* * *
Эмигрантская судьба разбросала по миру учившихся в Югославии русских кадет. Но не все ушли в США, Бразилию, Аргентину, Венесуэлу и другие страны за Атлантическим океаном. И в европейских весях осело немало бывших кадетских мальчиков в алых, синих, белых (морских) погонах. В Германии, Франции, Бельгии, Италии и, естественно, в Югославии.
Владимир Тимофеевич Соболевский, кадет 37-го выпуска Первого Русского корпуса, обосновался в югославском городке Усие, вел организационную работу по сплочению оставшихся на второй родине своих однокашников. Держал связь с друзьями, разбросанными по странам русского рассеянья. Как многие образованные, интеллигентные эмигранты «первой волны», писал журнальные, газетные статьи, публиковал иногда и свои непритязательные вирши.
Родился будущий кадет и поэт в доме своего деда в Херсоне в 1917 году. Отец его Тимофей Иванович был в это время на фронте. Ему удалось один раз побывать дома и увидеть новорожденного сына перед уходом в Добровольческую армию. Следующая встреча отца с сыном состоялась через девять лет в сербском городе Младенцове. В 1924 году мать Володи Зинаида Дмитриевна выехала с сыном за границу, узнав, узнав, что Тимофей Иванович живет в Сербии.
После кадетского корпуса, который окончил в 1937 году, Соболевский учился на техническом факультете Белградского университета, женился и работал инженером строителем. Принимал самое деятельное участие в жизни русской эмиграции.
Погиб В. Соболевский на улице в Белграде 12 ноября 1996 года, сбитый троллейбусом, когда шел встречать своего однокашника по корпусу Георгия Сапегина, приехавшего из Канады...
Владимир Соболевский не претендовал на поэтическую известность, литературную славу. Писание стихов в кадетской среде – дело, как говорят, обиходное, рядовое. Тонкие, настрадавшиеся души, они ценили поэтическое. Особенно – с патриотическим звучанием.
Владимир Соболевский
На могилу директора корпуса генерал-лейтенанта Адамовича
В изгнанье за русское дело,
За дело Отчизны родной
Боролся ты стойко и смело,
Идя по дороге прямой.
Душою ты с корпусом слился,
В борьбе не щадя своих сил,
Стоял за него, не склонился
И жизнь за кадет положил.
И дело твоё сохранится,
У нас оно в сердце живет,
Им каждый кадет вдохновится,
За Родину смело умрёт.
Так спи же спокойно, любимый,
В обители русских людей,
Чужою землёю хранимый,
Вдали от родимых полей!
Сербия, Белая Церковь. 1936
* * *
Поэтический дар Николая Воробьёва-Богаевского видится мне исключительным. Даже в свете больших, истинных поэтов Русского зарубежья – Николая Туроверова, Ивана Савина – строки Богаевского сияют всеми гранями таланта. Печатая в «Тюмени литературной» отдельные эти искорки его стихов, которые находил в тесноте страниц зарубежных русских изданий, жалел, что нет его стихов в России, собранных в отдельный томик. Похоже, и там, в «своем» зарубежье, талантливые поэты не всегда являли стремление выйти к читателю не только в периодике, но и в отдельной книжке. Творчество их после завершения жизненного пути появлялось редкой «россыпью» на страницах заграничных русских изданий...
В начале 1993-го друзья из Венесуэлы прислали мне в письме следующие строки:
«Горькая весть пришла к нам из Калифорнии (США): скончался кадет 40-го выпуска Донского Императора Александра Третьего Кадетского корпуса Николай Воробьёв-Богаевский. Никому из нас не посчастливилось близко знать этого образцового донца-кадета. Наши старшие учились в других корпусах, наши младшие еще не носили погоны, когда Коля уже окончил корпус. Но по отзывам товарищей, а особенно по его стихам и прозе, все мы не только узнали, но и полюбили Колю.
Нам неизвестны детали, но главное мы знаем. Коля был прирожденный казак-донец, племянник последнего, избранного еще на Дону, войскового атамана генерал-лейтенанта Африкана Петровича Богаевского. Отсюда его верность донским традициям, его бережное отношение ко всем воспоминаниям о Доне.
У Коли был большой, неоспоримый талант поэта и писателя. Все читатели наших кадетских изданий, наших книг-памяток с интересом и теплым чувством читали его стихи, воспоминания, рассказы, всегда подписанные фамилией его матери – Н. Воробьёв.
У нас, повторяем, нет сведений жизненного пути Николая Богаевского. Мы не можем поместить в вашей газете настоящий некролог, но мы чувствуем скорбный долг отметить эту горестную утрату и вместо некролога мы предлагаем «ТЛ» один из рассказов покойного товарища нашего».
В № 1 1993 года «Тюмени литературной» я опубликовал рассказ Николая Воробьёва (Богаевского) «Деды».
Николай Воробьёв-Богаевский
Я снова о жертве кадетской пою.
Я знаю – уж пелось. Простите...
Но с ними, погибшими в грозном бою,
Связали нас накрепко нити.
Быть может, в укор из отцов кой кому
Пою я – держались некрепко,
Позволив, чтоб Русь превратила в тюрьму
Босяцкая хамская кепка.
Не спрашивай имени... Имени нет.
Удержишь ли в памяти это?
Но вечно стоит пред глазами кадет,
И мне не забыть кадета.
Донец ли, орловец – не всё ли равно?
Из Пскова он был иль с Урала...
С поры лихолетья я помню одно –
Кадетская бляха сверкала.
Да по ветру бился в метели башлык,
Как крылья подстреленной птицы.
Был бледен кадета восторженный лик
И снегом пуржило ресницы...
В атаке геройской, не чуя беды,
Он пулям не кланялся низко.
Трещал пулемёт и редели ряды,
И красные были уж близко...
Не спрашивай имени – имени нет...
Был чей-то сыночек? Российский кадет.
Отдав последний свой парад
Без ропотов и стона,
В галлиполийском изгнанье спят
Российские знамена.
И снятся им в пыли чехла,
Средь дней франко-английских,
Былые, славные дела
Великих дней российских:
И Лев Британский, что хвостом
У ног вилял все ниже,
И Наваринских пушек гром,
И взятие Парижа,
Когда, как нищенка в посту,
В те времена – иные –
Ломала шапку за версту
Европа пред Россией.
Велик былым величьем сон
И велико страданье
Российских свернутых знамен
В галлиполийском изгнаньи.
Но час придет! И будет пир
Веселый и бессонный...
И вновь собой покроют мир
Российские знамена!..
США, Калифорния. 1973