Все сидели злые и мокрые, покуда Оин и Глоин пытались развести костер и ругали друг друга, оттого что ничего не выходит. Бильбо размышлял о том, что приключения – это не только катание на пони теплым майским деньком, когда Балин – он всегда стоял на часах – сказал: «Там свет!»

Чуть подальше высился холм, поросший лесом, местами весьма густым. В глубине за деревьями приветно мерцал красноватый огонек – то ли костер, то ли факелы. Путники некоторое время всматривались во тьму, потом заспорили. Одни говорили «да», другие – «нет». Некоторые убеждали, что стоит просто пойти и посмотреть, и все лучше, чем скудный ужин, еще более скудный завтрак и ночь в мокрой одежде. Другие говорили: «Места эти малоизвестные, никакому королю не подвластные. Путники теперь редко сюда забредают, а от старых карт никакого толку – все изменилось к худшему и дороги никто не охраняет. Мы слишком близко к горам, и чем меньше любопытствовать по дороге, тем будем целее». Третьи возражали: «Нас, как-никак, четырнадцать». Четвертые спрашивали: «Куда подевался Гэндальф?» Это повторяли все.

Тут дождь полил пуще прежнего, а Оин с Глоином передрались. Это убедило самых осторожных. «В конце концов, с нами взломщик», – решили гномы и двинулись на свет, ведя в поводу пони (со всеми подобающими предосторожностями). Они подошли к холму и вскоре углубились в лес. Склон полого уходил вверх, но ни тропы, ни дороги, которая вела бы к жилью, видно не было, и пришлось им в кромешной тьме с шумом и треском (а также ворчанием и бранью) ломиться через чащу.

Вдруг красный огонек блеснул за деревьями совсем близко.

– Теперь черед взломщика, – сказали гномы, имея в виду Бильбо.

– Иди и разведай, чей это костер, и зачем горит, и все ли чинно и безопасно, – распорядился Торин. – Ступай не мешкая и возвращайся бегом, если все окажется хорошо. Если нет, возвращайся, коли сможешь. Не сможешь – ухни два раза совой-сипухой и один раз совой-сплюшкой, и мы уж постараемся помочь.

Бильбо сорвался с места, не успев объяснить, что так же не способен ухнуть совой, как взлететь нетопырем. Одно хорошо – хоббиты умеют беззвучно двигаться в лесу, совершенно беззвучно. Это предмет их гордости, и Бильбо по пути не раз фыркнул на то, что назвал про себя «всем этим гномьим треском», хотя, убежден, вы или я ничего не услышали бы в такую ненастную ночь, даже если бы вся кавалькада прошла от нас в двух шагах. Что до Бильбо, осторожно крадущегося к костру, думаю, и хорек не повел бы в его сторону ухом. Так что, естественно, он подобрался к самому огню, никого не потревожив. И вот что увидел.

У огромного костра из буковых поленьев сидели три великана. Они жарили баранину на длинных жердях и облизывали с пальцев мясной сок. Запах шел самый аппетитный. Рядом стоял бочонок, и все трое держали в руках кружки. Но это были тролли. Явные тролли. Даже домосед Бильбо их узнал: по грубым лицам, по размеру, по очертаниям ног, не говоря уже о речи, ну совсем-совсем не салонной.

– Баранина вчера, баранина сегодня, и плюньте мне в глаз, коли завтра снова не будет баранина, – сказал один.

– И хрящика человеческого не было у меня на зубу уж не припомню сколько, – сказал второй. – О чем Вильям думал, прах его побери, когда тащил нас в эти края? Вот и пиво кончается, – добавил он, толкая под локоть Вильяма, который как раз прихлебывал из кружки.

Вильям подавился.

– Попридержи язык! – сказал он, продышавшись. – Так и будут людишки здесь дожидаться, чтобы брюхо твое потешить. Вы с Бертом полторы деревни на двоих разъели с тех пор, как мы с гор спустились, а вам все мало? А ведь было время, говорили: «Спасибо тебе, Билл, за жирного равнинного барашка!» – Он откусил от бараньей ноги, которую поджаривал, и утер рукавом рот.

Да, боюсь, тролли ведут себя именно так, даже те, у которых по одной голове. И вот тут-то бы хоббиту и сообразить. Он мог тихо вернуться к друзьям и предупредить, что поблизости три громадных тролля в скверном расположении духа, готовые для разнообразия поужинать жареным гномом или даже пони. Настоящий легендарный вор-взломщик к этому времени уже быстренько обчистил бы троллям карманы – там всегда найдется что-нибудь стоящее, если сумеешь до них добраться, – позаимствовал бы баранину с вертела и стянул бочонок, а они бы даже не заметили. Другой – более практичный, но менее разборчивый – мог бы исподтишка заколоть всех троих кинжалом, а затем весело провести ночь у костра.

