— Правда?

На глазах Бена тоже выступили слезы. Его лицо больше не было спокойным и сдержанным. Он расчувствовался так же, как я.

— Правда. — Мой голос надломился. Я уже не владела им. Не владела самой собой.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Бен сжал мое лицо ладонями, заставляя смотреть прямо на него. Мы, наверное, глупо выглядели со стороны — стоящие на коленях в центре смятой постели, — но мне было не до этого. Мое внимание всецело поглотил Бен.

— Да, — тихо и потрясенно ответила я, а потом всё громче и громче повторяла, целуя его: — Да! Да! Да!

Уверена, наши соседи решили, что слышат что-то, чего им слышать не полагалось. И мы с Беном упали на постель и доказали им, что они правы.

— Я люблю тебя, — вновь и вновь повторял Бен.

Он шептал эти слова и стонал их. Произносил и пропевал их. Он любил меня. Любил меня. Любил.

И вот так, благодаря ему, я вскоре снова обрела семью.

НОЯБРЬ

К тому времени как воскресенье переваливает за полдень, Анна уже вовсю наслаждается новой роскошной жизнью.

Мы вместе со Сьюзен лежим у бассейна. Несмотря на довольно холодные ночи, днем еще достаточно жарко, чтобы можно было загорать. И это учитывая то, что сейчас ноябрь. Прикольно жить в Южной Калифорнии. Зима не за горами, а я ощущаю лишь легкую прохладу.

Анна все выходные читает книгу. Сьюзен занимается готовкой. Причем каждое блюдо готовит так, будто она шеф-повар в ресторане. Я же по-прежнему бездельничаю, и кажется скоро начну скучать хоть по какому-нибудь проблеску жизни. Вчера пару раз я даже задумывалась о том, не найти ли мне хобби. Однако так ничего и не придумала.

Мы находимся в своего рода пищевой коме после суфле, приготовленного Сьюзен в качестве «послеобеденного десерта», как она сама его назвала. Все молчат, и я решаю прервать тишину:

— Чем собираетесь заниматься с Кевином на этой неделе? — спрашиваю я.

— Еще не знаю, — отвечает Анна. — О, я не говорила тебе? Он хочет, чтобы я познакомилась с его родителями.

— Правда?

— А сколько вы уже вместе? — спрашивает Сьюзен.

— Всего несколько месяцев. Но он мне очень сильно нравится. Он…

— Он очень милый, — говорю я Сьюзен.

Я говорю это от души, и Анна чувствует это. Я всё еще считаю его со всех сторон не ахти, но кому нужна изюминка в парне лучшей подруги? Нужно, чтобы он был надежным, добрым и искренним. Нужно быть уверенной в том, что он не причинит ей ненужной боли, в том, что у него хорошие намерения. Поэтому Кевин мне и нравится. (Хоть он и жуть какой скучный).

— Его родители живут рядом? — уточняю я.

— Нет, он родом из Сан-Хосе, поэтому ехать до них несколько часов, но он сказал, что мечтает, чтобы мы познакомились.

Ее слова задевают Сьюзен за живое. Я это вижу. Анна, скорее всего, нет. Но я-то последние пять недель только что и делала — сиднем сидела рядом с этой женщиной. Я знаю ее, как свои пять пальцев. И знала ее сына. А за это время я поняла, что они во многом похожи.

Сьюзен, извинившись, оставляет нас, а мы с Анной продолжаем разговор. Я помню то время, когда была так же счастлива, как она, когда была покорена Беном так же, как Анна сейчас покорена Кевином. Помню, как ощущала себя способной абсолютно на всё, и думала, что ничто на свете не может лишить меня этого чувства. Однако вместо того, чтобы ненавидеть подругу за ее счастье, я ощущаю грусть, ностальгию и легкую ревность. Не очень красивые чувства с моей стороны, но намного лучше тех, что я ощущала месяц назад.

Анна собирается домой, и я провожаю ее до машины. Они с Кевином ужинают вместе в Лос-Анджелесе, и я не корю подругу, что она уезжает так рано. К тому же, если честно, я устала от компании. В последнее время я провела в одиночестве столько часов, что при общении сразу с двумя людьми мне порой трудновато было сосредоточиться и не впасть в рассеянность.

— Ах да! — восклицает Анна, поворачивается к машине и что-то в ней ищет. — Совсем забыла, что привезла твою почту.

