окажется благоразумной и просидит эту ночь и полдня тихо, не высовываясь.

— Алан, мне жаль, что так получилось, — немного смущённый взгляд телохранителя, словно оправдывающийся за происшествие, заставил его улыбнуться.

— Всё нормально. Так даже лучше, — задумался, перетирая пальцами не очень приятный

сюрприз, найденный в её косметичке.

Белый порошок рассыпался в пыль, оседая на асфальте. Усмехнулся. Вот лиса, думала, перехитрит его. Недооценила, девочка, его способности и возможности. Видение настигло

спонтанно: кровь, таблетка, ребёнок... Дальше потребовалась пара мгновений, пока

поднимал с пола женскую сумку и выпавшую косметичку, чтобы убедиться в Юлиных

намерениях. Вовремя она отвернулась.

Несмотря на досаду от найденной таблетки, настроение было хорошим. Юле он не

безразличен. Одна ревность чего только стоит! Девушка слишком взволнованна и горяча, чтобы сомневаться в чувственности этой строптивой кошечки. Только вспомнить её трепет

в его объятьях, от его поцелуев, заинтересованный взгляд из-под длинных ресниц. И всё

же что-то сдерживает её, сильно ограничивает. Но что? Он готов был к диалогу этим

вечером, надеясь сломать последнюю преграду, и всё равно чего-то не хватило.

— Домой, — бросил Евгению, забираясь в машину. Он порядком устал за эти двое суток, ведь практически без сна. Нужно выспаться, завтра будет тяжёлый день. — Пораньше

утром приедешь сюда, приглядишь за ней.

— Хорошо, Алан, — понимающе улыбнулся Евгений и повернул ключ зажигания.

Миронов

— Верни деньги... Верни деньги... Верни деньги...

— Да заткнитесь вы уже наконец! — крикнул Миронов куда-то в пустоту, крепко сжимая

виски.

Эти грёбаные голоса мучили его на протяжении всего времени бодрствования и лишь

слегка приглушались, когда он напивался водки. Он понимал, что к врачам идти

бесполезно. Его просто упекут в психушку, навек заклеймив страшным диагнозом от

общества. Не будет же он им рассказывать, как в зеркале видит чёрную тень,

обнимающую его голову, словно кто-то уселся на его плечи.

Жёсткий стук в дверь вывел Никиту Васильевича из состояния пьяной задумчивости.

Миронов отвлёкся от раздражающего скрежета в голове:

— Что надо?

В кабинет вразвалку зашёл крупный бритоголовый мужчина с грубыми чертами лица, словно высеченными из камня. Серые глаза из-под густых бровей блестели холодом и

безразличием.

Исполнитель пожаловал. Хреново работает, исполнитель... За что платит бешеные деньги?

— Сигнал сотового телефона был зафиксирован нами полчаса назад.

— Появилась, сучка? — сам удивился своему безжизненному голосу.

— Что делать будем?

— По старой схеме. Папка с документами у вас?

— Разумеется.

— Жду бумаги и… — он задумался на мгновение. Стерва заплатит за его мучения. Он не

хочет быть больше с ней добреньким. — Пусть она захлебнётся в своей крови.

Миронов не заметил лёгкую усмешку на лице гостя и его презрительный взгляд.

— Это будет стоить в два раза дороже.

— Заплачу. Идите.

Бритоголовый развернулся и тяжёлой поступью вышел из кабинета, оставив его наедине с

этим... чёрным.

— Верни деньги... Верни деньги... Верни деньги...

— Заткнитесь! Заткнитесь хоть на миг! — зашептал словно в бреду. — Ещё три дня. Три

дня. И всё закончится... — Он трясущимися руками налил до краёв стакан какой-то

дешёвой водки, на которую раньше бы и внимание не обратил, чтобы опрокинуть его

залпом.

Упал, сражённый наповал ударной дозой, и забылся тяжёлым сном, не приносящим

облегчения и отдыха.

Юля

Я проснулась от лёгкого скрежета в коридоре, как будто кто-то открывал входную дверь

ключом. Повернула голову к часам. Четыре сорок две. Резко вскочила, потому что поняла

— больше в квартире не одна. Яркий, ослепительный свет от мощного фонаря ударил мне

в глаза, метнулся к стене, и через несколько секунд я увидела перед собой бородатое лицо

незнакомца. Кривой нос и квадратный подбородок, чёрная спецовка, зашнурованные

ботинки. Моя рука тут же полезла за телефоном. Алан...

