Литмир - Электронная Библиотека

В голове «СИНЕМАльными» мыслями мелькали невыполнимые фотосюжеты… Так ничего и не придумав, я резко встал, в сердцах матерным приговором плюнул на стенд и отправился в сторожку… Придя в комнату, постоял в замешательстве возле «штабеля ключников», медленно оглядывая каждого злым, ненавистным взором. Очнувшись от грешных мыслей, подошёл к столу и налил в стакан спирта. Выпив, в опустошённом раздумье присел на табурет и закурил… Открыл носком сапога дверцу тумбового стола и обнаружил то, что надо по «законченной маэстральности», – лежавшую в нём тюбетейку Кульмандиева. Вдохновение тайфунной волной рванулось в зал!..

Прибил у сапог статуи Свободы покрашенную в синий цвет солдатскую пилотку и написал белилами на ней: «Ля Франсе». Сложил из грязного вафельного полотенца подобие чалмы и прибил её тоже вместе с тюбетейкой. Размашистым кистевым мазком подписал под ними фразу: «Англо-германские басмачи на службе у акулы империализма!»

– Всё! Готово!.. Красотища-то какая!.. А-а?! Какова политдиспозиция?! Просто изюмительно! Никаких лишних буржуйских политесов! Я в восторге! Поощрят! Наверняка поощрят! «…щрят… …рят… …отпорят… …рят…» – зазвенело тихими отголосками камертонного эхо в многочисленных уголках тёмного зала…

Ещё и ещё раз оглядел стенд… И скулящая тоска стала медленно вползать в утробу, разъедая душу… За окном светало…

«Что же делать?! Что же, бл…, делать?!» – пожарной рындой заколотилось в сознании, отдаваясь набатной болью в висках и затылке… «Скажу, что не справился с ответственным заданием… Хотел как лучше… Но, увы, не получилось… Не-ет! Это детский лепет! А эти малахольные гаврики ключники… Их до обеда не раскачаешь… А капитан приедет утром, к семи-восьми часам… Раскатил губища-та! Поощря-ят! Наградя-ят!.. Поощрят, блин! Бесплатной пластической операцией с головы до пят!..»

В череде сменяющихся сценариев расправы и держания ответа «за допущенные огрехи» озарением яви нарисовался спасительный постфактум от пролога военного самосуда капитаном Зверюгиным, сержантами-«опричниками» и «старейшинами» роты… «Это не соломинка… И не бревно… А-а?.. Мать честная! Целый плот!..»

Волчком развернувшись на месте, поспешил в каптёрку. Там допил остатки разбавленного спирта, перевёл дух, закурил и «присядом» плюхнулся на топчан. Метаморфоза по загубленной, «зачмырённой»

службе более не давила на «седалищный нервь». Я знал, что делать!.. Как добавить «жёлтенького»…

За руки, возком перетащил всех троих ключников в зал, к стенду, и разложил их по его углам, всунув им в ладони кисти, молоток и веник… «Вот и законченный этюдик хеппенинга!.. Погоди, погоди… Нет законченности… А что со мной?.. Меня же за двадцать шагов видно… Что я был с ними заодно… Помятая нетрезвая харя, перегар… Здесь невысыпанием не прикроешься… Думай! Торопись! Набрасывай последние штрихи андеграунда своих инсталляций!..»

Облил красной краской солдатское полотенце. Добавил на пятна растворителя – для убедительной въедливости и перебивания спиртного запаха – и повязал бутафорную вафельную примочку на голове: якобы мне разбили голову табуретом… «…Дедовали, мол, ключники! Праздновали черпачество!..» На теле жёлтым, чёрным и синим растворителем «скамуфляжил» синяки и ссадины… Надел форму, закурил, задумался, вновь проворачивая в сознании, «как всё было!»… «Мол, выпили ключники… Обкурились… И вместо помощи мне… Стали меня одного по ранжиру строить… Учить кулаками и ногами уму-разуму… Показывали, мол, кто здеся, на объекте, художник… Долго спрашивали, понял али нет!.. Возможности доложить-позвонить не было… Временами терял сознание от изуверов… Не подчиняясь их требованиям рисовать стенд вместе с ними… Да-а, мол, вы и сами всё наглядно видите!..» Лёг на топчан и заснул безмятежным мертвецким сном…

Потом уже меня долго, говорят, будили. С матерной истерикой тормошили и поднимали сидмя на топчане, я вновь падал, как неваляшка, только в обратную сторону. В каких часах утра и сколь долго продолжалась эта нервотрёпка, я и понятия не имел…

* * *

Очнулся в лазарете…

Некий леший в белом настойчиво тряс меня за плечо, поднеся к носу вату с нашатырём. Раскрыв глаза линзовым кругозором, я зачихал от удушья. Фельдшер склонился над моим лицом и с еврейским акцентом, картавя, ехидно спросил:

– Жив, коматозник?! Ты что, художник-бодуножник, клея бээфного облопался?! У нас здесь с солдатами такая напасть случается! На многих стройобъектах он бочками стоит! А чего голову красной краской облил?!

