Я склонилась к законнику и раздраженно поинтересовалась.

— Господин Цомик, что делает инквизитор на стороне защиты?

Старичок смущенно хмыкнул, потом пояснил:

— Когда вы не появились в зале суда, господин Тиффано с уверенностью заявил, что вас можно не ждать. Заявил о том, что не поддерживает обвинение. И вспомнил параграф церковных изложений, забавный прецедент, должен вам сказать, право, он достоин упоминания в моих…

— Перейдите к делу, пожалуйста! — перебила я его.

— Так а я о чем? — обиженно надулся законник. — В церковных процессах, где обвинением выступает Святая Инквизиция, она имеет право назначить своего представителя на сторону защиты. Принудительно. Старая норма, давно уже никто не пользуется. Но, увы, действует до сих пор, я не смог опротестовать. Думаю, что…

— Моего свидетеля вы заявили?

— Нет еще.

— Вот и отлично. Вызывайте сейчас.

Я откинулась на спинку скамьи, разглядывая, как обвинение в лице толстяка кардинала с гневной патетикой вопрошает у текущего свидетеля, бордельной девки, как она могла терпеть нездоровые, богопротивные пристрастия обвиняемого. Все пошло коту под хвост! Весь мой план, тщательно выверенный узор интриги оказался грубо разорванным этим гаденышем, и теперь только и остается наспех сшивать концы с концами, сметывая все грубой ниткой. Я бросила взгляд на карандаш, который держал Кысей, нервно постукивая им о стол, и некстати вспомнила горячую руку у себя на груди, робкое прикосновение губ… Да чтоб тебя разорвало и бросило! Я тебе устрою веселье, обхохочешься. Нагло развалилась на скамье, заставив Кысея еще больше потесниться и едва сдерживая желание грубо спихнуть его со скамьи. Госпожу Розмари уже вызывали, поэтому я не смогу допросить и вскрыть ее неприглядные делишки с воягом Наварро, которому она продавала информацию, а значит вояг Хмельницкий лишился еще одного козыря против своих врагов. Не смогу вызвать Пиону для допроса, чтобы очернить обвинение и поиграть на нервах у инквизитора. Капитан Лунтико уже дал показания, поэтому я не смогу поинтересоваться, откуда у скромного капитана городской стражи появились деньги на посещение дорогого борделя, и почему он так удобно оказался там в момент убийства. Но самое главное, я не смогу повесить убийства Серого Ангела на скромную экономку борделя. А вот это очень плохо.

Я должна была сразу заподозрить, слишком разительным было фамильное сходство этой сухой чопорной дамочки и высокомерного кардинала. Они даже губы поджимали с одинаковым выражением лица. Интересно, кардинал действительно думал, что я не пойму, кто его источник информации в борделе? Подкинуть часть ворованных денег и пару страниц из приходской книги в комнату экономки, а потом сообщить о своих подозрениях сводне, было таким пустяком, что стыдно сказать. Интересно, что она с ней сделала? Хотя думаю, что экономки уже давно нет среди живых. Но вряд ли это она убила своего брата. Походка того человека, что прошел мимо меня, определенно была мужской. Но упустить такой шанс свалить все на нее — не прощу! Я так задумалась, что пропустила, как законник вызвал свидетельствовать Матильду.

Господин Цомик кивнул мне, и я встала со своего места, не удержавшись от маленькой подлости — обходя инквизитора наступить ему на ногу.

— Как вас зовут?

— Матильда Эрих, — тихо сказала старая женщина, испуганно глядя на меня.

Я ободряюще ей улыбнулась и попросила.

— Говорите, пожалуйста, громче, Матильда. Вам нечего бояться.

Она послушно кивнула, робко улыбнувшись в ответ, и кинула жалостливый взгляд на Николаса.

— Вы знаете Николаса Иптискайте?

— Да, я знала его еще ребенком, его и Елену.

— Расскажите, что случилось сорок лет назад, когда была убита его мать.

— Возражаю, ваша честь! Как это может быть интересно суду? — взвился кардинал Блейк.

Я проигнорировала вопрос. Вместо меня поверенный Цомик тяжело поднялся со своего места и парировал:

— Ваша честь, защита считает необходимым выяснить подробности смерти Елены Иптискайте, что слишком похожи на рассматриваемые убийства.