— Ещё одно движение или звук, выкину тебя в окно, усекла? — слышу грубый

безразличный голос амбала. — Кивни, если усекла.

Я усердно киваю.

— Одевайся.

Хватаю простынь, дрожащей рукой подтягиваю телефон так, чтобы бандит не видел, заворачиваюсь в ткань и делаю шаги к ванной.

— Стоять, — волосатые руки хватают меня и отбрасывают на кровать. Телефон падает на

пол, и я вижу, как звереет лицо у бандита. В комнату заходит второй такой же. Ну очень

похожий. Жуёт кусок колбасы с хлебом. Гадёныш шарился у меня в холодильнике.

Две гориллы на службе у какого-то босса. Впрочем, я знаю, у какого. Проклинаю себя за

глупость, за то, что не послушалась Алана, но уже поздно.

Телефон пинком забрасывается под кровать, и сгорает последняя надежда. Так просто его

теперь не достанешь. Разглядываю их лица, и одна мысль, как укол иглой, пронзает моё

сознание. Они не в масках... Это значит, что не боятся быть пойманными полицией.

Почему не боятся? Правильно. И закрываю глаза, надеясь, что мне всё снится в бредовом

кошмаре.

— Одевайся! — слышу второй, более жёсткий приказ. — Или наркоту вколем.

— Отвернитесь, — говорю им и слышу, как они ржут.

— Нафига?

Начинаю играть.

— Ты, красавчик, — это я бородатому. Мой голос жутко неестественен. — Помягче будь, я

испугалась. Потому и телефон схватила. Отвернись. Стесняюсь же.

Глупый флирт подействовал. Амбал захмыкал от удовольствия, пока я пытаюсь

восстановить дыхание. Вдох-выдох. Снова вдох. Спокойно, без истерик. Тяни время, Юля.

— Санёк, — обращается к напарнику. — Курица покладистая. Пусть оденется, —

предлагает пойти на уступки.

— Если курица полезет под кровать, Лёха, я ей первый шею сверну, — отвечает Санёк с

кривым, но очень длинным носом. Не иначе, дятел в косяк дверной врезался когда-то в

далёком прошлом.

— Не полезу, — миролюбиво соглашаюсь с их условиями.

Горячо надеюсь, что Алан меня найдёт, и ещё не будет поздно. Хочу верить, что дорогао

ему настолько, что он вытащит меня из этой задницы, в которую залезла сама по

собственной недальновидности. Умирать уже не хочется. Тем более не хочется от лап

этих... гадёнышей.

Через десять минут, под ненавистным сопровождением, меня выводят во двор, сажают в

чёрную машину с зеркальными стёклами и увозят неизвестно куда, даже не пытаясь

надеть мешок на голову или завязать глаза. Меня начинает потряхивать от страха и

неопределённости.

Но, может, я ошибаюсь? И всё не так страшно... Тихо-мирно попросят подпись, и на этом

всё закончится? Но внутренний голос отвечает мне: «Нет... Но не бойся. Алан тебя найдёт.

Он успеет».

Меня везут в северную часть города и дальше, за его пределы. Проезжаем озёра, на

которых мы любили отдыхать с родителями, когда они ещё были живы. Впереди по трассе

— дачный массив. Так и есть. Меня везут на приозёрные дачи.

— Она у нас, — бухтит кому-то в трубку Лёха. — Сделаем. Договорились.

И поворачивается к горилле по имени Санёк, сидящей около меня.

— Шеф приедет к вечеру. Эту, — тычет в меня пальцем-сарделькой, — в подвал. Пока сам

не приедет.

— Что вам от меня надо? — прикидываюсь наивной дурочкой.

— Нам — ничего, — морщится Лёха и вдруг окидывает меня плотоядным взглядом. —

Может, немного потрахаться?

— А шеф разрешил? — от безысходности начинаю дерзить. Иду ва-банк.

Вижу, как зависают оба амбала. Через пару минут происходит перезагрузка допотопных

процессоров, находящихся в их головах.

— Не боись! — широко разевает рот в улыбке Лёха. — Пока не тронем.

Я едва сдерживаю выдох облегчения. Что ж. Уже лучше.