Хетцель сделал шаг вперед и тем самым оказался за пределами Ойкумены. Он вышел на Пограничную площадь – обширное пространство, вымощенное серебристо-серым кристаллическим сланцем, казалось, испускавшим, а не отражавшим мерцающий свет. С одной стороны возвышались шпили, купола, причудливые колонны и асимметричные блоки Трискелиона – поистине уникального сооружения из трех сегментов, спроектированных архитекторами трех галактических рас. За Трискелионом, в юго-западном и северо-западном направлениях, начинались плотно застроенные секторы лиссов и олефрактов. С северной стороны Пограничной площади, напротив Трискелиона, бросалась в глаза пара монументов, совместно возведенных тремя империями: Скала Отчаяния, на которой вожди гомазов, онемевшие под бременем катастрофы, сдались триархам, и многокамерный улей из толстого стекла, вставленного в стойки и перекладины из медной черни – Прозрачная тюрьма. Оба сооружения были окружены чем-то вроде небольшого парка – несколько деревьев с темной блестящей листвой оттенка кожуры баклажана росли вдоль полос пыльно-зеленого дерна. На северо-востоке возвышался фасад отеля «Бейранион», куда и направил стопы Хетцель.

Отель «Бейранион» и непосредственно примыкающие к нему участки составляли наименьшее независимое государство в пределах Ойкумены. Собственно здание отеля окружал сад площадью чуть больше гектара, а с одной стороны сада тянулся новый «садовый флигель». Хетцель зарегистрировался в вестибюле, и его проводили в отведенные ему номера.

Хетцель нашел свои апартаменты более чем удовлетворительными. Окна гостиной выходили в сад, полный странных оттенков, причудливых форм и щекочущих ноздри ароматов. Под сенью черных тонкоствольных деревьев, в высоту достигавших крыши отеля, ютились кочки багрово-черного мха; из пруда торчали напоминавшие конские хвосты пучки хвощей с отливающими свинцовым блеском стеблями и оранжевыми метелками. Вдоль дорожек цвели голубые герани, подмигивающие свечные огоньки и туземная мята – все они приправляли жгучей остротой дымно-кисловатые испарения мха. По саду уже бродили новоприбывшие туристы, дивясь экзотической растительности и непривычным запахам. Хетцель зашел в спальню и обнаружил, что оттуда открывался вид на Собачью слободу, где он намеревался побывать на следующий день. Прежде всего, однако, нужно было заняться расследованием.

Он подошел к телефону и позвонил в управление ойкуменического триарха в Трискелионе. На вспыхнувшем экране появилось изящно-учтивое лицо кудрявой блондинки-секретарши, розовеющее, как лепесток розы. Она произнесла прохладным и звонким голосом, напоминавшим звук потревоженных ветром далеких колокольчиков: «Управление сэра Эстевана Тристо. Что вам угодно?»

«Меня зовут Майро Хетцель. Надеюсь, что сэр Эстеван сможет уделить мне несколько минут, как только он освободится, чтобы обсудить дело первостепенной важности. Могу ли я встретиться с ним сегодня вечером?»

«По какому делу вы к нему обращаетесь, сударь?»

«Я хотел бы получить сведения о некоторых событиях, происходящих на Мазе…»

«Такую информацию можно запросить у висферы Фелиус в справочном бюро Трискелиона, или в туристическом агентстве Собачьей слободы. Сэр Эстеван занимается исключительно делами Триархии».

«Тем не менее, его необходимо поставить в известность о сложившейся ситуации. Это не займет много времени».

«В настоящее время сэра Эстевана нет, и я сомневаюсь, что он вернется в управление до следующего заседания триархов».

«И когда же оно состоится?»

«Через пять дней, утром, за три часа до полудня. После заседания сэр Эстеван иногда принимает посетителей. Вы – журналист?»

«Нечто в этом роде. Может быть, он сможет встретиться со мной у себя дома?»

«Нет, сударь, – физиономия секретарши, нежная и свежая, как лицо ребенка, не выражала ни малейшего сочувствия и никакого желания интересоваться проблемами Хетцеля. – Он принимает представителей общественности только в Трискелионе и только после заседаний триархов».

«Но я обращаюсь к нему по вопросу сугубо частного характера!»

