Ему было так невыносимо тяжело, так хотелось всё вернуть назад! Вся его короткая жизнь пронеслась у него перед глазами. Он вспомнил каждое мамино слово, каждую мамину слезинку.

Обращение к Богу приносило неимоверное облегчение страданий. Не успело отзвучать последнее «прости», как яркий свет ослепил его. «Умный дух» отскочил от этой внезапной вспышки, как ошпаренный. Ване сразу стало легче. Свет слепил, но только поначалу. Постепенно он стал привыкать к нему и смог увидеть того, кто его излучал.

«Ангел Хранитель?» – От одной этой мысли темнота, окружавшая измученную Ванину душу, просветлела.

Перед ним стояло существо непередаваемой словами красоты. Оно было похоже на ангелов, которых рисуют на иконах, но красота его была неземная. Всё его ангельское существо было светом, таким лучистым и мягким одновременно, что на него хотелось смотреть и смотреть. Этот свет согревал, утешал, успокаивал, потому что излучал то, чем одарил его Творец. Что-то подсказывало Ване, что он знает, что именно излучал Ангел, ведь, частичку этого света носила в сердце его мама. Это была частичка Божественной Любви, которой Творец щедро делится со своими созданиями, и не Его вина, что люди своевольно втаптывают её в грязь, как сделал Ваня с маминой любовью.

– Отдай его мне! Он мой! – Завопил сгусток тьмы, корчась от света, исходившего от Ангела.

– Не отдавай меня ему! Забери меня отсюда! – закричал Ваня, и, хоть слова его растворились в свете Ангела, огненный дух всё понял и без слов.

– Не могу, – беззвучно ответил он, и Ваня непостижимым образом услышал его ответ.

То место, где раньше было Ванино сердце, заныло так, что огненный дух распростёр свои крылья над страдающей душой, чтобы облегчить её муки.

– Ты отрёкся своей волей. Ты избрал тьму.

Каждое слово доброго Ангела было подобно смертному приговору. Один раз Ваня уже умер, значит, теперь его ожидала ещё одна смерть, страшнее которой не могло быть ничего.

Добрый Ангел обнял трепещущую Ванину душу своими сияющими крыльями и, как и прежде беззвучно, сказал:

– Но милосердию Божию нет предела. Тебе дарован ещё один шанс. Ты должен вспомнить сам или спасти того, кто поможет тебе вспомнить, КТО ТЫ ЕСТЬ.

– А если я не смогу? – Ужас охватил всё Ванино существо.

– Ты должен, – сказал Ангел и, немного помолчав, добавил: – Моё время здесь закончилось.

Бедная Ванина душа прильнула к своему Ангелу и крепко-крепко прижалась к нему.

– Моё время здесь закончилось, – ещё раз повторил Ангел. – Вот, возьми, в трудную минуту это поможет тебе.

Светлоликий Ангел протянул Ване такой крошечный фонарик, что его можно было спрятать в ладони, зажав пальцы в кулак, или за щекой. Внутри фонарика теплился огонёк.

– Что это? – спросил Ваня.

– Это молитвы твоей мамы. Если ты там сможешь вспомнить её и сказать «мама, помоги», огонёк в фонарике затеплится и рассеет тьму. Береги его. В нём твоё спасение.

Ангел исчез, а Ваня остался один в кромешной тьме. Но в руке у него был маленький фонарик. Он зажал его в ладони и хотел повторить слова, которым научил его Ангел, но в этот момент на эфирной шее Ваниной души затянулась петля.

– Иди за мной, раб, – услышал он ненавистный шепот.

Теперь он был в полной власти злого духа, но мысль о фонарике, зажатом в ладони, утешала его. Только бы не забыть спасительные слова «помоги, мама»!

3

– Открывай, пополнение веду! – проревел газовый Гарри, когда они оказались перед огромными воротами, покрытыми противной серо-черной плесенью, на которой было написано корявыми буквами: «КПП СКРУДЖА МАКДАКА».

Ворота раскрылись с невообразимым скрипом, и газовый Гарри быстро проскочил в открывшийся проход, а его раба чем-то сильно ударили по голове, когда он, безвольный и бесчувственный, показался в проёме двери.

– Оставь надежду всяк сюда входящий! – услышал он дикий хохот, похожий на раскаты грома.

