– Но твоя половинка не потерялась и не исчезла. Она просто переместилась в другое место, где ей хорошо. Разве тебе было бы легче оттого, что она осталась бы жить, но продолжала мучиться?

– Нет, мне было бы ещё больнее.

– Вот видишь. И Маша навсегда останется у тебя в сердце, останется в твоей памяти. Она теперь самая яркая звезда на небе над тобой. Ты каждый вечер будешь смотреть на небо и разговаривать с ней, будешь делиться с ней своими горестями и радостями. Но самое главное, ты никогда уже не сможешь разочароваться в ней. Здесь, на земле, всё временно, даже любовь, а Маша, и всё, что с ней связано, уже принадлежит вечности. Она умерла тихо, без боли, без муки. Это смерть праведников. Твоя Маша уже в раю, а вот где будем мы с тобой, пока неизвестно. Так что за неё можно только порадоваться.

– Мамочка, я тебя очень люблю, – Ваня взял мамину руку в свои ладони. – Ты прости меня за то, что я заставил тебя столько страдать.

– И ты меня прости, родной. Знаешь, ради этой минуты… – Мама не смогла договорить. У неё больше не было сил сдерживать слёзы, и они потекли, как вешние воды, облегчая и согревая душу.

После долгой холодной зимы наступала весна. Её сын, почти навсегда потерянный, возвращался к ней, и вместе с его любовью возвращалась и надежда на счастье, простое материнское счастье. Вечно путающееся под ногами, это незатейливое счастье будет шалить с Муркой, шлёпать босиком в ванную, забывать чистить зубы, приносить двойки в тетрадках, придумывать разные небылицы, просить чего-нибудь вкусненького и пить чаёк в прикуску с незатейливыми историями про своего любимого друга Пашку. Это тихое счастье будет говорить ей «Я люблю тебя, мама» и засыпать под её молитвы. Это будет счастье, которое невозможно купить ни за какие деньги. И это счастье уже никто больше не посмеет забрать у неё, потому что она выстрадала его, и Господь оказал ей милость.

8

– А вот и я, – в дверном проёме появилось сначала улыбающееся мамино лицо, а потом рука с тяжёлой сумкой.

– Мамочка что-то несёт, – Ваня улыбнулся и приподнялся на кровати.

– Ученье – свет, а неученье – тьма. – Мама подошла к кровати и поставила сумку на пол. – Доктор разрешила тебе понемножку учиться, поэтому я принесла тебе учебники.

– Все, что ли? – Ваня никогда бы раньше и не подумал, что разговор об учебниках может быть настолько приятен.

– Не все, конечно, – мама стала вынимать учебники из сумки и складывать их стопочкой на тумбочке. – Только по лёгким предметам. А то ты сейчас как набросишься на учёбу! А тебе пока нельзя ещё перетруждаться.

– Мамочка, как же здорово! Учебники! Как же мне уже хочется в школу!

– Слышал бы тебя твой Пашка! Вот бы удивился! – Мама открыла тумбочку, чтобы освободить место для учебников.

– Это точно! Сказал бы, что у меня головка бо-бо. – Ваня откинулся на подушку, так как почувствовал лёгкое головокружение. – А у меня головка, в самом деле, бо-бо.

– Что? – встрепенулась мама. – Тебе плохо?

– Прошу тебя, не волнуйся. У меня просто немножко закружилась голова.

– Видишь, сынок, тебе нужно быть ещё очень осторожным.

– Ма, а историю ты принесла?

– Историю? Конечно, принесла. История очень даже способствует укреплению душевных и физических сил. Тем более что настоящее – это хорошо забытое прошлое.

– А про Куликово поле там что-нибудь написано?

– Про Куликово поле вряд ли, а вот про Куликовскую битву, может, что-нибудь и написано.

Мама открыла оглавление и начала искать.

– Нет, книжку я потом сам посмотрю, а сейчас, лучше, расскажи, что тебе известно о Куликовом поле.

Мама с удивлением посмотрела на сына, но ничего не сказала. Пора было уже привыкнуть к тому, что после тяжёлой болезни её сын стал каким-то другим.

– Что мне известно о Куликовом поле? – переспросила она, собираясь с мыслями. – В первую очередь, это поле русской боевой славы... Ты же смотрел когда-то мультик о лебедях Непрядвы. Неужели забыл?

