Наша врач Зоя Сергеевна в прошлом году кончила медицинский институт и очень любит, когда ребята ходят к пей лечиться. Но разыгрывать из себя больного у нее в кабинете гораздо труднее, чем перед мамой. Зоя Сергеевна заставляет раздеваться до пояса, выслушивает тебя насквозь через резиновую трубку и еще командует при этом: «Повернись! Дыши! Не дыши!» словом, как в настоящей поликлинике. По-моему, Зое Сергеевне все люди кажутся больными. Она задает много вопросов насчет того, где и как болит. Но к ее вопросам я быстро приспособился. Никогда не говорю «нет», а всегда отвечаю «да» или «очень». Кончается тем, что она листает толстенную книгу по медицине, что-то говорит сама себе на непонятном языке и выдает мне освобождение от физкультуры на неделю, а то и на две. Мои справки и записки от мамы Михаил Иванович терпеть не может. Он их прямо-таки ненавидит. Лично я не понимаю, почему он так сердится. Берет справку двумя пальцами за угол, отодвигает от себя подальше, как будто опасается заразиться, и говорит:

— Садись, Ерохин, на скамейку для запасных. Я твоим справкам не верю ни на грош. Но юридически, понимаешь, юри-ди-чески ничего не могу поделать против твоих бумажек. Только придет время, и ты пожалеешь, что отлыниваешь от физкультуры. Ну, кто тебя, такого дохлого, в подводники, к примеру, зачислит?

Это у него такая поговорка про подводников. Потому что он когда-то служил в военном флоте на подводной лодке. Я, конечно, понимаю, что физкультурой занимаются вовсе не для того, чтобы стать подводником, да я и не собираюсь им быть. Но все равно мне обидно. Попробовал бы сам Михаил Иванович добывать освобождение от физкультуры, тогда бы не говорил так. Притворяться больным, может быть, даже труднее, чем заниматься физкультурой. Я уверен, что Зоя Сергеевна его притворство раскусила бы в два счета, потому что у Михаила Ивановича здоровья на четырех человек хватит.

Между прочим, мой отец насчет физкультуры заодно с Михаилом Ивановичем. Когда я освобождаюсь от физкультуры, отец очень сердится. Меня выпроваживают на кухню, и у него с матерью бывает крупный разговор шепотом о моем воспитании. Отец — за физкультуру, а мама — против. Мама говорит, что он ничего не смыслит в воспитании детей и что для здоровья ребенка, для моего, значит, важнее не физкультура, а хорошее питание с витаминами. Лично я целиком и полностью согласен с мамой. Я за питание с витаминами, потому что есть апельсины и яблоки куда лучше, чем подтягиваться на турнике или прыгать через дурацкого козла.

Михаил Иванович стал нас учить только в этом году, а до пятого класса мы физкультуру, можно сказать, и не нюхали. Осенью вместо нее занимались арифметикой, зимой чистили от снега улицу около школы, а весной в городском парке собирали в кучи старые листья и жгли костры. В общем, все было очень хорошо. Даже замечательно, я бы сказал.

На первом, настоящем уроке физкультуры Михаил Иванович построил нас по росту и сказал:

— Стойте вольно, смотрите и запоминайте. Я вам сейчас покажу, чему вы должны научиться за год по гимнастике.

И Михаил Иванович стал показывать упражнения на брусьях, на турнике и просто на полу.

Мы от удивления рты разинули: до того красиво и ловко получались у него упражнения. Делал он их без всякого труда, как в кино. Федор толкнул меня локтем в бок и затрубил на ухо:

— Во дает! Я, наверное, никогда не научусь такому.

— Ерунда, — сказал я, — научимся. Иначе какой же ему смысл показывать? Только тебе надо бы есть поменьше, чтобы похудеть.

— А я, наоборот, есть захотел, — вздохнул Федор.

Михаил Иванович закончил показывать упражнения и обратился к нам с такими словами:

— Ну, а теперь, ребята, давайте знакомиться с вами поближе.

Я удивился и спросил:

— Зачем нам еще раз знакомиться, если вы у нас классный руководитель? Мы же первого сентября знакомились по журналу.

Михаил Иванович засмеялся и сказал:

— Ты, Ерохин, не так меня понял. Я хочу узнать, кто из вас на что способен. Вот ты, например. Иди к турнику и подтянись, сколько сумеешь.

