- Спасибо тебе, угодник Божий, что не оставляешь меня в пути. Сделай, пожалуйста, так, чтобы завтра эти проклятые дожди кончились... Дай мне Господи Иисусе сил дойти до конца... Благослови людей, приютивших меня... Со стороны молитва моя может показаться наивной. Но многолетние странствия научили меня простой истине: чем искренней твоя молитва, тем более она кажется детской и наивной, но тем вернее она будет услышана наверху, А утро выдалось ослепительно ярким. Ничто не напоминало о вчерашнем ненастье. Солнышко играло переливами на мокрых листьях, окнах дома и даже на перьях петуха, не просохших после ливня. Прощаюсь с Ширманихой и уже через два часа стою на полевой дороге, Сзади меня сплошной синей дымкой виднеются леса. Так величествен их вид, так пугающе огромны они, растянувшиеся во всю ширь горизонта, что я на миг усомнился: правда ли мне удалось пройти сквозь эти леса? Впереди меня - болотистая низина Клязьмы. Чем дальше иду, тем тропка уже. Скоро не понимаю - дорога ли это, или коровьи тропы. Правда, в деревне меня предупредили, что разумнее всего к храму попасть через Владимир: " пешком мы давно не ходим, а моста через Клязьму там нет". Но я почему-то был уверен, что пройду. да и выбора у меня нет: идти через Владимир- это лишний крюк в двадцать верст.

Наконец, и Клязьма. Глубокая, быстрая. Пусть и не очень широкая, но с рюкзаком и в одежде мне ее не переплыть. А за рекой - огромный луг, где-то в самой середине этого луга островок деревьев, и над ними - знакомый купол. Километра не будет, но как его преодолеть?

Я так всматривался вдаль, что не заметил невдалеке стоявшее строение- то ли дом, то ли сарай. Вновь проснулась надежда. Почти бегом направляюсь к домику. Внутри слышны голоса. Вхожу. На земляном полу туша коровы. Несколько мужчин столпились вокруг еJ. Кто-то орудовал топором, кто-то ножом. Рыжий паренJк лет семнадцати раскладывал куски мяса по тазам. Обстановка в комнате - печь, стол, да две крашенные табуретки. Мужики так увлечены своей работой, что никто из них не заметил, как я вошJл. Они громко переговаривались. Самый юный из них, тот, что рыжий, обращается к невысокому коренастому мужчине, ожесточJнно орудующему топором:

- Вань, дай немного порубить. Слышь, что говорю? Отдохни.

- Отстань, - как от мухи отмахивается от парня мужик. - Это тебе не шутки разделывать корову уметь надо. А если тебе здесь надоело, иди отсюда и смени Петровича.

- Умник нашJлся. Вы вчера пили, а я стадо целый день один гонял...

- Ну, какого хрена ты врJшь? - взорвался Иван. - Много мы пили?

Его возмущение поддержали остальные. Один из них, по виду самый старый произнJс:

- Вот сегодня будем пить, это да. Я вчера председателю так и сказал: ты нам, Сергей Иванович, зарплаты пол года не платишь, а жить ведь тоже надо.

- Ну, а он? - спросил кто-то из мужиков. Было видно, что разговор с председателем пересказывался не первый раз, но слушали они его с видимым удовольствием.

- А чего он? Мол, некогда, Сидоров, с тобой говорить, приди в другой раз. Когда, спрашиваю, в другой? Мы неделю за Клязьмой стадо пасJм, от щей и каши уже воротит. Да и Троица на днях, отметить надо. Сидоров сделал паузу. Мужик, орудовавший ножом, даже прекратил работу. Я же оказался в глупом положении. Меня упорно никто не видел. Получалось, что я стою и подслушиваю. Мне бы ещJ секунду-другую подождать, чтобы люди насладились финалом этой истории. (Позже я его услышал: "Ладно, говорит он мне, чJрт с вами, похуже выбирайте коровку и забивайте"). Но я, воспользовавшись наступившей тишиной, произнJс: - Здравствуйте, люди добрые. Бог в помощь!

- И вам - здравствовать, - произнJс кто-то.

- Мне бы на тот берег перебраться. Не подскажете, как? Сидоров, смотревший на меня безо всякой приязни, произнJс сквозь зубы, будто рублJм одарил:

- У нас на берегу паром стоит. Мы на нJм коров перевозим. Дня через два собираемся съезжать отсюда. Вот тогда и переберJтесь.

- Через два? И раньше нельзя? - Я не мог скрыть огорчения. Мужик ответил с явным злорадством:

- Ничем помочь не можем... Поблагодарив, я вышел из домика, снял рюкзак и, присев на траву, стал смотреть на расстилавшуюся за рекой равнину. Купол храма был хорошо виден. Цель, казавшаяся столь близкой, стала вдруг далJкой. А Клязьма, словно в насмешку надо мной, очаровывала своей кротостью: еJ воды в десяти шагах от меня текли совсем бесшумно. И только редкий всплеск играющей рыбы нарушал тишину... Я и не заметил, как подошJл и сел рядом рыжий паренJк.

