— Долго же придется искать нужный, — пошутил он.

Но ключ от ворот отыскался тотчас, и он не без труда отворил их. Машина въехала, фары выхватили из глубины аллеи темный фасад замка.

— Неплохой домик! — заметил Морис. — Право! Только излишне симметричен. Годится под жандармерию. Проснись, графиня! Ты у себя дома.

Он запер ворота и занял место за рулем. Сесиль показала на низкое здание слева.

— Что это такое?

— Судя по чертежу дяди, бывшие конюшни. Агиресы жили там, в конце… в домике, похожем на особняк… Остальное не знаю… Пристройки, гаражи…

Внезапно где-то около замка послышался яростный лай. Сесиль вздрогнула.

— Он заперт, — сказал Морис. — Жюльен сказал, что он не злой.

Лай был хриплый, визгливый — пронзительный и жалкий одновременно. Затем следовало озлобленное рычание.

— Мне это не нравится. Как его зовут?

— Булль д’Эр… Шарик… Он сходу берет высоту более двух метров… Забавно…

Они оставили машину около подъезда и пошли к псарне. Это был сарайчик справа от замка, где обычно держали тачки и шланги для полива. Стоя на задних лапах за пыльным решетчатым окном, пес смотрел, как они подходят. От его дыхания окошко запотевало и глаза горели как светлячки. Сесиль остановилась.

— Я боюсь, — прошептала она.

— Ты с ума сошла. Это умная овчарка, которой сейчас страшнее, чем тебе.

Пес зарычал. Они услышали его дыхание у притолоки, и он стал скрести когтями пол.

— Его надо выпустить, — сказал Морис. — Но сначала покормим. Он успокоится. Обожди меня тут… Поговори с ним. Я попробую что-нибудь найти. — И он побежал к замку.

Пес за дверью кружил на месте и часто дышал, как при жажде. Когда Сесиль положила руку на щеколду, он завизжал, а затем гортанными звуками, поразительно напоминавшими человеческую речь, выразил что-то такое непонятное и трогательное, что Сесиль больше не раздумывала. Она приоткрыла дверь. Пес просунул влажную морду и лизнул ей руку. Воспользовавшись ее замешательством, он раскрыл дверь еще шире, и Сесиль увидела волкодава, который принялся кружить вокруг нее.

— Булли!

Зверь приблизился, и внезапно его твердая как палка лапа легла ей на плечо. Красные глаза собаки теперь были на уровне ее собственных. Она почувствовала теплое дыхание животного.

— Булли… Негодяй… Сидеть!

Пес послушался и Сесиль, нагнувшись, погладила его.

— Хорошая собака, — прошептала она. — Ты меня напугала… Я едва на ногах стою… Почему ты такой сердитый, Булли?

Собака от удовольствия жмурилась, пока Сесиль гладила ее. Между ушами она нащупала хохолок из мягкой шерсти.

— Значит, хозяин бросил тебя, — продолжала Сесиль. — Выходит, и ты не очень-то счастлив. Видишь, я люблю тебя.

Успокоившись, пес улегся у ее ног, навострив ухо, словно не желая упускать ничего из загадочной для него речи Сесиль.

— Ты красивый пес… очень красивый, Бульчик! Хочешь погулять со мной? Завтра…

— Я иду! — крикнул с крыльца Морис.

Пес тотчас вскочил и зарычал. Сесиль обеими руками схватилась за его ошейник.

— Хороший… хороший…

Она надавила на спину собаки, чтобы принудить ее сесть, но Булли оставался неумолим.

— Подходи осторожно! — крикнула она. — Покажи ему еду. Он тебя не знает.

— Ну и дела! — воскликнул Морис. — А тебя, выходит, знает?

— Я другое дело… Поставь миску… Тут. И отойди.

Она чувствовала, как под мягкой кожей у собаки напряглись мышцы и погладила его впалые бока, сильную спину, взволнованную грудь.

— Тихо… тихо… Красавец Булли будет теперь есть. Он голоден.

— Еще бы, — сказал Морис. — Ладно! Оставь его и пошли спать.

— Молчи! Мне кажется, ты ему не по душе.

— А ты? Ты совершенно спятила, дочь моя. Спокойной ночи, влюбленные! Я иду спать. Я устал.

Он зажег сигарету, выдохнул дым в сторону собаки и удалился.

— Видишь, какой он, — прошептала Сесиль. — Сейчас же вспылил… Теперь будет два дня дуться… Ешь, Булли!

