Не раздумывая особенно долго, Блейк влез в окно и спрыгнул на замусоренный, захламленный бетонный пол огромного сводчатого подвала, не разгороженного на отдельные помещения; в дальнем правом углу, в густой тени, едва различался чернеющий арочный проход, судя по всему, ведущий наверх. Присутствие в гигантском, заброшенном, призрачном храме специфическим образом подавляло, однако Блей к сохранял самообладание и, осторожно пробираясь среди разломанной утвари, отыскал в пыли крепкую бочку и подкатил к окну, обеспечив обратный путь. Затем, собравшись с духом, пересек увешанный паутинными фестонами подвал и приблизился к арке. Задыхаясь от вездесущей пыли, опутанный воздушными фиброзными кружевами, начал подниматься по истертым каменным ступеням, уходящим во тьму. Посветить было нечем, и он потихоньку пробирался на ощупь. За крутым поворотом Блейк наткнулся на запертую дверь. Обшарив ее, нашел старинную задвижку. Дверь открывалась внутрь, за ней находился тускло освещенный коридор, отделанный изъеденными древоточцем панелями.
Оказавшись на первом этаже, Блейк начал поспешный осмотр. Все внутренние двери были не заперты, и переходить из одного помещения в другое не составляло никакого труда. Колоссальный неф церкви — в многослойной паутине, растянутой в стрельчатых арках галереи и меж готических колонн, с залежами пыли на алтаре, респонсории, отгороженных скамьях для важных семейств, кафедре проповедника с песочными часами, — производил жуткое, даже сверхъестественное впечатление. Вверху, над всем этим безмолвным запустением, играли зловещие лучи закатного солнца, проникавшие через полутемные стекла огромных апсидных окон.
Копоть мешала как следует разглядеть изображения на окнах, но отдельные более или менее различимые фрагменты не вызывали приятных ассоциаций. Познания в тайной символике помогли Блейку сделать кое-какие выводы о значении некоторых древних образов. Иногда попадавшиеся лики святых вполне поддавались толкованию, но в то же время на одном окне, например, было изображено просто темное пространство, заполненное любопытными светящимися спиралями. Отвернувшись от окон, Блейк обратил внимание на затянутый паутиной необычный алтарный крест, напоминавший первобытный анк или crux ansata загадочного Египта.
За апсидой, в ризнице, Блейк обнаружил прогнивший аналой и высокий, до потолка, ряд полок, беспорядочно забитых заплесневелыми книгами. Пробежав названия, он испытал истинный шок. Страшные, запретные фолианты, о самом существовании которых не знал ни один здравомыслящий человек, а если и знал, то лишь по опасливо, с большой осторожностью передаваемым слухам, — ужасные, проклятые тома, полные двусмысленных формул и тайн, сквозь толщу веков просочившихся с незапамятной зари человечества и даже из более древних, темных и легендарных времен. Многие книги Блейк читал: латинскую версию омерзительного «Некрономикона», зловещую «Liber Ivonis», пользующуюся дурной славой «Cultes des Goules» графа д'Эрлетта, «Unaussprechlichen Kulten» Юнцта и дьявольскую «De Vermis Mysteriis»[2] Людвига Принна. Но множество книг на полках было известно ему лишь понаслышке или не известно совсем, например «Манускрипты Пнакотика», «Книга Цань», какой-то почти истлевший том на неведомом языке, где попадались символы и диаграммы, которые с содроганием узнал бы любой исследователь оккультных наук. До сих пор не утихшие давние слухи, безусловно, имели веские основания: похоже, в свое время храм действительно был средоточием зла, более древнего, чем люди, и более масштабного, нежели их представления о вселенной.
На ветхом, полуразрушенном аналое лежал блокнот в кожаном переплете, испещренный странными криптографическими записями. Судя по выдержанной нумерации страниц и по упорядоченным, разбитым на абзацы строкам, написанная значками рукопись представляла собой связный текст, причем каждому значку, видимо, соответствовала определенная буква. Сами же значки являлись традиционными символами, сохранившимися в современной астрономии со времен алхимии, астрологии и тому подобных сомнительных наук: встречались общепринятые обозначения Солнца, Луны, планет, аспектов и зодиакальных созвездий.