- Ребята удивляются, как вы здесь очутились? Из ЛунJвки автобусом можно спокойно до Владимира доехать, а оттуда в Боголюбово. Разговаривать не хотелось, но быть невежливым не хотелось тоже:

- Знаю. Просто я пешком хожу.

- Пешком? А что, нужда какая?

- Да как сказать? Одним словом, я журналист... Хожу по России... А в храме этом давно мечтал побывать. И чтоб обязательно пешком.

- И много прошли?

- Километров триста.

- Триста?! - и парня будто ветром сдуло: он исчез в домике. До меня доносился сбивчивый рассказ паренька, - видимо, он пересказывал наш разговор. А вскоре я сидел в кругу этих людей и отвечал на вопросы. Первым начал Иван:

- Вы не обижайтесь, что приняли вас неприветливо. Народ сейчас всякий ходит. И не волнуйтесь, СанJк вас мигом на тот берег перевезJт.

- Это точно, мигом, - радостно подтвердил рыжий.

- Но мне поговорить, уж не обессудьте, с вами хочется, - неторопливо продолжал Иван. - Мечтал с живым журналистом поговорить. Вы, наверное, много по земле прошли, много чего видели. Согласитесь, плохо живJт народ.

- Соглашаюсь.

- А кто в этом виноват, не задумывались?

- Так кто же?

- Вы, журналисты! Это вы нам счастливую жизнь пообещали. Народ вам поверил. Он ведь доверчивый...

- Простите, а вы сами - доверчивый?

- А причJм здесь я?

- Но вы же от имени народа говорите, или как? Иван улыбнулся:

- Я не могу складно мысль выразить, так что подождите, не перебивайте.

- Простите, я не хотел перебивать. Но я за всех журналистов отвечать не хотел бы. Среди них разные ведь есть люди. И не все они народ обманывали... Слово за слово, мы разговорились. То ли оттого, что им было скучно, то ли впрямь их так волновали вопросы бытия, но мы проговорили почти час. И, кажется, поняли друг друга. Когда СемJн Иванович Сидоров в десятый раз стал матюкать власть предержащих, причJм, всех уровней, Иван стукнул себя по коленкам:

- ВсJ, хватит. Давайте, мужики, до конца дело доделаем. А вы, Виктор, пока отдохните, потом пообедаем, вечером костерок зажжем, ещJ поговорим, переночуете, а завтра спокойно пойдJте в церковь. - Он выдал эту длинную тираду тоном, не терпящим возражений. Мне не хотелось огорчать Ивана и его друзей, но... Мыслями и душой я был возле стен храма, а потому, поблагодарив их, попросил перевезти меня.

- Как знаете, - мне показалось, что Иван был огорчJн. - Но я на вашем месте не спешил бы. Покушайте, отдохните, да и нам интересно поговорить с вами. Мой отец говорил, что Бог не в стенах, а в венах. А стены церковные и завтра стоять будут.

- Не богохульствуй, ВанJк, - неожиданно вмешался СемJн Иванович.

- И не собираюсь, ты меня просто не понял. А Виктор, надеюсь, понял. Я кивнул, и стал спускаться к парому...

2.

Мне не забыть того дня. Не забыть храм, похожий на свечу; монастырь с его знаменитой лестницей в башне, где закончил свой жизненный путь князь Андрей... И даже луг, протянувшийся от храма до Боголюбского монастыря, и никогда не знавший плуга, до сих пор стоит у меня перед глазами. Храм Покрова на Нерли принадлежал тогда какому-то музею, и службы в нJм проводились только в воскресные дни. Я же пришJл в будний день, но сторож оказался добрым человеком: он открыл мне двери храма...

Незаметно наступил вечер. Внуки сторожа весело резвились на лужайке перед храмом. Сторож предложил мне заночевать в его сторожке. Назавтра мне предстоял дальний путь до Суздаля, а поэтому я без колебаний согласился. Но сон никак не шJл. Сначала мешала мышь, возившаяся за печкой. Затем в сумеречных лугах подал свой голос коростель. Впрочем, на самом деле всJ было проще: что-то нехорошее лежало на душе. Так бывает, когда обидишь кого-нибудь незаслуженно, и не извинишься. Вроде бы и винить себя не в чем, а вот подишь ты... Я вышел на улицу. ЗвJзд не было видно. Над притихшем миром, где один коростель скрипел о чJм-то жалобно, царила луна. Яркая, полная, она отражалась в воде озерка, освещая храм волшебным сияньем, Я медленно ещJ раз обошJл вокруг церкви. Неожиданно раздались чьи-то шаги. Сторож вышел вслед за мной? Нет, у западных ворот храма стоял невысокий бородатый человек. Одет он был просто, даже слишком просто, скорее по-монашески, чем по цивильному. Увидев меня, поклонился. Не знаю от чего, но в тот момент я не удивился его появлению, не спросил, кто он и откуда идJт, где заночует. Наверное, не успел. Человек, после короткого приветствия, вдруг совершенно неожиданно предложил мне: