Юрий Бурносов
Все золотистое
Розетка, кипяток, котенок Борька, балкон и лифт бросали в дрожь меня.
Тимур Кибиров
1
– Привет. А меня зовут Суок, – сказала девчонка.
– Кукла наследника Тутти? – машинально спросил я.
Девчонка пожала плечами:
– Не знаю никакого наследника.
– Ладно, проехали, – сказал я. В конце концов, это сон, и совершенно не важно, почему абсолютно не знакомую мне девчонку зовут Суок.
– Куда проехали? Не понимаю… А ты кто? – спросила она.
Обычно во сне нужно делать все, что тебе скажут или о чем попросят. Тогда сон бывает интересный. Правда, если делать все наоборот, тоже бывает ничего. Сон, одним словом. Поэтому я заупрямился:
– А тебе зачем?
– Низачем. Так нужно. Ты же знаешь, как меня зовут…
И то верно. Я огляделся и обнаружил, что стою босиком на ощутимо прохладном полу, вымощенном золотистыми и белыми плитками «в шашечку». Вокруг поднимались золотистые же стены, которые сходились высоко над головой в стрельчатую арку. Коридор уходил впереди куда-то влево и появлялся у меня за спиной откуда-то справа. Девчонка сидела на высокой тумбе – примерно метр двадцать – и болтала ногами. Тумба была тоже золотистая.
– По-моему, это мне снится, – признался я. Впрочем, я уже не был так уверен в этом: слишком реальным, детально проработанным казалось все вокруг…
– Не может такого быть. Получается, я тоже тебе снюсь? Но я-то знаю, что я – не сон. Я – Суок.
Девчонка, кстати сказать, совсем не походила на киношную куклу наследника. Лет четырнадцать, ну, пятнадцать на вид, черные волосы выбиваются из-под черного беретика. Кажется, такая прическа называется «паж». У французской певицы Мирей Матье, которая про «Чао, бамбино, сорри» поет, такая прическа. Одета девчонка занятно: опять же пажеский костюмчик, штанишки, чулки, башмаки с пряжками, и все золотистое.
– Слушай, я ничего не понимаю, – честно сказал я.– Меня зовут Валера. И я думаю, что я во сне. Потому что я не знаю, где я, и никогда здесь не был. И тебя не знаю.
– Валера… – произнесла Суок, словно пробуя слово на вкус. – Валера… Не слышала такого имени. Нет, Валера, ты не во сне. Точнее, не совсем во сне, потому что все-таки немножко во сне. Чуть-чуточку. А что это за странный наряд?
Я посмотрел на себя и хмыкнул: хорошо, что в шортах уснул. Мог бы и в трусах, вот был бы номер. Сон сном, а девчонка вроде ничего, симпатичная, а я в трусах перед ней скачу… Хотя во сне иногда такое приснится – будто ты голый, а вокруг все одетые. Бр-р…
Босиком вот только холодно. Хотя во сне холодно не должно быть. Это я, наверно, ноги из-под пледа высунул, вот и снится, что холодно…
– Это шорты.
– Ты, наверное, замерз? – участливо спросила она. – Пойдем туда, где тепло.
– А где тепло?
– Иди за мной, Валера. Только не догоняй меня, просто иди следом. Я скажу, когда мы придем.
Она спрыгнула с тумбы, щелкнув каблучками своих башмаков по плиткам, запахнула короткий золотистый плащик – я его сначала не заметил – и зашагала вперед по коридору. Я послушно пошел за ней, прикидывая, чего еще ожидать от сна.
Коридор был красив, но однообразен: стены и стены. Когда мы прошли метров сто, слева в стене показалось узкое окно, забранное мелкой решеткой, в ячейках которой сверкали разноцветные стекла. Свет сквозь окно не пробивался, из чего я заключил, что либо снаружи темно, либо стекло непрозрачное, либо вообще ничего нет. Для сна это нормально. Кстати, никаких светильников не наблюдалось и в коридоре; казалось, сами золотистые стены излучают мягкий холодный свет.
– Не отставай, Валера! – бросила через плечо Суок. – Здесь нельзя отставать.