Она протягивает мне кипу конвертов. Я прекрасно понимаю, что на части из них будет имя Бена, и, по правде говоря, была довольна тем, что вся эта куча лежала в моем почтовом ящике в нескольких часах езды от меня. Если среди этой кипы нет нашего брачного свидетельства, то я за себя не отвечаю.

— Здорово, — обнимаю я ее. — Спасибо. За это и за то, что приехала сюда. Это много для меня значит.

— Я скучаю по тебе, детка, — отвечает Анна и садится в машину. — Но ты выглядишь счастливее. Чуть-чуть.

Я не хочу выглядеть счастливее, даже если мне и стало полегче. Слово «счастье» — не подходящее, пусть и употреблено в сравнительной степени. Женщина, которая любила Бена так неистово, как я, потеряв его, не может чувствовать ни толики счастья.

— Легкой дорожки, — желаю я. — Передавай Кевину «привет».

— Передам.

После ее отъезда я просматриваю конверты, ища тот, что должен быть из Регистратора округа. И не нахожу его. Сердце щемит, и я понимаю, что завтра должна позвонить в муниципалитет. Нельзя более игнорировать эту проблему. Нельзя делать вид, что ее не существует. Нужно узнать, что там происходит с узакониванием моего брака. Нужно взглянуть правде в лицо.

В самом низу кипы я нахожу конверт, подписанный от руки. Почерк неровный и кривоватый. Мне даже не нужно смотреть на обратный адрес, я и так знаю, от кого это письмо.

От мистера Джорджа Каллахана.

Я сажусь прямо на бордюр тротуара, откладываю остальные конверты в сторону и открываю письмо.

«Дорогая Элси,

Надеюсь, ты не против того, что я спросил в библиотеке твой почтовый адрес. Мне не сразу его дали, но разве такой старик как я не сможет добиться своего? Прежде всего, я хотел сказать тебе, что не знаю, за что ты врезала тому парню, но надеюсь, ты не обидишься, узнав, что я рассказал об этом Лоррейн. Это было самое интересное происшествие за месяцы!

Однако на самом деле я пишу тебе потому, что у Лоррейн сейчас плохи дела со здоровьем. Врачи забрали ее из дома, и теперь она лежит в больнице. К несчастью, годы берут свое. Я нахожусь с ней в Седарс-Синай. Иногда езжу домой за вещами Лоррейн, но почти всё свое время провожу рядом с ней. Она почти всегда спит, но это ничего. Порой мне кажется чудом то, что, сидя рядом с ней, я просто слышу ее дыхание.

Я хотел попросить у тебя прощения за свои прежние слова. Теперь я сам могу остаться без любви всей мой жизни, и эта перспектива ужасает меня. Не знаю, переживу ли я хотя бы день после ее потери. Я чувствую себя так, будто стою на краю глубокой черной пропасти в ожидании падения.

Может быть, настоящая любовь бывает лишь единожды в жизни. Если так, то Лоррейн была ею. Может быть, я смог позабыть Эстер только потому, что она не была моей второй половинкой. Может быть, ты не можешь пережить смерть Бена, потому что он был твоей настоящей любовью.

Я просто хотел, чтобы ты знала: даже в свои девяносто я всё еще каждый день учусь чему-то новому, и сейчас я научился тому, что когда ты теряешь то, что любишь больше всего на свете, никогда и ничего уже не будет как прежде.

Я был бы рад сказать тебе, что скучаю по тебе в библиотеке, но, честно сказать, я туда почти не хожу.

Перечитал свое письмо и вижу, что оно получилось чересчур депрессивным. Надеюсь, ты простишь меня за старческий вздор.

Спасибо, что выслушала.

Всего наилучшего, Джордж Каллахан».

Дочитав, я иду в дом и спрашиваю Сьюзен, где взять всё для письма. Она дает мне ручку с листами, и я сажусь за кухонный стол. Я пишу и пишу, пока мне не начинает казаться, что еще чуть-чуть и отвалится рука. Болит ладонь, ломит костяшки. Я слишком крепко стискивала ручку. Слишком сильно давила на нее. Я перечитываю написанное и понимаю, что настрочила бессмыслицу. Причем неразборчиво. Поэтому я выкидываю листок и пишу то, что кричит мое сердце: