это может стать
удивительным фильмом. Думать о том, что я сыграла какую-то небольшую роль в
создании того, что может стать последним фильмом Макса Далтона, было захватывающим
и пугающим в то же время.
Наиболее важен, однако, тот факт, что он явно поделился секретом со мной. Он
доверял мне достаточно, чтобы рассказать о том, что он подумывает выйти из бизнеса. Нет
никакой возможности, что я разрушу его доверие.
- Хорошо, - сказала я. – так ты пишешь для себя. И все эти сценарии повсюду у тебя
валяются?
- Нет, не валяются повсюду, - он улыбнулся. - Я храню их все в ящике письменного
стола. Который, - добавил он. - Заперт, так что, даже не думай украсть и продать их на
Ebay.
- Чего?
Макс от души рассмеялся.
- Боже, с тобой весело дразниться, ты знаешь это?
- У нас неплохой стеб.
- Да, это так.
Он поднял свое вино, мы чокнулись и выпили.
Мы провели, по крайней мере, еще один ленивый час, разглядывая виноградники,
разглядывая друг друга, поддерживая, по большей части, легкий разговор.
- На что он способен?
Я пожала плечами.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты рассказала мне, что он сделал той ночью, но там есть что-то еще?
- Нет.
Его брови приподнялись.
- Честно?
- Честно. И я бы предпочла не разговаривать о нем сейчас.
- Оливия, если я буду защищать тебя, я должен знать…
- Я не нуждаюсь в твоей защите - сказала я, немного более едко, чем предполагала.
– Если он вернется, я вызову копов.
Макс покачал своей головой.
- Они ничего не сделают. По крайней мере, пока он не пересечет последнюю черту
и попытается причинить тебе боль, или, на самом деле, навредит тебе.
Я знала, что он был прав. К тому же, был главный аспект, почему я держала его
подальше от моей семьи.
Но в этот раз, тем не менее, сейчас, когда Крис появился в Лос-Анджелесе, я начала
думать, что вероятно, там было намного больше одержимой, управляемой злости. Но, что
мне делать? Рассказать об этом страхе Максу? Что тогда? Я точно не знала, на что вообще
Макс был способен. На самом деле, я хотела, чтобы Крис убрался обратно в Огайо, и
оставался там.
В равной степени, я хотела уйти от темы Криса. Это должно было быть
воображаемое бегство в выходные. Они так начались, но Макс беспокоится насчет Криса и
отвлекся. Я должна вернуть вещи на свои места.
- Расскажи мне побольше о себе.
Он посмотрел на меня.
- Что ты хочешь узнать?
Я секунду раздумывала над этим, потом ответила:
- Обо всем.
- Это долго.
- Мы торопимся?
Макс улыбнулся и глотнул своего вина. Потом он рассказал историю своей жизни.
3.
Оказывается, что он тоже со Среднего запада. Так что у нас было кое-что общее. В
тот день, когда я встретила его, позднее я отправилась на поиски его в Интернете, я не
видела никакой информации об его происхождении, кроме его возраста. Его страничка в
Википедии состояла в основном из профессиональных данных, тогда мне было это
интересно, но теперь мне нужно было узнать больше о Максе-мужчине, а не Максе-
Большой-Голливудской-Шишке.
Он был единственным ребенком. Его отец занимался продажей одежды для
мужчин, его мать была учителем, оба, из которых хотели, чтобы Макс пошел в колледж и
получил степень по бизнесу. Но Максу это было не интересно.
Большинство его подростковых лет прошло в кинотеатрах и библиотеках, поглощая
фильмы и литературу. Он был абсолютно увлечен идеей о выборе персонажей и истории,
выходящей, казалось бы, из ни откуда. Он сказал, что помнил ночи в кровати, таращась в
потолок, в полном изумлении, что великие фильмы и великие книги начинались с пустой
страницы, и чьи-то мысли, желания и мечты заполнили страницы в виде персонажей и
истории.
Кое-что из ничего. Даже плохие книги и плохие фильмы были продуктом чей-то
тяжелой работы и воображения, так что, по мнению Макса, они заслуживали уважения,
даже если они лично к нему не обращались.
Он начал заполнять тетради идеями, - сюжеты, персонажи, сцены, - все огромная
мешанина из вещей, которые текли из его головы, когда ручка касалась бумаги. Так он
проводил большую часть своего свободного времени. Даже несколько раз это было время,
в которое он должен был учиться.
Когда ему исполнилось шестнадцать, он прекратил ходить в церковь, к огромному
разочарованию своих родителей. Это не было его отказом от его воспитания, поскольку у
него было новая направленность. Все, что он хотел делать, - это писать и любое время,
которое он тратил не на это, по его мнению, было зря потраченным. Когда он озвучил свое
желание прекратить проводить по два-три часа каждое воскресенье в церкви, разгорелась
огромная дискуссия, и он ушел из дома на три дня.
- Я должен был вернуться. У меня не было денег, а дома была еда, - сказал он мне с
ухмылкой.
Его родители были счастливы, что он вернулся домой, по крайней мере, в первую
ночь. На следующий день он начали раздавать указания: больше школьных заданий,
меньше времени играя в то, что его отец называл «время-потраченное-на-писанину», и
главным требованием стало – продолжить ходить в церковь.
Макс сдался. Он продолжил ходить в церковь, но проводил больше время
занимаясь написанием в голове. Тогда он и осознал, что его память, как стальной капкан –
он мог записывать мысли, даже редактировать их, и когда он приходил домой, он мог
неистово строчить их в круговороте восторга.
- Это было подъемом, - сказал он. – Тот факт, что я мог делать это, был большим
доказательством для меня, что я был рожден, чтобы стать писателем.
Итак, это работало некоторое время. Потом пришла неизбежная схватка с его
родителями о том, в какой колледж он поедет учиться. Они, конечно, хотели, чтобы он
пошел в местную, государственную школу, куда бы пошел его отец, если бы у него были
умственные способности и деньги, когда он был в возрасте Макса. Макс был непреклонен
в своем желании пойти в киношколу. Его родители сказали, что нет ни малейшего шанса,
что они станут платить за него, если он пойдет в Калифорнийский колледж в Лос-
Анджелесе, где Макс хотел начать свою студенческую работу, а потом представить ее
киношколе на своем первом году обучения, как было указанно в требованиях к
поступающим.
Его родители даже не хотели, чтобы он подавал заявление в Калифорнийский
колледж, но он отправил его вместе с гонораром, оплаченным из его сбережений от
