Мне неизвестно, по каким критериям оценивались мои недостатки, в частности, почему овец было десять и именно тридцатого уровня, но что было, то было. Оставалось лишь радоваться, что по оценкам Всемогущего ИИ, я был на самом деле не так уж сильно и глуп. У кого-то ведь Глупость могла быть и сотого уровня, вот там-то тогда, вообще беда! Хотя дуракам, на самом деле, и тут везло. Чем хуже, как говорится, тем лучше. Наверняка нашлись бы непобедимые экземпляры, у которых были бы несметные стада овец с запредельными уровнями.

   Я вскочил на хомяка и со всей возможной скоростью, погнал свое стадо в нужном направлении, мимо жмущихся к военным патрулям низкоуровневых и никому не доверяющих игроков. Со стороны я походил, скорее всего, на безработного чабана, "нашедшего" отару овец и спешащего на рынок, чтобы поскорее ее продать, пока хозяева не догнали.

   Сверяясь по карте, я обогнул Пьяный Лес справа и повернул налево. Затем, неопределенно долгое время, меня довольно чувствительно трясло вдоль зеленой лесной стены. Мне оставалось лишь смириться с отсутствием дорожных удобств, и тщательно следить за тем, чтобы никто не успел еще сильнее испортить мне настроение. Места вокруг были дикие и пустынные.

   Дорога меня уже порядком утомила, когда мне стали попадаться первые признаки присутствия человека - насаженные на колья, обглоданные непогодой и воронами до сахарной белизны человеческие черепа. Постепенно, я добрался до вызывающей чувство острой жалости и сострадания ограды, на которой сэкономили немало бюджетных средств, с такими же воротами, над которыми не хватало только вывески: "Welcome" или "Оставь надежду всяк сюда входящий".

   Стараясь ничего не сломать своим каким-нибудь неосторожным движением, я проехал за ограду и продолжил свой путь, который мне нравился все меньше и меньше. Наконец, продвинувшись еще немного, я увидел первые пугала над тщательно возделанными фермерскими полями. А затем я увидел и первых людей...

   Это были обычные крестьяне со стандартным набором фраз, который Всемогущий ИИ, не считал нужным многообразить. Многие из них, совершенно не обращая на меня внимания, продолжали заниматься своими повседневными крестьянскими делами, подставив свои задницы под лучи не на шутку припекающего солнца.

   Пока меня устраивало все, кроме того, как крестьяне смотрят на стадо моих каракулевых питомцев. По их виду было заметно, что мысленно, они уже жарят моих овец на шампурах, только, что слюни еще открыто не пускают. В конце концов, мне все это надоело, и я свернул все свое стадо в "Бараний Рог".

   Когда я проехал еще немного, моему взгляду открылась живописная долина. Она и впрямь была прекрасна и в ее глубине основательно стояла зажиточная деревня.

   По пути к дому деревенского старосты, ничего интересного на глаза не попалось. Мелькали мимо ухоженные огороды, завтракающие подножным кормом домашние парнокопытные, а также, куры, обучающие подрастающее поколение, сколько полезного и нужного можно найти, ковыряясь в обыкновенной куче навоза. Меня провожали взглядами счастливые до одури лица местных жителей.

   Дом старосты, стоял, как и полагается, в самом центре деревни, возле сельского клуба и довольно большой площадки для танцев и сельских собраний. В деревне попадались разные дома, но этот был самый большой и заметный из всех, построенный на совесть и на века. Создавалось впечатление, что дом был создан с единственной целью - подчеркнуть в деревне значимость своего владельца. При доме был большой двор с несколькими постройками хозяйственного назначения и традиционным для деревенского уюта огородом. Меня вышел встречать сам хозяин всего этого изобилия, неизвестно каким образом, узнавший о моем прибытии.