«Сэр Эстеван не делает исключений для частных лиц. После заседания триархов он проведет в управлении один или два часа. Возможно, он согласится вас принять в это время».

Хетцель раздраженно выключил телефон.

В городском справочнике телефон домашней резиденции сэра Эстевана не числился. Хетцель позвонил регистратору отеля «Бейранион» и спросил: «Существует ли какой-нибудь способ связаться с сэром Эстеваном Тристо? Его секретарша отказывается мне помочь».

«Ей запрещено оказывать кому-либо такую помощь. Туристы слишком часто тревожат сэра Эстевана своими передрягами, а соискатели покровительства то и дело пытаются вручить ему рекомендательные письма. Застать триарха можно только у него в управлении».

«Через пять дней?»

«Если вам повезет. Известно, что сэр Эстеван пользуется потайным выходом, когда стремится избежать встречи с посетителем».

«Судя по всему, триарх – человек с трудным характером».

«Вы совершенно правы».

Наступил полдень. Хетцель прогулялся по саду и зашел в ресторан отеля: обшитое деревянными панелями помещение, украшенное колоритными изделиями гомазов – фетишами и литыми чугунными шлемами с гребнями и шипами, а также чучелом горгульи с нагорья Шимкиш. Столы и стулья были вырезаны из туземных пород дерева, скатерти из мягкой рогожи расшиты типичными местными эмблемами. Хетцель неторопливо подкрепился лучшими произведениями гостиничных поваров, после чего вышел на Пограничную площадь. У Прозрачной тюрьмы он задержался, чтобы рассмотреть заключенных, выглядывавших из стеклянных камер – контрабандистов и мелких дельцов, пытавшихся продать оружие гомазам. Узникам предстояло провести в прозрачных клетках остаток своих дней; их бледные лица выражали одинаковое угрюмое безразличие. Время от времени кто-нибудь из них заставлял себя сделать усилие, приветствуя наблюдателя неприличным жестом или показывая ему голый зад. Хетцель убедился в том, что среди обитателей Прозрачной тюрьмы не было его знакомых или бывших клиентов. Все они были людьми с планет Ойкумены, что, по мнению Хетцеля, позволяло сделать немаловажные выводы по поводу особенностей человеческого характера. Представители человеческой расы, по-видимому, отличались большей предприимчивостью и бóльшим индивидуальным разнообразием, нежели отдельные лиссы или олефракты, тогда как крайности, присущие гомазам, не поддавались сравнению на общих основаниях.

Хетцель отвернулся от стеклянных клеток. Заключенные – пираты, отбросы общества, искатели опасных приключений – не вызывали у него почти никаких сожалений. Во имя наживы они стремились вооружить гомазов, не принимая во внимание тот факт, что гомазы, получив в свое распоряжение какое бы то ни было, самое устаревшее оружие, а также какие-либо средства передвижения в космосе, немедленно приступили бы к завоеванию Галактики, в том числе миров Ойкумены – что они и попытались сделать сорок шесть лет тому назад.

Хетцель продолжал идти по Пограничной площади – настолько огромному, залитому солнцем пространству, что в водянистом дрожащем воздухе Маза сооружения на периферии казались угрожающими тенями. Он чувствовал себя в полном одиночестве, подобно рыбацкой лодке, затерявшейся в пустынных просторах океана. Пожалуй, однако, дюжина темных силуэтов перемещалась где-то в серебристо-серых перспективах площади – слишком далеко, чтобы одну фигуру можно было отличить от другой. «Любопытный ландшафт! – подумал Хетцель. – Странный, как сон».

По мере приближения Трискелион материализовался и приобрел четкость очертаний. Хетцель повернул в сторону, чтобы пройти вокруг этого здания – и тем самым, по существу, пересек участки, по меньшей мере теоретически находившиеся под контролем лиссов и олефрактов, хотя психологически их влияние оказалось вполне ощутимым. По пути Хетцелю встретился лисс – гибкое темное существо в алой мантии, а уже через несколько секунд поодаль показался олефракт. Оба, казалось, отнеслись к присутствию человека с полным безразличием; оба вызвали у него необычное смешанное чувство острого любопытства и отвращения – почему? Хетцель не мог убедительно объяснить себе такую реакцию. Вернувшись к ойкуменическому входу, Хетцель ощутил едва заметное облегчение, словно понял, что избежал какой-то неопределенной опасности.