Не спаслася - добродушный Стенька Разин в два гребка догнал царевну и веслом ее угробил. Та стремглав пошла под воду, пузыри пустив из носу, и с руки ее колечко соскользнуло и забилось под какую-то корягу (а, быть может, и под камень, но княжна не разглядела, повредив глазные нервы). И тотчас же всe татары, что таились по оврагам, дожидаясь преступленья, зашумели, загудели, словно хищные пиявки в желтой банке с ацетоном.

" Уй, какой жестокий Разин! Мы башка его отрубим и отправим папе с мамой, уй, шайтан, елда-татарин! "

С этим возгласом татары погрузились на пироги и отчалили от брега (брег им больше был не нужен). Стенька Разин испугался и накакал в одежонку, но стерпел, не подал виду, хоть вокруг и завоняло. Перекрикивая запах заорал отважный Стенька: "Ну, попробуйте, приблизтесь, то-то всeм отрежу яйца, потому что аккуратный и во всем люблю порядок! Коль сражаться, так сражаться, а не надо - так не надо. В Пасху - так Христос воскресни, а не то отрежу яйца! Новый год - так чтобы елка, а иначе - не терплю я, потому что справедливый и всeгда защитник бедных." Говорят ему татары: "Нам, татарам, недоступно наслажденье битвой жизни. Гром ударов нас пугает ". "А ебет меня как будто,- отвечает Стенька Разин, -Гром ударов их пугает! Долбоебы вы, татары, и татарки ваши тоже". Тут татары разозлились, и подплыв к нему поближе, ткнули в глаз ему стрелою и дразнили одноглазым.. Тут, признаться, Стенька Разин осерчал на них немного. Сам он к ним подплыл поближе, выхватил кривую саблю, размахнулся для удара и за глаз второй схватился, так как хитрые татары снова ткнули в глаз стрелою, ослепили атамана, и Гомером обозвали. Глаз потек по подбородку, атаман вскричал ужасно (темноты боялся с детства, а слепым темно повсюду) и давай рубить татаров - стариков, детей и женщин. Всe татары потонули, потонул и Стенька Разин сослепу не видeл берег и, поплыв куда попало, был раздавлен параходом "Александр Грибоедов".

А кольцо лежать осталось под корягой (или камнем).

(КОНЕЦ ЛИРИЧЕСКОГО ОТСТУПЛЕНИЯ )

Утром, сверкая надраенными зубами я вышeл на кухню. Ирина сидела там и поджидала меня.

- Свари кофе,- попросила она.

Я охуeл.

- Ты,- говорю,- что-то путаешь. Когда я, сверкая надраенными зубами, выхожу на кухню, кофе должен быть уже сварен и разлит по чашкам. Вот и Оксана не даст соврать.

Ирина мельком глянула на Оксану и снова повернулась ко мне.

- В принципе,- говорит,- я могу и сама сварить. Но вообще-то это мужское занятие.

-Почему это мужское?- возмутился я.

- Потому что мужчина - существо ответственное, а женщина - существо капризное. Улавливаешь, Гoша?

В то утро я не чувствовал себя ответственным существом и мало что улавливал.

Однако начинать день со споров не хотелось, и я, в нарушение всeх правил, сварил кофе.

- Женщина, продолжала развивать свою мысль Ирина, существо капризное. И мужчина должен эти капризы ублажать.

- Глупости глаголишь, - заметил я.- Улавливаешь, Ирина?

- Молод ты еще, Гоша,- покровительственно улыбнулась та. - Я сделаю из тебя настоящего мужчину.

Всю жизнь из меня кого-то делают! Теперь вот - настоящего мужчину.

- Ноги,- говорю,- что ли, мне отрежешь?

- Зачем ноги?

- Ну, как в " Повести о настоящем человеке "...

Я покосился на Оксану - улыбается ли она моeму остроумию.

Оксана с хрустом пожирала глазами Ирину. Ирина ее игнорировала.

- Дурак ты, Гоша!

( Ну вот, опять...)

- Почему?

- А потому. Нечего из себя детский сад корчить. Я не люблю детей, я люблю мужчин.

- Я тоже,- говорю, - детей не очень люблю.

- А должен, если ты мужчина!

- Вот это, - говорю,- интересно. Почему это тебе можно не любить детей, а мне, как дураку, нельзя?

- Потом поймешь. Я ж, как-никак, твоя будущая жена...

- Вот это, блядь, здорово! - восхитился я .- Стоило только разок перепихнуться, и она мне уже жена!

Я даже заговорил об Ирине в третьем лице.

