Я забыла обо всем, схватилась за артефакт и за стену, убрала пуговицу. Ничего. Еще касание. И так, и этак. Впустую. Чем бы это ни было, оно ушло. Или кто-то заставил его уйти. Я со злостью стукнула кулаком по стене. Чары чарами, но сдачи камень давать не спешил.

Спускаясь, я увидела, что входа на третий этаж больше не существует.

Я все-таки разревелась. Ночью, вернее, днем в своей кровати. О том, что мои спутники уже вернулись, свидетельствовали тонкие полоски света из-под дверей Веника и Алексия, насчет остальных не скажу. В спальне я быстро разделась и юркнула в постель. Поначалу я опасалась проводить ночь рядом с подругой, даже всерьез думала укутать ее покрывалом и переместить под кровать. А потом махнула рукой, я же не труп к себе под бок положила, а именно такие ассоциации приходили на ум. Это Пашка. Она спит. Так что нечего заниматься ерундой, кровать большая, обеим места хватит, даже с избытком.

Я забралась под одеяло и стала рассматривать очертания явиди в темноте и, лишь услышав собственный тихий всхлип, поняла, что плачу.

— Ничего у меня не получается, — пожаловалась я силуэту, — каждый раз, когда я решаю, что судьба мне улыбнулась, она показывает клыки, — я вытерла слезы краем одеяла. — Знаешь, что тяжелее всего? Не боязнь неудачи, не страх за дочь, они не дают забыть о себе ни на секунду. Самое страшное, что я должна притворяться перед ними, — неопределенный взмах рукой, — перед собой. Каждое мгновение прятать эмоции так глубоко, как могу, иначе ко мне ползамка сбежится. В детстве я играла в одну игру, глупую и бесполезную, как все игры. Представляла, что окружающие могли читать мысли, и старалась думать обо всех хорошо. Я хотела, чтобы все знали, какая я правильная. Часто забывалась, мысли ведь хуже слов, свободнее. Тогда я стала прятать их, делить на первый и второй слой. Первый — такое же вранье, как и слова, что мы говорим, а вот второй… Думала одно, имела в виду другое. Отдает психушкой, — я рассмеялась сквозь слезы, — хорошо, что это быстро надоело. Сейчас я чувствую себя так же. Боишься? Не выказывай страха, перестань его испытывать, спрячь, погрузи на второй слой, закрой другим, но он все равно прорвется. Это тяжело, иногда кажется, такой груз мне не по плечу. Хочется кричать, плакать, топать ногами, но нельзя. Нельзя даже испытывать самого желания.

Я шмыгала носом и жаловалась на судьбу той, что не могла услышать, находя в беседе странное удовлетворение. С каждым словом раскручивались тиски, сжимающие голову с тех пор, как я, сидя на кухне, читала новости. Сутки на ногах, наконец, усталость взяла свое, и я уснула.

И проспала. Разбудил меня стук в дверь. Все, что я успела до того, как дверь открылась, это протереть глаза да вылезти из-под одеяла. Веник замер, едва переступив порог. Еще бы, вместо одного сердцебиения, он слышал два. Падальщик хмуро принюхался, на лбу появилась озадаченная складка. Все, что он смог учуять, — это след явиди, и то вчерашний. Пашка заходила, отрицать смысла нет, объяснять тоже. Змея ходит, куда хочет, когда хочет и разрешения не спрашивает.

— Одевайся, — взгляд гробокопателя стал ленивым, — старик тебя ждет. Твоему… — Веник запнулся, не зная, каким словом обозначить незнакомца, впервые органы чувств ему не помогали. — Гостю лучше уйти. — Мужчина развернулся и вышел.

Я медленно села на пол у кровати. Святые, еще одна отсрочка. Иногда мне хочется переместиться во времени на пару дней вперед, к развязке, чтобы все осталось позади, как говорила моя бабушка: «умерла, так умерла». А иногда я очень сильно этого боюсь, ибо то, что меня ожидает там, слишком ужасно.

В гостиной я появилась спустя полчаса и сразу попала под изучающие взгляды мужчин. Сегодня обойдемся без вечерних нарядов, им придется смириться с блузкой и брюками. Водитель и Алексий, как по команде, принюхались. Да сколько можно! Я зло посмотрела на падальщика, но тот остался равнодушен.