Ваня промолчал.

– На Куликовом поле была одержана победа, которая, хоть и не дала свободы, но вернула истекающим кровью русским людям веру в себя, в свои силы.

Ваня внешне никак не отреагировал на слова мамы. Взгляд его медленно бродил по потолку, но чуть выше переносицы появилась складочка. Это означало, что он напряжённо думал. Наконец он повернул голову и посмотрел на маму совершенно по-взрослому.

– А что значит, быть русским?

– Сынок, – мама протянула руку и погладила сына по волосам. – Какие трудные вопросы ты задаёшь! Даже не знаю, что и ответить.

Она встала, подошла к окну и какое-то время стояла спиной к сыну, вглядываясь в даль. Потом повернулась и задумчиво начала:

– Быть русским значит быть православным. Когда-то Киевская Русь приняла греческую православную веру, и она пришлась по сердцу русским людям, потому что у нашего народа бесхитростное, детское сердце. Православная вера для такого сердца – живительный родник, который пробуждает в нём всё лучшее, что в нём есть. Великий сердцевед Фёдор Достоевский писал: «Без православной веры русский человек – дрянь». Когда русские отказались от православного царя и от русской веры, они перестали быть русскими.

– Как это?

– Они стали советскими. И ещё. Русский человек всегда стремился жить по правде, в высшем смысле этого слова… Иисус Сладчайший, Солнце Правды, это идеал, по которому всегда томится русское сердце.

– Поэтому в нашей жизни сейчас так много неправды?

– Да, мы всё оборачиваем голову то на Запад, то на Восток… То нам кажется, что у французов всё совершеннее, и мы пытаемся превратиться во французов. То нам кажется, что на Тибете или в Гималаях есть разгадка тайны бытия, и мы всем сердцем тянемся туда, откуда восходит солнце. Сейчас вот мы перекраиваем себя на американский лад. Так и мечемся, то туда, то сюда, и всё никак до нас не доходит, что одни – на Западе, другие – на Востоке, а мы – ПОСЕРЕДИНЕ! У нас свой, определённый Богом жребий, а мы всё крутим головой, крутим, аж позвонки трещат, и всё нам кажется, что где-то лучше. А там где-то – не лучше, там просто всё по-другому. Чтобы русскому превратиться во француза, ему нужно вырвать из груди своё детское русское сердце, посадить его во французскую почву и подождать, пока оно прорастёт французскими всходами. А с простым русским сердцем там делать нечего. В 1812 году русские били французов на полях сражений, но в быту те же французы легко одурачивали их. И самим французам было не понятно, как эти могучие бородатые русские солдаты могут быть такими наивными и доверчивыми.

– Так это плохо быть доверчивым?

– Это и ни хорошо и ни плохо. Это дело веры. Если бы доверчивый русский человек оставался с Богом, то Бог оградил бы его, как птица ограждает крылом птенцов своих малых. Но мы научились у «просвещённого» Запада гуманизму и другим «премудростям» и перестали доверять Богу, за что и остались один на один со своей доверчивостью. И обманывают нас теперь, кому только не лень, и с Запада, и с Востока.

Мама замолчала. Ваня тоже молчал. Чтобы как-то разрядить образовавшуюся паузу, она взяла в руки учебник по истории и начала его листать.

– А на Куликово поле можно поехать? – Мама вздрогнула, так как не ожидала такого вопроса. – Есть оно ещё?

– Как ни странно, оно всё ещё есть, наше хранимое Божиим Промыслом Куликово поле. Не одолела его Советская власть ни тракторами, ни бульдозерами. Тянется оно на десятки километров под русским небом, конца и края не видать. Знаешь, удивительно, что через пятьсот лет после Куликовской битвы в селе Себено, где был стан князя Димитрия Донского, родилась слепая девочка, которую назвали Матронушкой. Сейчас она почивает в городе Москве и собирает к своим цельбоносным мощам тысячи обворованных безбожной жизнью людей, потерявшихся и запутавшихся в ней. Не где-нибудь, а на Куликовом поле напиталась она живительной влагой православной веры. Эта вера сделала из совершенно немощного сосуда «осьмый столп России». Так назвал Матронушку ещё один светоч русского Православия, праведный Иоанн Кронштатский, который в слепой девочке прозрел огромную духовную силу.