С самого начала нашего знакомства Михаил Иванович показался мне хорошим человеком, и я был очень доволен, что он мне первому доверил демонстрировать свои способности. Я подошел к турнику, подпрыгнул и повис на руках.

— Начинай! — скомандовал Михаил Иванович.

— А сколько раз? — спросил я.

— Раз восемь хотя бы, — сказал Михаил Иванович.

Я дернулся изо всех сил, но руки у меня согнулись только наполовину. И тогда я начал дергаться, стараясь во что бы то ни стало подтянуться. Но скоро совсем обессилел и под конец извивался уже не на согнутых, а на прямых руках.

Вдруг кто-то из ребят громко сказал на весь спортивный зал:

— Сосиска!

И все рассмеялись.

Я спрыгнул на пол, встал на свое место в строю, и мне было противно смотреть, как мальчишки из кожи вон лезут, чтобы как можно больше подтянуться. Это они друг перед другом и перед девчонками старались. Некоторые делали по три захода. А я больше не пошел. Принципиально!

Мне и теперь безразлично, что они умеют подтягиваться, а я нет. Ведь если разобраться как следует, человек — не обезьяна, и ему не обязательно уметь раскачиваться на руках и подтягиваться. Нормальные люди живут в домах — не на деревьях. Главное, чтобы у человека голова была на плечах. А мама говорит, что голова у меня есть.

Писать о себе правду, оказывается, не особенно приятно. В некоторых местах хочется соврать. Но врать нечего, на душе у меня после первого урока физкультуры остался нехороший осадок.

А через месяц я вообще едва не погиб.

Дело было так. На физкультуре Михаил Иванович разделил класс на две группы. Девчонки пошли выполнять кувырки на гимнастических матах, а мы должны были прыгать через козла. Михаил Иванович показал нам упражнение и сказал, что это называется «прыжок ноги врозь». Мне понравилось: Михаил Иванович сделал упражнение точно, а главное совсем легко. Я подумал: «Так-то и я смогу наверняка, это ведь не подтягивание».

Ребята стали прыгать. Отлично делал прыжки один только Сашка Иванов. Удивляться нечего: он занимается гимнастикой в детской спортивной школе. Но у большинства прыжок получался со скрюченными ногами и так плохо, что ребята едва не переворачивались через голову. Михаил Иванович ловил их перед самым полом. Смотреть на такие прыжки было смешно, и лично я смеялся во весь голос. Я даже несколько раз пропускал свою очередь, чтобы успеть насмеяться вдоволь. Потом Михаил Иванович сказал:

— Ерохин, хватит отлынивать! Прыгай, не бойся.

— Это я-то боюсь? — сказал я и приготовился.

За себя я был спокоен. Я заранее знал, что прыгну так же замечательно, как Михаил Иванович. Я представил себе, как разбегаюсь, толкаюсь о мостик и лечу, лечу… Мне так хотелось отомстить ребятам за «сосиску» на первом уроке. И я побежал по дорожке к козлу…

Что было дальше, рассказывать не имеет смысла. Лично мне это совсем не интересно. Федор говорил, что если бы не Михаил Иванович, мне был бы каюк…

С тех пор я окончательно не могу терпеть физкультуру. Когда у меня нет справок на освобождение и приходится идти на урок, я поступаю очень просто: все делают упражнения изо всех сил, а я только показываю вид, что стараюсь. Все запыхаются, даже вспотеют, а мне хоть бы что. Михаил Иванович, кажется, догадывается о моей хитрости, но придраться ко мне он не может. Ведь я же выполняю упражнения, не отказываюсь.

Ну, а как я их выполняю — это мое личное дело.

Михаил Иванович уже два раза беседовал со мной один на один. Разговор шел, конечно, о физкультуре. Я притворялся, будто внимательно слушаю, а сам думал о том, что из-за физкультуры у меня в этом году одни неприятности и что иногда из-за нее мне совсем не хочется идти в школу. Наверное, поэтому слова Михаила Ивановича влетали мне в одно ухо, а из другого без задержки вылетали.

Но я не унываю. Учиться в школе осталось не так уж и долго. Думаю, что и физкультуру я одолею. Для этого мне нужно притвориться таким больным, чтобы получить освобождение от физкультуры лет на пять вперед — до самого десятого класса.