— Ты привела гостя? — спросил староста.

— Не знала, что это запрещено.

— Нет. Не запрещено, — Семеныч нахмурился, — ты теперь не просто человек и должна быть осторожной в выборе… — он замялся, — партнеров. Тот, кто не оставляет следов, должен быть очень непрост. Или я не прав?

— Правы.

Еще бы, на «закрытие» способны создания с демонской кровью, а их простыми при всем желании не назовешь, даже если это седьмая вода на киселе.

— Представишь нам своего мужчину? — поинтересовался Алексий, и я впервые услышала его голос, твердый и немного снисходительный.

— Я не говорил, что это мужчина, — пояснил гробокопатель, но на него никто не обратил внимания.

— Нет, — четко ответила я. — Мой гость спит и будет спать. Будить я его не собираюсь и вам не советую. Все?

— Пожалуй, — после некоторой паузы ответил старик.

Понятно, что вернуться сюда еще раз будет непростительной ошибкой. Как только нас отпустят с аудиенции, кто-нибудь непременно проявит любопытство, сам или по приказу, даже не ожидая застать незнакомца в моей постели, так хоть обнюхать ее. Путь назад отрезан. Эта мысль внезапно успокоила меня, так или иначе все идет к финалу. Пропуск-пуговица при мне, серебро тоже, машины здесь никто не запирает, ключ наши оставляют в бардачке, нисколько не опасаясь угона. Если святые помогут, уйдем. Остальные вещи мне вряд ли понадобятся.

Аудиенции Седой проводил в малом зале на втором этаже. Весь путь по лестнице я оглядывалась, но никаких следов непомерно разросшегося графитового камня не заметила, с закатом стены вернулись к обычному состоянию. Перед малым залом уже толпилось достаточное количества народа, кого-то уже доводилось видеть раньше — семерку в шейных платках. Или вызвавшего не самые приятные воспоминания, учителя из filii de terra, того ледяного джентльмена, который ни жестом, ни взглядом не показал, что знает меня. Еще одна не самая приятная неожиданность: к ведьмаку подошел Тём, отвел в сторону и передал записку, так как шептать в нашей тили-мили-тряндии бесполезно. Прочитав несколько строк, оба посмотрели на меня. Плохой признак, возможно, времени не осталось совсем.

Нас, как и ожидалось, пригласили первыми. Малым зал был в сравнении с бальным на первом этаже. Расписной потолок, на этот раз не нейтральные лютики-цветочки, а сценки освоения этого мира людьми. Основание первой стежки, о встрече с исконными обитателями этого мира — демонами и бесами, очень удивившимися, обнаружив в своем доме незваных гостей. Красной краски художники не пожалели. Не менее судьбоносные знакомства с фениксами, явидями, саламандрами. Здесь не все так страшно, хотя не менее трагично, иначе как бы у этих столь разных видов появилось общее потомство. У тех, кто создавал наши миры, отличное чувство юмора.

Седой сидел за массивным столом, слева, за столиком поменьше перебирал бумаги уже знакомый секретарь. Зал был проходным, и по нему то и дело сновали люди и звери, ни о каком уединении речь даже не шла, скорее, выделили время в плотном расписании хозяина для личной встречи, что по необъяснимым причинам радовало нашего Семеныча.

Мы остановились, склонились, замерли, все по вчерашней схеме. Секретарь ретиво подскочил, взял у старика пухлую папку и передал хозяину. Пошла скучная тарабарщина. Важная, не спорю, но от этого не становящаяся увлекательной.

— Повышение налога — да, но не на пять, а на три процента, — демон размашисто черкал на бумагах, — строительство лесопилки отложить. Вестников свободных сейчас нет, я помню, что у вас вакансия, — бумажка отправилась в урну.

Я принялась разглядывать потолок, задаваясь вопросом, зачем мы пришли сюда все вместе, по мне, так и одного ведьмака слишком много. Бумаги передал, тебе их потом с подписями вернули, все равно никто не посмеет Седому перечить и не попытается переубедить.

— Что с защитным периметром? — спросил Кирилл, когда похудевшая папка вернулась к старосте.

— Будет седьмая опора — сразу установим, — ответил старик.