Бильбо все это знал. Он почерпнул из книг немало такого, чего никогда не видел и не совершал в жизни. Ему было очень страшно и противно; хотелось очутиться за сотни миль отсюда, но все же что-то мешало вернуться к Торину с пустыми руками. Из краж, о которых хоббит слышал, самой несложной представлялась карманная, поэтому он прокрался к дереву у Вильяма за спиной.

Берт и Том подошли к бочонку. Вильям снова припал к кружке. Бильбо набрался смелости и сунул руку в его обширный карман. Там лежал огромный кошель, для Бильбо – целый мешок. «Ха! – подумал хоббит, вытаскивая добычу (новая работа положительно ему нравилась). – С почином тебя, Бильбо!»

Так-то оно так, да тролльский кошелек – штука коварная, и этот не был исключением. «Эй, ты кто?» – пискнул он, вылезая из кармана, и Вильям, мигом обернувшись, схватил Бильбо за шею, прежде чем тот успел юркнуть за дерево.

– Прах меня побери, Берт, смотри, кого я поймал! – сказал Вильям.

– Это кто? – спросили два других тролля, подходя.

– Почем я знаю! Ты кто такой?

– Бильбо Бэггинс, взло… хоббит, – пролепетал бедный Бильбо, трясясь мелкой дрожью и гадая, как бы ухнуть совой, пока не придушили.

– Взлохоббит? – переспросили они с некоторым удивлением. Тролли туго соображают и с опаской относятся ко всему новому.

– И что понадобилось взлохоббиту у меня в кармане? – спросил Вильям.

– И можно ли их готовить? – спросил Том.

– Попробуем, – сказал Берт, берясь за вертел.

– Да от него и на укус не останется, как освежуешь, – заметил Вильям, который уже плотно поужинал.

– Может, здесь еще такие бегают. Глядишь, и на пирог хватит… Эй, ты, паршивый крольчишка, много в лесу вашего брата? – спросил Берт, разглядывая мохнатые хоббитские ступни, затем поднял Бильбо за ноги и встряхнул.

– Много, – ответил Бильбо и тут же вспомнил, что друзей выдавать нельзя. – Нет, ни одного, никогошеньки, – добавил он сразу.

– Это как? – удивился Берт, держа его головой вверх, на этот раз – за волосы.

– Так, – с трудом выговорил Бильбо. – И, пожалуйста, не готовьте меня, господа хорошие! Я сам повар хоть куда, и готовлю лучше, чем в готовке, если вы меня понимаете. Я буду вам прекрасно готовить и состряпаю вам отличный завтрак, если вы не съедите меня на ужин.

– Ах ты бедолага, – растрогался Вильям. Он уже до отказа набил живот, к тому же выпил немало пива. – Ах ты бедолага. Отпусти его!

– Не отпущу, пока не объяснит, что значит много и ни одного, – заявил Берт. – Не хочу, чтобы мне во сне перерезали горло. Подержать его пятками над костром, пока не заговорит!

– Не позволю, – сказал Вильям. – Это я его поймал.

– Ты жирный дурак, Вильям, – сказал Берт. – Я весь вечер это твержу.

– А ты – остолоп!

– Я тебе этого не спущу, Билл Хаггинс! – сказал Берт и двинул Вильяма в глаз.

Началась свара. Бильбо совсем растерялся. Когда Берт бросил его на землю, он еле-еле сумел отползти в сторонку, чтобы не затоптали. Тролли дрались, как бешеные, громко обзывая друг друга разными уместными и подобающими словами. Вскоре они сцепились и в обнимку покатились едва ли не в костер, брыкаясь и пинаясь, а Том охаживал обоих толстой веткой, чтобы привести в чувство, отчего те, естественно, только больше распалялись.

Тут бы хоббиту и сбежать. Однако Берт своей лапищей помял его бедные маленькие ножки, голова шла кругом, он еле дышал, поэтому остался лежать, отдуваясь, сразу за кругом света от костра.

В самый разгар потасовки явился Балин. Гномы издалека услышали шум, и, не дождавшись ни Бильбо, ни совиного крика, один за другим крадучись двинулись к огню. При виде Балина Том оглушительно взвыл. Тролли терпеть не могут гномов (по крайней мере сырыми). Берт и Билл тут же перестали драться, и – «Мешок, Том, живо», – сказали они.