«Какие же они здесь все весёлые», – корчась от боли, подумал Ваня и тут же встрепенулся от ужаса: он забыл всё, о чём говорил ему Ангел-Хранитель!

Напрягая всю оставшуюся у него волю, он пытался вспомнить спасительные слова, но, как оказалось, воли у него совсем не осталось.

За воротами скопилось много таких же, как и он, рабов с верёвками на шеях и их хозяев, приведших их сюда. Здесь не было кромешной тьмы, но не было и того, что Ваня привык называть светом. Всё здесь было в тускло красном мареве.

– Раб идентификационный номер почти миллион двадцать первый! – Газовый страж с туловищем собаки и головой свиньи, у которого по краю пятачка было написано светящимися буквами «КПП Скруджа МакДака», отчеканил регистрационный номер очередного раба.

– Жертва виртуальных игр, барак №10, – добавил он и, резко отведя назад свою свиную голову, сильно ударил пятаком по лбу стоявшей перед ним души, после чего у той на лбу остался люминесцирующий штамп «КПП Скруджа Макдака».

Стоявший рядом со свиноголовой собакой сгусток-помощник, Многоголовый Гвоздь, наклонил одну из своих шляпок и ударил ею по большому пальцу правой руки входящей души, после чего на пальце загорелся такой же люминесцирующий знак «№10».

– Браво! – услышал Ваня хриплый старческий голос и вялые аплодисменты.

В центре круглой площади стоял памятник доллару, на пьедестале которого, как на троне, сидел дядюшка Скрудж, совсем не похожий на того жёлтого симпатягу утёнка, который так веселил детей всего мира своими невероятными «Утиными историями». Это был такой же, как и Гарри, газовый сгусток, только намного больший, всем своим отвратительным обликом олицетворяя всё поглощающую ЖАДНОСТЬ. Она блестела в его отвратительных огненных глазах, угадывалась в его разбухшем до невероятных размеров утином носу и длинных лапах, привыкших всё грести под себя.

Газовый джин-Похититель Времени, приведший сюда раба почти миллион двадцать первого, уже было начал расписывать свои заслуги по одурачиванию этой души, но сгусток-Скрудж тут же остановил его взмахом своей длинной лапы. Чтобы придать своим словам большую значимость, он взобрался на пьедестал, служивший основанием памятнику доллару.

– Запомните! – закричал он так сильно, что голос его сорвался, как у старого петуха. – Это Я первый научил их всех любить невероятные приключения! Это Я научил их любить и считать деньги! Это Я научил их мечтать о превосходстве и свободе, которые можно купить за деньги! Это Я научил их быть ИНДИВИДУАЛИСТАМИ и ЭГОИСТАМИ! Это Я! Я! Я!

Сгусток-Скрудж так надувал щёки и раздувал грудь, что зашёлся долгим приступом кашля. Когда кашель успокоился, он продолжил, но уже немного тише:

– А вы все идёте по проторённому мною следу! Запомнили?

На слове «запомнили» он снова забыл об осторожности и заорал так, что покачнулся и чуть не упал с пьедестала. После этого он осторожно слез на землю под раболепные возгласы сгустков «Запомнили! Запомнили!» и снова уселся на пьедестале, как на троне.

– Хорошо сделано! – поощрительным тоном сказал он, обращаясь к сгустку-джину. – Ты привёл нам ещё одного раба. Хозяин будет доволен.

Сгусток-Скрудж полез лапой в стоявшую возле трона большую коробку и, достав оттуда звезду, торжественно вручил её довольному слуге Хозяина.

– Рад стараться для Вашего блага, ВЕЛИКИЙ Скрудж, и для процветания нашего ВЕЛИЧАЙШЕГО Хозяина, – слащаво отрапортовал он, и все сгустки захлопали, закричали, заулюлюкали, а перед Свиноголовым Псом появился следующий претендент на звезду с приведённым им рабом.

– Раб идентификационный номер почти миллион двадцать второй! – Так же чётко, как и прежде, объявил сгусток-страж. – Жертва обжорства. Барак №6.

У вновь приведённого раба тут же появились штампы на лбу и на пальце, а притащивший его на верёвке сгусток в виде огромного удава, отчитался в проделанной работе:

– Этот безумный день и ночь работал, чтобы заработать деньги. Он зарабатывал деньги только для того, чтобы жрать и пить. Он пил и жрал, пока не подавился куском мяса.