От древних кишечнополостных произошли иглокожие, представители которых — морские звезды, ежи, лилии — живут в морях, и хордовые.
Самая же мощная и прогрессивная ветвь хордовых — подтип позвоночных — вторая вершина животного мира.
Предполагается, что первые позвоночные появились в начале палеозойской эры. В силлурийских морях жили рыбы.
С наступлением засушливого девонского периода начинается выход позвоночных из воды на сушу. Появляются земноводные с легочным типом дыхания.
Каменноугольный период при его теплом и влажном климате был эпохой расцвета земноводных растений и животных.
Но вслед за каменноугольным периодом вновь климат стал засушливым. Начинается развитие пресмыкающихся. Появляются и теплокровные животные: птицы и млекопитающие.
Эволюция растительного и животного мира вела к всё большему разнообразию органических форм путем приспособления их в процессе естественного отбора к сменявшимся условиям существования.
Картина развития жизни на земле — большая и специальная тема.
Здесь ее пришлось коснуться лишь в самых общих чертах.
Нельзя спешить!
Дед Чарлза Дарвина, Эразм Дарвин[27], врач по профессии, был ученым и поэтом по призванию. Ему принадлежат крупные научно-философские произведения, написанные в поэтической форме.
Они увлекали Дарвина-внука красотой стихов.
Еще в юношеские годы он зачитывался произведениями деда — «Ботанический сад» и «Храм природы». Тогда Чарлз Дарвин не погружался в детали, не задумывался над достоверностью фактов.
Его интересовали общие картины природы, данные в этих книгах.
Эразм Дарвин писал, что живые существа на земле непрестанно изменяются и совершенствуются. Об этом говорят и ископаемые остатки животных и сравнение современных организмов.
Безгранично могущество великой богини Природы. Дивный храм ее стоит на месте, где некогда был земной рай и куда только «мудрец и добрый входят без запрета». И вот Муза поэта, проникнув в храм, вопрошает верховную жрицу Природы Уранию, в чем заключается первопричина жизни:
«Небесная наставница… Поведай
Первей всего мне мудрою беседой,
Какой источник дивный, полный сил,
Начало смертной жизни положил,
Дал тонким нервам чувство и движенье
И волокну живому сокращенье,
И духу жизнь эфирную внушил;
И как Любовь с Симпатией то грели
Отрадой грудь, то вдруг грозой гремели
И человека создали, творя
Свой социальный план, из дикаря».
Первый толчок к эволюции дан творцом. Он вложил в материю великое жизненное свойство — стремление к развитию. Организмы живут в различной природной обстановке. Под влиянием разной пищи и климатических условий, а также упражнения или неупражнения органов и в результате скрещиваний, возникают изменения организмов.
«Химический состав свой изменять
Должны все формы жизни в вечном споре,
Они живут, чтоб умереть им вскоре,
И умирают, чтобы жить опять!
Так вещество бессмертное умеет
Бурь преходящих побеждать порыв,
Не погибая в них, растет и зреет,
По временам лишь форму изменив…»
Работая над «Происхождением видов», Дарвин читает книги своего деда другими глазами, чем в юности. «В то время, — вспоминал Дарвин, — я очень восхищался „Зоономией“, но, перечитав ее во второй раз через десять или пятнадцать лет, я был сильно разочарован крайне невыгодным соотношением между рассуждениями и приводимыми фактическими данными».
Для внука уже давно стало недостаточно общей картины возникновения и развития живых существ:
«До времени, когда послал хаос,
Взрывались солнца в вихре, и без меры
Из сфер другие вырывались сферы;
Когда ж из них морей осела гладь
И стала всюду сушу омывать.
Согрета солнцем, в гротах на просторе
Жизнь организмов зародилась в море».
Но как развивалась жизнь? В поэтических строфах «Храма природы» Чарлз Дарвин не находит ответа. Его охватывает чувство разочарования.
С сожалением и горечью на самую дальнюю полку шкафа ставит он большие томы, страницы которых столько раз им перечитаны…
В книгах деда внук не находит помощи для себя: слишком велика в них доля воображения и мало фактов.
Даже там, где мысли их во многом созвучны, — в признании борьбы за существование в природе, — внук не обращается к авторитету деда.
А Эразм Дарвин писал:
«Свирепый волк с кормящею волчат
Волчицею — гроза невинных стад;
Орел, стремясь из-под небес стрелою,
Грозит голубке слабой смертью злою;
Голубка ж, как овца, опять должна,
Кормясь, губить ростки и семена.
Охотнице-сове средь ночи темной
Не жаль певца любви и неги томной,
А соловей съедает светляка,
Не посмотрев на прелесть огонька;
Светляк же, ночи светоч оживленный,
Вползая вверх, цветок съедает сонный».
Такую же картину борьбы за существование описывал Эразм Дарвин в мире растений:
«Деревья, травы вверх растут задорно,
За свет и воздух борются упорно.
А корни их, в земле неся свой труд,
За почву и за влажность спор ведут,
По вязу хитрый плющ ползет извивом.
Душа его в своем объятьи льстивом».
Итак, повсюду в природе идет уничтожение живых существ:
«Вкруг стрелы смерти голод заметал,
И мир одной огромной бойней стал».
Каждое живое существо обладает приспособлениями к нападению и самозащите, — утверждает Эразм Дарвин.
Эти же идеи занимали центральное место и во взглядах Чарлза Дарвина. Но он не хочет излагать свои воззрения только общими широкими мазками, как это делал его великий дед.
Нужны именно факты и факты. «Я смотрю на излишнюю тягу к обобщениям, как на безусловное зло», — пишет он Гукеру в 1844 году.
Он постоянно проверяет свои обобщения: не ушел ли от научных фактов в сторону фантазии.
На самом же деле Дарвин давно вышел на путь обобщений. Они проскальзывают в его «Дневнике путешествий». Еще в записных книжках 1837–1838 годов, рядом с памятками о днях заседаний в научных обществах и сведениями о продаже домов, встречаются заметки, прямо указывающие, что идея эволюции постепенно складывалась в его уме.
Краткие положения будущей теории происхождения видов Дарвин набросал в 1838 году.
Через три года, в 1842 году, Дарвин записал свои мысли о происхождении видов карандашом на тридцати пяти страницах в виде очерка. Этот очерк был найден под лестницей в шкафу, служившем не для бумаг, а «скорее как склад для предметов, которые не хотели уничтожать».
Плохая бумага, на которой карандашом был написан «Очерк», помарки, зачеркнутые фразы и слова, неразборчивые окончания говорят, что, вероятно, Дарвин делал эти краткие записи только для себя, как черновой набросок того, что ему стало ясно.