Сидя на корточках, она смотрела, как собака пожирает еду. Ей больше не хотелось спать. Рядом с псом ей не было страшно. Окончив есть и понюхав руки Сесиль, пес зевнул.

— Больше ничего нет, — сказала она. — Завтра я тебе приготовлю что-нибудь вкусненькое.

Она встала и вошла в сарайчик. Собака последовала за ней.

— Спокойной ночи, Булли!

Она наклонилась и, прижавшись щекой к шее собаки, почувствовала непонятное волнение. Ей показалось, что пес нуждается в ней.

— Спи спокойно. Ясно? Чтоб я тебя не слышала.

Она прикрыла за собой дверь и тотчас увидела в окошке морду собаки. Передними лапами пес скреб стекло. Она помахала ему, как человеку. Сесиль больше не жалела, что поехала с Морисом.

Морис ждал ее на площадке второго этажа.

— Ты все же решила идти спать?

Он был в одной рубашке с пеньковой трубкой в руке. У Сесиль он вызывал раздражение.

— Почему ты не погасила свет?

Неужели он не понимает, что ей было просто страшно? Морис показал ей их комнату в глубине коридора и отправился закрыть двери. Когда он вернулся, Сесиль у окна любовалась ночным пейзажем.

— Нравится? — спросил он. — Согласись, сюда стоило съездить. Завтра мы все осмотрим.

— Что это там? — спросила Сесиль.

Морис подошел.

— Нет, это не пруд… — раздумывал он. — Тут протекает маленькая речка Булонь. Мы находимся на стороне, выходящей в парк. Вид прекрасный. Но как может тут жить бедняга Жюльен? За кровать ему достанется. Она напоминает бульварную скамейку.

Напевая, он разделся.

— Можешь погасить свет? — прошептала Сесиль.

Морис тотчас уснул. Перед тем как лечь, Сесиль заперла дверь на ключ и прислушалась. Замок жил своей жизнью — раздавались скрипы, вздохи, шелест. Она легла рядом с мужем, но была настороже. Какое счастье, что есть собака! В случае чего, она залает. У Сесиль был союзник. Против кого или чего? Абсурд какой- то! Она закрыла глаза и тотчас открыла снова. В комнате слышался запах увядших цветов. Она попробовала угадать, что это за цветы, затем отказалась от этой затеи… Сесиль проснулась, словно от толчка. Нет, ей не приснилось. Где-то работал мотор машины.

— Морис!

— Что такое?

— Ты не спишь?

Шум мотора приближался.

— Не бойся, — сказал Морис.

Он зажег свет и посмотрел на часы.

— Половина третьего… Наверное, Жюльен зачем-то вернулся.

— Не может быть!

— От него можно ожидать всего, чего угодно. Пойду посмотрю!

— Морис! Не оставляй меня одну.

Она вскочила и первая открыла дверь. Они подбежали к окну, выходившему из коридора во двор. Рядом с домиком Агиресов маневрировала машина.

— А может это не он? — прошептала Сесиль.

— Собака бы залаяла.

Машина объехала особняк, фары погасли.

— Имеет же он право возвращаться к себе, когда ему заблагорассудится, — заметил Морис. — Может он передумал. Утром выяснится. Здесь замерзнуть можно… Вернемся?

Они зашли в комнату, но Сесиль не могла уснуть. Если бы дядя Жюльен что-то забыл, он вошел бы в замок. А все было тихо. Если бы он уехал, то снова раздался бы шум мотора. Может быть, он решил переночевать в особняке? Чтобы их не беспокоить…

Наконец рассвело. Морис поднялся невыспавшийся и голодный. Он потратил целый час на приготовление завтрака. Сесиль к еде не притронулась.

— Позови дядю, — сказала она. — Познакомь нас.

Морис рассердился.

— Послушай, малышка, Жюльен уже много лет живет один. Он привык, чтобы в его дела не вмешивались и не задавали лишних вопросов. Можешь ты это понять? Никаких вопросов!.. Так что не начинай.

Они молча поели. Морис закурил трубку. Сесиль приготовила еду собаке. Разговор возобновил Морис.

— Держу пари, что он уехал. Поменял машину. Ему всегда нравились маленькие, спортивные. Теперь он далеко.

— Но мы бы услышали…

— Ладно. Но если он тут и захочет нас увидеть, то сам найдет. Я еду в поселок купить табаку и газету.

— И хлеба, — бросила Сесиль. — Побольше. В доме есть все кроме хлеба.