После ланча, когда я вынимала учебники английского из шкафчика, я увидела Эми, разговаривающую с группой парней с петицией в руке.

— Но это же красота демократической системы, — сказала она. — Вы можете что-то изменить.

.

— Ничего никогда не меняется, — один из парней говорил ей, растягивая слова. — Студенческий совет делает одно и то же каждый год. Какая разница, кто победит?

— Если вы хотите другой план, относитесь к этому как к политической гонке, а не к конкурсу популярности. Проголосуйте за кого-то, кто знает, что делает.

И что это была за критика?

Как будто я не знаю, что делаю. Ну, хорошо, у меня не было опыта в студенческом совете, но это не значило, что я не могла в этом разобраться. Мы говорим не о Верховном Суде. Это просто школьные выборы.

Эми подала ручку парням. Мне бы понравилось, если бы они отказали ей или по крайней мере заставили объяснить, почему она считает, что знает что делает, в то время как остальные были просто сборищем бестолковых болванов, но они просто взяли её петицию и подписали её.

Я с трудом удержалась, чтобы хлопнуть дверкой шкафчика.

Я знала, что делала. И я не собиралась позволять Эми победить меня.

В пятницу мы с подругами задержались после уроков, чтобы сделать плакаты и сложить вместе наши петиции. Поскольку мы делали тысячи плакатов для чирлидинга, у нас была разработана система. Рашель и я изготавливали рамки, подкрашивали вырезки и другие украшения. Обри и Челси писали слоганы по трафарету.

Пока я раскладывала бумагу и другие материалы, который я вытащила из машины, Челси просматривала петиции. Она покачала головой, переворачивая страницы.

— Я не могу поверить. Некоторые из этих придурков подписали несколько наших листов. О чем они думали? Ха-ха, у тебя будет только один голос?

Рашель усмехнулась нам.

— Вы что, собирали подписи у двоечников?

Я почти оступилась и добавила собственное оскорбление, но закрыла рот, прежде чем из него вылетели слова. Вместо этого, я сказала:

— Очевидно, некоторые люди полны энтузиазма по поводу моей кандидатуры.

— Ну, благодаря их энтузиазму, у тебя теперь только сорок шесть подписей вместо пятидесяти.

Я села и вытащила бумагу, которую мы использовали для рамок.

— Все еще есть время. Мы просто поймаем кого-нибудь, кто будет проходить мимо.

Рашель взяла один из бланков:

— Пойду найду кого-нибудь.

Она слишком рьяно взялась за дело. Я понимала, что она хочет болтать с людьми, а не делать плакаты, но я не остановила её.

Обри села скрестив ноги перед одним из листов для плаката и сняла колпачок с маркера.

— Угадай, кто еще твой оппонент по моим сведениям, Саманта? — не дав мне времени ничего сказать, она продолжила. — Рик Деброк.

— Рик Деброк? — повторила я. — Почему он хочет стать президентом?

Рик был одним из тех мятежных студентов, чьи экстремальные стрижки абсолютно сочетались с их странной одеждой. Время от времени я видела его с булавкой в ухе вместо серьги. Насколько я могла сказать, он никогда серьезно не относился к школе, и тем более не выказывал интереса к школьному совету. Его единственным беспокойство по поводу занятий было высидеть школьные дни, чтобы иметь возможность отрываться на вечеринках в выходные. В прошлом году у нас были с ним занятия, и каждый понедельник он приходил и громко всем рассказывал о своих похождениях в выходные. Большинство из его приключений состояли из того, что он пил пиво и вырубался.

— Рик Деброк? — сново повторила я. — У него достаточно хорошие оценки, чтобы участвовать?

— Наверное, — сказала Обри. — Они дали ему контрольную. Слоган его кампании "Веселись, веселись, веселись с Риком".

Я взяла ножницы, но ничего не вырезала.

— Думаешь, он наберет много голосов?

Обри наклонилась над плакатом и вывела "С" по трафарету.

— Большинство людей не примут его всерьез. Но опять же, многие не принимают всерьез совет, поэтому они могут проголосовать за него просто по этой причине.