Отец Валуа скривился, но все же кивнул.

— Продолжайте.

— Что тогда случилось, Матильда?

— Елена на сносях была. Жила с сыном во флигеле при борделе, там же и обшивала девок этих гулящих. В тот день одна из них к ней прибежала, спрятаться от пьяного клиента. Только он следом пришел, стал Елену допытывать, где девка. А она молчит. Он ее, бедолашную, ножом в живот ударил. Ушел, а Николас все видел, под кроватью прятался. Елена еще живая, и дите живое, наружу просится…

Старуха замолчала, давясь слезами, и я подала ей стакан воды.

— Продолжайте, Матильда.

— Девка убежала, а мальчик остался. Елена сына просить стала, чтобы помог ей. Ножницы подал. Дите ведь еще спасти можно было. Сама она умирала уже, а дочку спасти хотела…

Лицо инквизитора стало белее мела, он вцепился в карандаш так, что побелели костяшки пальцев. Слушая Матильду, я подошла к столу защиты и не без усилия отобрала у него карандаш. Он удостоил меня лишь невидящим взглядом, явно находясь под впечатлением тихих слов старухи, звучавших оглушительно громко в притихшем зале.

— … Так я и застала их, Елену в луже крови и Николаса, качающего на руках малышку. Но девочка уже мертва была. А у Николаса… Ни единого темного волоска на голове, весь поседел…

— То есть вы утверждаете, что Николас не убивал свою мать?

— Не убивал, — твердо ответила старуха. — Это все тот помчик окаянный. А Николас всего лишь помог матери разрешить от бремени. Пусть и таким страшным образом!

— Вы упоминали в нашем разговоре, что Елена еще потом в себя пришла?

— Да, совсем ненадолго. Она сквозь забытье напевать стала, ту колыбельную, что постоянно пела, пока с дитем ходила. Все спрашивала, сынок или дочечка? Ну как я могла ей правду сказать? Я и соврала, что девочка жива…

Она крепко сжала стакан трясущимися руками. В зале стояла такая мертвая тишина, что было слышно, как ее зубы стучат о стакан, она расплескала половину. Я покрутила в пальцах карандаш, постучала им о свидетельскую стойку, привлекая ее внимание.

— Вы можете продолжать?

Матильда горько всхлипнула и подняла на меня полные боли глаза.

— Могу, — прошептала она.

— Как называлась та колыбельная, вы помните?

Старуха кивнула и очень тихо произнесла:

— Колыбельная Мертвых земель.

— Спасибо. У меня нет вопросов.

Кардинал Блейк потоптался в нерешительности, но тоже промямлил, что не имеет вопросов. Люди в зале перешептывались, особо чувствительные дамы даже всхлипывали. Матильду отпустили на место, а я вернулась на свое, задержавшись подле красавчика. Наклонилась к нему и шепнула на ухо:

— Весело, правда? То ли еще будет…

Какие у него прекрасно очерченные скулы, когда он злится. Кысей скинул мою руку с плеча и прошипел:

— Оставьте меня в покое!

К сожалению, я не чувствовала теперь его эмоций. Клятый алкоголь притупил начисто все ощущения, а еще меня продолжало клонить в сон. Это может вызвать непредвиденные осложнения со следующим свидетелем.

Поверенный Цомик с моей подачи заявил о повторном вызове Николаса Иптискайте, в связи с открывшимися обстоятельствами. Отец Валуа задумчиво поглядывал в нашу сторону, явно недоумевая действиям защиты.

Николаса провели за стойку, он был одет в мужской костюм, парик ему тоже не разрешили надеть, поэтому он затравленно оглядывался по сторонам, грозя в любую секунду соскользнуть в истерику. В таком состоянии я едва ли смогу достучаться до его внимания. Поэтому я взяла у Антона заранее приготовленный парик и женский бурнус.

— Накиньте, Агнесс, и можете надеть парик.

— Я протестую! Зачем защита устраивает цирк из судебного заседания, заставляя свидетеля переодеваться в женское?

Только Николас уже не слышал, он схватил парик и плащ, и через минуту его лицо разгладилось, ушло напряжение, осталась лишь легкая неуверенность.