   Старосту звали Арнольд. Это был крупный мужчина, с однозначно, развитой в тренажерном зале мускулатурой. Густые черные волосы, закрывающие уши и часть могучей, борцовской шеи, прилипли к мокрому от пота низкому лбу, под которым тускло тлели зачатками интеллекта маленькие, глубоко посаженные желтые глазки. В густых усах и бороде, которой была покрыта половина лица, запуталась дежурная улыбка гостеприимного хозяина, такая же естественная, как и перекаченные губы секретарши моего компаньона. Одет он был скорее практично, чем просто. На нем была просторная рабочая рубаха из расползающейся мешковины и штаны из грубой плотной ткани.

   Задушевной беседы со старостой не получилось. Едва мы познакомились, и староста был проинформирован о цели моего визита, он тут же засобирался куда-то по своим неотложным делам, но извиняясь, предупредил, что отсутствовать будет недолго и скоро вернется. Мне не оставалось ничего иного, как отпустить его с миром.

   Я сам себе не мог объяснить, откуда у меня появилось некое тревожное чувство, но оно было, и надо было с этим что-то делать. А чтобы успокоить мою подозрительность, необходимо было найти побольше доказательств беспочвенности всех моих тревог и опасений. Поэтому, как только староста скрылся из виду, я еще раз, более тщательно, огляделся вокруг. Поверхностный осмотр ничего не дал, и пришлось приступать к более детальному ознакомлению с чужой территорией.

   В сараях ничего интересного не нашлось, если не принимать во внимание странные орудия труда, предназначенные для выполнения различных сельскохозяйственных работ. Сугубо городской житель справедливо посчитал бы, что в сельском хозяйстве все они предназначены для того же, для чего, как посчитал бы сугубо сельский житель, предназначены "орудия труда" из городского сексшопа в городе.

   После осмотра подворья, я с интересом стал поглядывать на большой дом главы этого сельского поселения. Наконец, в который уже раз воровато оглядевшись по сторонам, я осторожно толкнул входную дверь. В комнатах царил полумрак и полный беспорядок архаичного уклада. Висящие на стенах старомодные ковры, распушившиеся по краям густой бахромой и антикварный мебельный ширпотреб, бесспорно, заслуживали более тщательного внимания, но меня оправдывало то, что я не в музее, и к тому же, очень спешил. Все было вне подозрений, и я даже немного заскучал.

   На первый взгляд в комнатах ничего странного и необычного я не обнаружил. Но это только на первый взгляд. А со второго я, кажется, нашел, что искал. Это была малозаметная дверь в чулан. Но самое интересное было за ней. На полу чулана я обнаружил крышку люка с массивным кольцом, закрывающую вход в подвал. Откинув крышку, я заглянул внутрь, но было и так понятно, что я ничего не увижу, пока не спущусь вниз.

   Внизу было еще темнее, чем наверху, но я хоть и с трудом, однако, смог разглядеть главное. Подвал был гораздо больше, чем могло показаться вначале. И в противоположной от меня стороне, в стене виднелась еще одна дверь, которая была приоткрыта, и манила меня новыми тайнами. Я еще раз прислушался. Ни звука. Я переступил через очередной порог.

   В помещении, где я оказался, было довольно света, благодаря нескольким висящим на стенах, и беспощадно чадящим масляным лампам. Помещение представляло собой большую комнату с аскетичной обстановкой: простенькая кровать, многоцелевой стол и раскладной стульчик, потемневший от частого использования. На стульчике за столом сидел человек.

   Как бы я ни пытался, я совершенно не мог разглядеть этого человека детально. Он уселся таким образом, что свет от ламп не попадал на его лицо, и оно оставалось в густой тени. Одет он был в темный свободный балахон, со странным знаком-символом в виде черного квадрата на видимом мне плече.

   Молчание затянулось дольше обычно приемлемых рамок вежливости. Я не выдержал первым:

   - Ты кто?

   - Я узник старосты деревни, Арнольда!

   - Узник? И за какие такие косяки он держит тебя в подвале?

   - Я один из тех, кто был послан в деревню, узнать, что тут происходит.

   - Ха! Так мы значит с тобой, в некотором смысле коллеги! А где же остальные? И что ты узнал насчет того, что здесь происходит, коллега?