Рассчитывая позже расшифровать криптограмму, Блейк сунул блокнот в карман пиджака. Многие объемистые тома на полках весьма и весьма привлекали его, и он чувствовал искушение завладеть ими как-нибудь попозже. Удивительно, что за столь долгое время никто их не тронул. Может, и в самом деле он первый преодолел власть расползшегося повсюду страха, почти шестьдесят лет защищавшего это заброшенное место от визитеров?
Полностью обследовав первый этаж, Блейк снова пробрался через утопающий в пыли неф и вышел к главному притвору, где раньше заметил за дверью лестницу, похоже, ведущую в черную башню и к шпилю, столь знакомым по долгим наблюдениям. Подъем по высоким и узким деревянным ступеням винтовой лестницы осложнялся вездесущей пылью и плодами беспрерывной деятельности пауков. Время от времени попадалось замутненное окно, открывающее головокружительный вид на город. Хотя пока не обнаружилось никаких следов веревки, тем не менее, надо думать, в башне — узкие, прикрытые жалюзи стрельчатые окна которой он так часто наблюдал в полевой бинокль, — находится колокол или подбор колоколов. Однако пришлось разочароваться: поднявшись наверх, он оказался не в звоннице, а в помещении, явно предназначенном для совершенно иных целей.
Комната, приблизительно пятнадцать на пятнадцать футов, освещалась только сквозь ветхие жалюзи четырех стрельчатых окон, по одному с каждой стороны. К тому же на окнах имелись плотные светонепроницаемые шторы, почти сгнившие. В центре, посреди устланного пылью пола, возвышался каменный постамент странных косых пропорций, около четырех футов высотой и около двух в усредненном диаметре, со всех сторон испещренный причудливыми, грубо высеченными иероглифами, совершенно неведомыми. На постаменте покоилась металлическая шкатулка любопытной асимметричной формы. Крышка на петлях была откинута, и внутри, под накопившимся за десятилетия слоем пыли, виднелся какой-то неправильный эллипсоид — яйцевидный предмет примерно четырех дюймов длиной. Вокруг постамента, по весьма приблизительной окружности, стояло семь готических стульев с высокими спинками, все в довольно хорошем состоянии, чего нельзя было сказать о находившихся за ними у обшитых темными панелями стен семи черных гипсовых фигурах внушительных размеров, более всего напоминавших мегалитовые скульптуры таинственного острова Пасхи. В углу этой тоже затянутой паутиной комнаты вделанная в стену лестница поднималась к закрытому люку темного, без единого окна, помещения под самым шпилем.
Привыкнув к тусклому освещению, Блейк заметил на странной открытой шкатулке из желтоватого металла любопытный барельеф. Он подошел и носовым платком и просто ладонями обтер шкатулку: на барельефе проступили жуткие, немыслимые монстры. Эти существа — живые организмы, по всей видимости, — не имели совершенно ничего общего ни с какими биологическими видами настоящего или прошлого нашей планеты. Четырехдюймовый предмет оказался искаженной формы эллипсоидом — почти черным с красными прожилками многогранником с множеством несимметричных граней: либо какой-то особо редкий кристалл, либо обработанный и тщательно отполированный минерал. Многогранник не касался дна шкатулки: он был приподнят за охватывающий его по центру металлический обруч, подвешенный на семи горизонтальных, идущих от верхних внутренних углов шкатулки креплениях весьма странной конструкции. Этот камень, будто специально выставленный, околдовал Блейка. Он не мог отвести от него глаз и, вглядываясь в поблескивающие грани, воображал, что камень прозрачный и в этой прозрачности рождаются удивительные миры. В его фантазии проплывали ландшафты неведомых планет: огромные каменные башни, титанические горные хребты без признаков жизни… а иногда открывались более далекие пространства, где присутствие сознания и воли выдавало лишь неясное шевеление в непроглядной тьме.