Мы прошли еще сотню метров, и я неожиданно увидел на стене, на высоте своих плеч, глубокие царапины. Судя по всему, стенка была не из штукатурки или там камня, а из металла, и царапины врезались в него более чем на сантиметр. Что это так дерануло бедную стенку? Или кто? Я хотел спросить об этом Суок, но тут же обнаружил, что она исчезла. Коридор уходил вдаль, и я готов был осознать, что влип-таки в какой-то сонный кошмар, как Суок снова появилась. В стене справа была открыта незаметная дверь шириной сантиметров шестьдесят.
– Здесь тепло, – сказала Суок, и я вошел вслед за ней в комнату.
Внутри действительно оказалось тепло, к тому же там стояло большое кресло, обшитое золотистой тканью, на вид очень мягкое и уютное. Излишне говорить, что стены тоже блестели золотом. Может, это и есть золото?
– Садись,– кивнула Суок.
Я осторожно погрузился в кресло, и она тут же плюхнулась рядом, так близко, что я увидел на ее правой коленке, как раз там, где заканчивалась короткая золотистая штанина, засохшую розовую царапину.
– Теперь можно спрашивать, – улыбаясь, заявила она.
– В смысле?
– Ну, ты же хотел спрашивать, правда? Вот, спрашивай. Теперь можно.
– А там было нельзя?
– Там тоже можно. Потом – нельзя. Потом – снова можно. Но здесь тепло. Спрашивай, Валера.
– Ну-у… Это что, все из золота?
– Нет. Если бы было из золота, называлось бы Золотой Замок. А называется Золотистый Замок. Значит, не из золота,– с самым серьезным видом ответила Суок.
– Значит, это Золотистый Замок. Так. А где он находится?
– Здесь.
– И все?
– И все. А что? – искренне удивилась она, словно я спросил совершеннейшую чушь.
– Нет, все понятно… А ты тут, значит, живешь?
– Живу.
– Одна?
– Одна. Иногда – не одна. Иногда приходят другие, как ты, Валера. Потом уходят. Тоже думают: во сне… Я их вижу. Иногда разговариваю. Только они странные. Пугаются. А ты не пугаешься. Хотя тоже думаешь: во сне…
– Ну, ты же сказала: чуточку во сне.
– Да, оно так и есть. Чуточку во сне, но в остальном – не во сне. Хочешь проверить?
– Можно.
И она укусила меня за ухо. Первое, что я почувствовал, – тепло, запах чего-то золотистого (черт!) типа меда или нектара, а уже потом – довольно сильную боль.
– Ты что?! – дернулся я и оттолкнул ее. Она засмеялась:
– Ты сам хотел, чтобы проверить. Я показала. Извини, если больно. Я не хотела.
– В том-то и дело, что больно! Нет, может быть, это меня котенок за ухо кусает, пока я сплю? У меня дома котенок…
– Могу еще раз. Только это не котенок, Валера. А кто такой котенок?
Я и сам уже прекрасно понял, что это никакой не котенок. Но больше никаких объяснений не находилось. Не в сказку же я попал!
– Елки-палки, – пробормотал я.
– Что это значит? – незамедлительно поинтересовалась Суок.
– Ничего не значит, просто выражение. Так говорят, когда случается что-то странное, например. Слушай, это я что, значит, здесь надолго?
– Нет, Валера. Я же говорю: ты чуточку во сне. Когда сон кончится, ты или увидишь другой сон, или просто проснешься. И это очень плохо, потому что я перестану тебя видеть и с тобой говорить.
– Значит, это все-таки сон. Васька, гад, за ухо грызет, точно! Мне стало как-то даже легче.
Она заморгала ресницами, казалось, готовясь заплакать, но через мгновение уже улыбалась и говорила:
– Ты не сказал, кто такой котенок. Он живой?
– Это такой маленький зверек. Ну, живое существо. Бывает разного цвета: серый-полосатый, рыжий, белый, черный. Пятнышками. Бывает пушистый, бывает – нет. Ушки маленькие, усы есть. Хвост.
– Красивый… – вздохнула Суок. – Я бы хотела одного такого. А здесь нет. Нет зверька.
– Тут что, вообще никого нет? И ничего? Один коридор и вот эта комната?
– Нет, почему? Хочешь посмотреть? Только у нас мало времени.
– Как это – мало?
– Ты скоро уйдешь, а я останусь одна. Но мы успеем немножко посмотреть на разное. Пойдем!
И она схватила меня маленькой теплой рукой и потащила назад, в коридор.
– А теперь мне не нужно идти следом? – осведомился я.