- Дело не в " перепихнуться ",- сказала Ирина,- а в том, что мы любим друг друга.

- А меня никто не любит, - заплакал за стенкой Сидорыч.- Я - " гондон "!

- Кто это тебе сказал, что я тебя люблю?- удивился я.

- А мне этого и не надо говорить. Я сама знаю. Ты этого еще не знаешь, а я уже знаю.

- Остынь, шоколадная моя,- говорю.- Ты еще этого не знаешь, никто этого еще не знает, а у меня уже есть будущая жена,- я гордо кивнул на Оксану.

Оксана, не обращая внимания на мои слова, продолжала безмятежно смотреть в чашку с чаем.

- Вот эта?- изумилась Ирина.- Ну, ты и вправду дурак, Гоша.

- Почему?

- Она ж - приглядись - лесбиянка!

Оксана поперхнулась чаем. Я почувствовал себя глупым шоколадным читателем.

- Это правда?- спросил я у Оксаны.

- Ну, правда,- ответила та.- Дурак ты!

Ну вот, опять!

Оксана, меж тем, поднялась и вышла из кухни.

- Ты меня назвала дураком,- говорю,- и Оксана тоже. Кому ж из вас верить?

- Верь мне,- сказала Ирина.

- А почему я должен тебе верить? Кто ты вообще такая?

- Я авантюристка. А кольцо у тебя платиновое.

- Так ты,- обрадовался я,- за кольцом охотишься?

- Можешь не радоваться. За тобой.

- Да на хур я тебе cдался! Возьми лучше кольцо! Оно - платиновое. А я шоколадный.

- Ты - дурак.

( Да сколько ж можно! )

- Сколько нужно. Любишь ты меня, вот что.

- За ногти?- полюбопытствовал я.

- За состраданье к ним. Гоша, я хотела бы познакомиться с твоей семьей.

- На хера тебе?

- Еще один женский каприз.

- Знаешь что,- говорю,- составь список всeх своих женских капризов и дай мне на изучение.

- Зачем?

- Хочу знать, чего мне опасаться.

- Так познакомишь меня с родителями?

- Ну ты и зануда. Ладно, проще будет познакомить. Вот только они у меня разведенные. Кого предпочитаешь - мать или отца?

- Отца.

- Хорошо,- согласился я.- Только сначала статью в редакцию занесем.

Так мы и сделали. Вышли на улицу и зашагали в редакцию.

ОПИСАНИЕ ПРИРОДЫ Палило по обыкновению немилощадно. Асфальт плавился и вонял. Над нашими головами пролетел чугунный шар на цепи и с упоением врезался в свежеоштукатуренную стену дома напротив. По стене разбежались змейки трещин, захрустел разламываемый кирпич, и стена, провалившись внутрь дома, рухнула.

Испуганные жильцы повыскакивали из кроватей, одинокие старушки торопливо собирали свой нехитрый скарб, а пьяный по обыкновению Аркадий, которого шар застал обнявшим унитаз, продолжал мирно посапывать, время от времени всхрапывая и неторопливо взблевывая в унитазную водицу.

(КОНЕЦ ОПИСАНИЯ ПРИРОДЫ )

- Дом ломают,- сказал я.- Совсeм же недавно ремонтировали.

- Хорошо,- весело отозвалась Ирина.

- Что xорошо?

- Что ломают. Построят какой-нибудь детский садик...

- Или крематорий,- подхватил я.- И из невысокой трубы крематория будет весело валить дым.

- С тобой разговаривать,- махнула рукой Ирина.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ Этой ночью я никак уснуть не мог. С боку на бок ворочался, ворочался, а сон все не идет. Решил я тогда с Судьбой понапрасну не воевать, а встать и выпить рюмочку-другую.

Влез в тапочки, достал из буфета бутылку и сел за стол.

Гляжу, а за столом уже сидит какая-то женщина, тощая, как смерть, в белой ночной сорочке и белых тапочках.

- Ты кто?- спрашиваю.

- Я,- отвечает, твоя бессонница.

- Очень приятно, говорю. - А белые тапочки зачем? Намек, что ли?

- Какой там в пэзду намек,- говорит.- Так, униформа.

- Какая-то ты,- замечаю,- тощая да костлявая.

- На себя посмотри,- огрызается она.

Что верно, то верно - тут я от нее недалеко ушел.

- Ты, кажется, пить собрался,- решила сменить тему бессонница.- Можешь и мне налить.

Налил я и ей - мне не жалко.

- Фу, " Арапчай ",- поморщилась бессонница.- Поприличней ничего не мог купить?