— Он не настолько дикий, как кажется, — сказала Челси, положив трафарет на свой плакат. — Он просто создает видимость.

Мы обе посмотрели на неё скептически, и она добавила:

— Моя сестра несколько раз ходила с ним на свидания. Она клянется, что он на самом деле очень умный.

Младшая сестра Челси, Адриана, проходила через то, что мы называли "бешеный этап".

Казалось, у неё было намерение проколоть каждую часть своего тела, и не носила ничего, кроме черного, целый год.То, что она встречалась с Риком совершенно не подтверждало его нормальность.

Я положила кусок бумаги для рамок на плакат и отрезала нужную длину.

— Ну, я думаю, я не могу рассчитывать на голоса готов, любителей вечеринок и тех-кто-ненавидит-школу-из-принципа.

— Может быть, если мы немного подправим твой образ, ты сможешь рассчитывать и на них тоже.

Челси помахала ручкой в моем направлении, как будто она была феей-крёстной, превращающей меня из посудомойки в приемлемого кандидата. — Попробуй почаще бурчать и повторяй слова всех хеви-металл песен, которые ты знаешь.

Я сосредоточилась на плакате.

— Большая часть людей не будут голосовать за Рика Деброка. Он половину времени настолько пьян, что не может найти школу.

Голос у меня за спиной сказал:

— Это было оскорбление?

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что Логан стоит сзади меня. Я сжала зубы. Сколько времени он подслушивал и, что более важно, почему подруги не сказали мне об этом? Я подрезала уголки бордюра и сказала ровным голосом: — Это не было оскорблением. Это было наблюдение.

Логан плюхнул рюкзак на пол и сел рядом со мной, почти светясь от счастья.

— По-моему, это звучало как оскорбление.

— Ну, я полагаю, это еще одна область,в которой мы расходимся во мнениях.

Он наклонился ко мне и, голосом таким тихим, что могла слышать только я, сказал:

— Перестань выкручиваться, ты, плутовка. Ты проиграла пари.

— Это не было оскорблением, — настаивала я. — Рик много пьет. Это подтвержденный факт и одна из тем его кампании. И как это может считаться оскорблением? Я не проиграла пари.

Я взяла несколько вырезок в форме звездочек и взглянула на подруг. Они быстро перевели взгляды с меня на свои плакаты, работая над ними с таким усердием, как будто они совершенно не подслушивали, но я знала, что они будут пытать меня по поводу этой маленькой перепалки, как только Логан уйдет. Это был еще один луч солнечного света, который он внёс в мою жизнь.

Логан постучал пальцами по полу.

— Я предполагаю, что, возможно, ты не понимаешь что такое оскорбление. Кроме того, ты плевалась оскорблениями так долго, что, вероятно, ты их уже не замечаешь. Примерно так же, как с духами, которые ты пользуешься.

— Ясно, — прошипела я. — Может быть, ты тогда прояснишь это для меня. Например, если я велела бы тебе... скажем, упасть замертво, это было бы оскорбление или просто инструктаж?

— Видишь, ты не можешь прожить и трех секунд, не начиная снова.

— Я не проиграла.

Он поднял одну руку в знак протеста и уронил её себе на колени.

— Хорошо. Я могу закрыть глаза на это, но ты должна начать заново. Ты должна продержаться неделю с этого момента, никого не оскорбив.

— Я проведу так две недели.

— Отлично. Две недели.

Я сразу же пожалела, что добровольно вызвалась на дополнительную неделю, но я не пыталась взять слова обратно.

— Давай установим правила, — продолжил он. — Просто чтобы мы с тобой пришли к пониманию касательно определения оскорбления. Если это не добрая вещь, и не то, что бы ты хотела услышать о себе, то это оскорбление и ты проиграла пари. Согласна?

Я хотела сказать ему, куда он может пойти со своими правилами и своим дурацким пари, но он никогда не позволил бы мне пережить это. Он бы все еще звал меня плутовкой и пронырой на праздновании десятилетия с окончания школы. Этот спор задел мою гордость.