– Мне разбили банку об неё… Хотели, наверное, ликвидировать… Заставляли растворитель пить… – прохрипел я, хватая воздух ртом. – Дайте воды… Воды дайте!..

– Ну, отдыхай, художник… Вечером приедет капитан, который определил тебя сюда… Служивый! Принеси ему воды!.. – приказным фырком обратился он, уходя, к сидевшему на койке больному солдату.

Жадно, с прихлёбом выпив пол-литровую кружку воды, я выяснил у него, в какой санчасти нахожусь и что творилось, когда меня привезли в эту «клинику»…

Медчасть была от воинского «желдорбата», в солдатской терминологии – «жондорбат» железнодорожных войск… А как привезли? Как обычно, на носилках… В душе затеплилось: родные пенаты, ведь сам окончил железнодорожный техникум на техника, машиниста электровоза. И мяучной радостью поведал об этом «лазаретчику»…

– Ты только не шибко радуйся!.. Здесь солдаты не на паровозах рассекают! А чумавозными дизелями шпалы на себе возят!.. Ну да ладно, это я так, к слову… Гриша!.. – И протянул руку…

– А-а?! М-да… Саша… Борисов…

Пожав ему ладонь, я в тревожной задумчивости отвалился на подушку… «Вот тебе Маркиза-кот! И картины Карабаса в мазутном солидоле! Не дай бог оставят здесь… Пудовые кувалды, гаечные ключи с ладонь, кирки с костылями, совковые лопаты с тачками будут полновесно обеспечены всем сроком службы!.. Нет!.. Художник я! Художник! – мысленно вопило сознание… – Не дали, суки борзогенные, стенд оформить! Воплотиться таланту!..» Костеря судьбинушку, я не заметил, как вновь погрузился в муторный, ещё похмельный сон…

– Сол-да-а-ат!.. Подъё-о-ом!.. – Голос пробивался с нарастанием сквозь серую, липкую дрёму. – Бо-ри-со-глеб-ский!.. А-аю-шки-и!.. Про-сы-пай-ся!.. Ху-до-ба-а!.. Ан-де-гра-унд-ная!..

Открыв глаза, увидел пред собой того самого глянцевого ефрейтора, «ординарца» капитана Зверюгина, ехавшего со мной в уазике на объект Генштаба… На плечах старшего солдата был накинут белый медицинский халат. Лукавая, самодовольная улыбка предсказывала крупные, крутые изменения в моей солдатской карьере…

– Я Борисов… Александр… Почему Глебский?..

– А па-па-патаму… М-м-ма-эстро!.. – захлёбывался он дурашливым смехом. – Будет с тобой как в средневековом Киеве… Где убили благоверных князей Бориса и Глеба!..

– За что?! Я же!..

– Ты, бедолага, хороший! Ты пушистый! Прохиндей!.. – злорадно глотая слюни, продолжал смеяться ефрейтор. – Думал, ты самый умный! Шелленберг, бл…!..

Я перебил:

– А откуда вы знаете про андеграунд?..

– Чебуреки рассказали!.. Долго каялись… Прощения просили… Все трое, по отдельности измышлять не могут!.. В ногах валялись… Почти сапоги лизали у Зверюгина… Думаешь, их били?! Да их и пытать не нужно было! Капитан сказал им, что отправит всех домой по комиссации, с позорной статьёй в военном билете… А для них в кишлаках, аулах и ярангах это равносильно… – Ефрейтор смаковал, подбирая фразу. – Кульмандиев, как ишак, орал!.. Сопливыми слезами поливал пол перед нами!.. «Вай-ай! А-а-вай! Капитана, не губи!.. Комиссюещь – нэт мнэ дорога домой!.. В родном кишлаке не поймут!.. Прокажённым для достопочтенных буду!.. И я не знаю тогда, командира, что мнэ делать! То ли застрелиться?! То ли утопиться?! То ли на тэбе, капитана, жениться?! Что, в общам, одно и то же!.. Не отдадут за меня невесту Роксан! Не отдадут! Полкалыма за неё уже уплочено! Возьми две тысяч! Вторую половину копиль маль-помалю…» Якут Васильков подвывал рядом с ним, что он не пил! Якуты вообще не пьют! Якуты кита есть любят!.. Мол, надышался растворителем… И всякое такое… Что впроголодь живёт на объекте… На финский салями, осетрину с икрой еле-еле хватает… Что у него никаких Роксанов нет! И калымов, стало быть, тоже!.. А вот приготовленный продуктовый презент сожрал шайтан-художник Борисов!.. «Шайтян, бл…! Шайтян!.. Мамой клянусь!..» – поддакивая, продолжал завывать в это время Кульмандиев…

7
{"b":"547120","o":1}