Мне заметили:
— А топливо?.. Расход пара?.. Можно котел час нагревать без толку, можно через полчаса пустить. Можно дать излишне высокую температуру, можно дать нормальную. Избегать простоев, вовремя закончить процесс… Головой работать надо.
А в подтверждение того, как можно головой работать и как сумели экономить рабочие, я вам приведу такие цифры.
Расход топлива на 1 тонну бумаги: в 1925/26 г. — 2,227 кг, в 1926/27 г. — 1,889 кг. {год перелома), в 1927/28 г. — 1,745 кг.
Сокращение расходования пара прямо удешевляет себестоимость тряпичной полумассы. Тут же выясняют, что тряпку браковать при сортировке можно осмотрительней, наконец заявляют и доказывают, что и брак можно использовать при хозяйской сноровке. Приходится сознаться еще, что на тряпке работали липшие люди… Мелочи… Крохоборство… Но Форд, говорят, заливает свои калоши. Эти мелочи дали разительный результат.
Если в 1925/26 году себестоимость тонны тряпичной полумассы достигала 800 рублей, то теперь она сошла до 462 рублей 6 коп.
И там, где тряпье отматывается и превращается в первоначальные волокна, и там, где происходит процесс отбелки хлором, кропотливо придумывались новые, небывалые для прежних лет возможности экономии. Из сбереженных рублей бухгалтера составлялись уже большие суммы… Но вот последний процесс — самочерпки, когда белая волокнистая масса древесины — целлюлозы — с примесью тряпичных волокон разливается по бесконечно движущейся сетке, освобождается от воды н под барабанами и горячими валами превращается в ленту бумаги. Что можно было выгнать из машин?
Здесь они внешне представлены. Для современного техника они являли более ужасающую картину. А от них — все качества.
Если машины не могли превзойти своих рекордов, то все успехи подготовительных процессов пошли бы насмарку.
Затевалось безумное дело. Представим себе клячу, старую, хромую, слепую, и установим, что это несчастное животное тянет свой воз со скоростью пяти километров в час, и что нет уже никаких средств на земле понудить его двигаться быстрее. И вот находятся такие веселые чудаки, которые всех уверяют, что клячонка эта пойдет в два раза скорее.
То же самое происходило на Полотняно- Заводской фабрике. Предел скорости машин был пятьдесят метров бумаги в минуту. Нашлись чудаки и сказали — будет сто.
— Лопнет к черту вся эта механика, — рассуждали многие. — С ума надо сойти, чтобы додуматься до таких казусов.
Специализация, переход на однотипные сорта бумаги, — все это прекрасно и даже убедительно в теории, но машины — факт. Подведи к ним высокого заграничного мастера, убежит или просто затоскует на всю жизнь.
Однако — подвинчивали старые винты, подмасливали, пригоняли плотней части, охаживали машины, творили ту самую „портативность", при которой великолепные новые механизмы бесшумно н плавно переходят от малых скоростей до наивысших.
Дали — 70 метров… Стали держаться на этой скорости и остро слушать биение сердца машины. Помогали лекарствами, находили новые силы сопротивления разрушительному действию скоростей. Незаметно вызывали новую быстроту — машина давала 75 метров. Усилили ход — дала 80 метров. Аварии не произошло. Все было нормально и не внушало никаких подозрений самым ворчливым скептикам.
— Ну, уж ежели она перевалила за восемьдесят, то и сто даст, — сказали старые мастера.
И однажды впервые Полотняно-Заводская фабрика передала в Групповое управление б. Говардовскими фабриками, что наступил час, когда приняли здесь с машины сто метров бумаги в минуту.
Вспомните знаменитый сказ писателя Лескова об английской стальной блохе, которую подковали тульские мастера, — неужели не похоже?
Довоенные нормы лучших лет фабрики были перекрыты. Фабрика дает почти на 70 % больше бумага, чем до войны, на том же самом оборудовании, которое двигалось десятки и десятки лет. Себестоимость бумаги в 1926/27 году была 526 руб. 50 коп. тонна, в нынешнем — 443 руб. 94 коп. И за прошлый год при снижении цен па бумагу, фабрика получила без малого полмиллиона рублей прибыли.
Ровно через два года после печальных сообщений о полотняно-заводских делах в тех же московских газетах была опубликована речь тов. Куйбышева, в которой он, говоря о технических достижениях нашей промышленности, сказал буквально:
— На Полотняно-Заводской фабрике мы имеем еще более разительные результаты.
И вот тут, на месте, я вижу, как и сейчас возникают эти разительные результаты. Рабочие пакуют бумагу. За несколько дней до моего приезда они выдумали способ — паковать 30 стоп в кипу. Прежде паковали 7 кип. Потом дошли до 24. Показалось мало и этого. Сейчас довели искусство упаковки до 30.
Вот в какой черной неприглядной работе вы увидите подлинный производственный пафос.
И сюда же было дано задание:
— Думайте над тем, чтобы бумагу с саморезок не перекладывать в тележки руками.
Старая фабрика придумала новый способ, что сводит на нет брак и ускоряет темп работы. Ее введение приходится принять за образец для других новых предприятий.
Оказывается, надо учиться у Полотняно-Заводской фабрики, которая живет третью сотню лет и ведет свою историю от тех лет, когда ходили по земле лютые Кудеяры.
