— Конечно, — я закатила глаза. Я боролась с желанием пнуть его под столиком. — Я бы такого парня и не выбрала.

— Тогда начнем сначала, — сказала Диана. — Не стоит закрываться, Томохиро, ладно? Некоторым взрослым можно доверять.

Я об этом и не думала. Он привык, что взрослые приносят ему проблемы? Так было с его отцом. Потому он устроил это представление? Но с Дианой он мог быть другим.

«Монстры кусают, когда их загоняют в угол», — прошептал голос в моей голове. Голоса собирались вокруг меня.

«Нет, — подумала я, отгоняя это чувство. — Не сейчас».

— Кэти сказала, что у тебя родственники в Чибе.

Он кивнул, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку сидения.

— Тетя, — сказал он. — И два кузена.

Диана улыбнулась.

— Того же возраста? — она была мягче, чем я повела бы себя на ее месте. Я до сих пор не пришла в себя после представления Томо, понимая, к чему это могло привести.

— Младше, — сказал он. — Два мальчика.

Этого я не знала. И было непривычно думать, что у него была нормальная семья, если не учитывать его жизнь Ками.

— Потому ты туда едешь? — спросила Диана.

Ох. Так вот куда все шло. Она с подозрением отнеслась к причине, по которой Томо был с нами. Но я ее не винила. Мы ведь уже были замешаны в проблемах. Она могла подумать, что угодно, вплоть до отеля любви. Мои щеки пылали.

— Я обещал проведать их вместо отца, — сказал Томо, не смутившись. Он был готов к таким вопросам, его закалила жизнь, полная лжи. — Дядя умер пару месяцев назад.

— Мне очень жаль, — сказала Диана, заерзав на стуле и переведя взгляд в окно.

Поезд нырнул в туннель, свет вокруг погас. В ушах гудело от давления, но туннель быстро оказался позади, и свет полился в окна снова. Рисовые поля и разноцветные дома простирались за постоянной оградой из проводов, сопровождающей рельсы.

— Ничего, — сказал Томо. — Мы толком не общались. И толком не виделись.

— Тогда сегодня многое изменит.

Томо уперся руками в колени, опустив голову.

— Вообще-то, главная причина, по которой я поехал в Токио, это Кэти, — что он делает? Он ведь привык лгать. Неужели дрогнул из-за дружелюбия Дианы?

Я напряглась, следя за Дианой краем глаза. К чему эта правда сейчас?

— Я знаю, что ей предстоит встреча с отцом, и я не хочу, чтобы ей причинили боль, — мои щеки порозовели, Диана скрестила руки на груди. — Я думал о ваших словах. Если я начну со лжи, я все испорчу, — Томо тонкими пальцами убрал челку с лица. — Я не знаю, что вы думаете обо мне, но… Я не хочу, чтобы вы ошиблись.

— Ошиблась? — повторила Диана.

— Я не такой, — сказал Томо с вызовом во взгляде. — Не такой, каким меня выставил Йошинома.

— Ты должен кое-что понять, Томохиро, — сказала Диана, на ее лице появилась улыбка. — Я сама решаю, как к кому относиться. Но ты должен понимать, что я еще и родитель, так что если хочешь доверия, заслужи его. Расскажи все, и это будет уже неплохим началом.

О, нет.

— Это все мило, — сказала я, — а еще причиняет неловкость и сильно смущает. Я еще здесь, если вы забыли.

— О, я помню, — сказала Диана. — Я думаю, нам пора обняться и понизить напряжение, — она указала на динамики, словно из них могла политься веселая музыка, Томо улыбнулся. Я отставила волнение и улыбнулась. Могло быть и хуже. Диана была невероятной, я должна была с самого начала верить в нее. Она смогла разглядеть Томо за маской плохиша, увидеть то же, что и я, — доброе сердце, что не менялось, несмотря ни на что.

Вдруг в окне рядом с нами появилась тень, там двигались крылья, громкий стук сотряс вагон. Пассажиры закричали, а мы нырнули в туннель, и все поглотила тьма.

Я смотрела в окно, что-то черное преследовало нас, его очерчивали тусклые огни туннеля, пока мы проезжали их.

— Что это было? — спросила Диана.

— Птица? — предположил Томо, но в туннеле понять точно не получалось. Мы слышали стук, поезд медленно покачивался в стороны.

Поезд вырвался к солнечному свету, но наше окно осталось темным.

Огромное чернильное пятно стекало по нашему окну. Черные перья прилипли к чернилам, что высыхали на солнце, и перья изгибались, словно завитки бумаги. Все окно покрывали перья, словно что-то взорвалось. Но признаков птицы не было — лишь чернила, перья и завитки бумаги.

Я взглянула на Томо. Был ли это Ятагарасу, трехлапый ворон Аматэрасу? Он пытался напасть на нас, но попытка провалилась?

Он смотрел на меня, а глаза были черными, взгляд — пустым. О, нет. Только не здесь, не перед Дианой. Он не мог сдаться Тсукиёми в поезде на глазах у всех. Его сдадут в полицию или запрут в лаборатории…

Он заметил панику на моем лице и начал медленно дышать, опустив взгляд на ладони.

— Бедная птичка, — сказала Диана, оглядываясь. — Давайте пересядем. Места еще есть, а до Токио осталось несколько остановок. Если кто-то придет на свои места, мы снова пересядем, — она поднялась, схватила свою сумочку и мой рюкзак и отправилась к другим сидениям.

— Идем, Томо, — сказала я, взяв его за руки и помогая ему встать.

— Прочь, — выпалил он, отдергивая руки. Отказ отозвался болью во мне, он смущался перед Дианой? Нет, дело не в том. Дело в этих глазах, что не знали меня. Он тяжело дышал, согнувшись и борясь с этой силой.

— Томо, — сказала я, склоняясь к нему.

Чернила стекали по его рукам, окрашивая манжеты рубашки в черный цвет.

— Не здесь, — выдохнул он, закрывая глаза и глубоко дыша.

— Кэти? — позвала меня Диана, устроившись на новом месте. — Томохиро?

Я выпрямилась с лучшей улыбкой и бодро отозвалась:

— Минутку!

Она улыбнулась, думая, что минутка нужна была для поцелуя. Если бы.

Я склонилась к Томо и обхватила руками его запястья, прося чернила остановиться. Глаза Томо были черными, словно озера чернил, он задыхался и становился тяжелее, дрожа, пока чернила стекали по окну.

— Томо, — сказала я, но он терял себя. Я слышала шорох из его сумки, оставшейся рядом с ним на стуле, когти и клювы существ пытались вырваться из тюрьмы его блокнота. — Помни, куда мы едем. Мы соберем сокровища, да? Мы слишком близко, чтобы сдаваться.

Томо тихо простонал, Диана взглянула в нашу сторону.

— Все хорошо, дети?

Я тихо выругалась и появилась из-за сидения.

— Отчасти. Ему стало плохо.

— Я куплю чай, — сказала Диана, поднимаясь на ноги. — Я быстро.

— Спасибо, — сказала я, боясь того, что она увидит его в таком состоянии, вернувшись с бутылкой чая. — Давай, Томо, — тихо сказала я. — Ты мне нужен, слышишь?

— Не могу, — простонал он, мотая головой. Чернила капали с его пальцев на пол поезда. — Меня словно разрывают на части, — хрипел он.

Голос зашептал:

«Потому что близится время».

— Потому что близится время, — сказал Томо, я вздрогнула. Он тоже это слышал.

— Помни, что ты говорил, — сказала я. — Ты не должен слушаться голосов. Ты не должен слушаться снов. У тебя своя судьба, Томо. Сражайся.

Он моргал, медленно дыша. Я смотрела в его незнакомые глаза, слушая, как трясется его сумка на сидении.

— Заткнитесь, — крикнула я, ударяя по сумке. Блокнот перестал дрожать, и Томо стало легче.

— Ты в порядке? — спросила я. Он кивнул, выглядя ужасно.

— Вот, — сказала Диана, протягивая Томо бутылку зеленого чая без сахара. Он был горьким, это должно было ему помочь.

— Спасибо, — сказал он. Я в тревоге посмотрела на его руки, но чернила уже исчезли и с его ладоней, и с пола, оставшись лишь на почерневших манжетах рубашки и на окне. Его руки дрожали, я схватила бутылку, пока Диана не заметила дрожь, и открутила крышку. Диана улыбнулась.

— Плохишам становится не по себе в поезде?

Томо улыбнулся, сделал глоток чая, а потом поставил на бутылку крышку, не пытаясь закрутить ее. Он понимал, что объяснить такое будет сложно.

— Вы раскрыли все мои секреты, — сказал он.

— Почему-то мне кажется, что еще не все, — отозвалась она.