И вот сейчас так же провел необходимые жесты, и передо мной оказались: длинный черный плащ, солнцезащитные очки, сумка, перчатки, кожаные сапоги, шляпа с широкими полями и трость с набалдашником в виде затаившегося паука.
Я любил носить кожаные плащи. Они легкие и в них не жарко даже в теплый весенний день, которых в Городе Улыбок бывает больше всего. И при этом плащ позволял скрыть мой экзоскелет с встроенным в него арсеналом самого разнообразного оружия. Такой себе компромисс между безопасностью, комфортом и стилем. Очки для того, чтобы скрыть слепоту. Трость скорее просто для виду. Так же я всегда носил кожаные перчатки, вторая кожа – идеальная защита от этого грязного мира. Ну и, конечно, сапоги, очень практичная обувь, на все случаи жизни. А шляпа? Я просто очень люблю шляпы, никакого хитрого расчета здесь нет.
На сборы понадобилось всего несколько минут, и вскоре я уже летел на своем аэромобиле по направлению к окраине Рондо. Именно там, подальше от глаз горожан, располагалась больница святого Лаврентия, где держали особо опасных и буйных душевнобольных.
Город шумел и кипел жизнью. Словно один большой муравейник. Постороннему наблюдателю он покажется хаотичным, но это обман восприятия. Город Улыбок – весьма упорядоченная система.
Мои невидимые паутинки протягивались далеко за пределы жилья, через весь город. Это было удобно. Позволяло быстро и оперативно корректировать систему. Город Улыбок – это некое динамичное постоянно изменяющееся уравнение. Там прибавил, там отнял – и только тогда все заработает, и так постоянно. На одной чаше весов – либеральная идеология, дающая жителям множество свобод, на другой – весьма строгие и не двузначные законы и правила, а так же, Бюро Нравственности, стражи морали и нравственности в обществе. Но они не насаживают их репрессиями и запугиванием. Их оружие – информация и слово, особая подготовка сотрудников, хорошее знание психологии человека и достаточно широкие полномочия, позволяющие им контролировать всю общественную и публичную жизнь горожан, оставляя нетронутой лишь личную. Так что, если вдруг проболтаетесь кому-то на работе, что вам, к примеру, нравится примерять перед зеркалом кружевные трусики и чулки своей жены, и этот человек донесет в Бюро и предъявит улики, то вас за это, разумеется, не поместят в концлагерь и не станут лечить электрошоком. Но не удивляйтесь, если, однажды придя на работу, вы заметите, что сотрудники странно косятся на вас и посмеиваются. А шеф, вызвав к себе на ковер, просит написать заявление по собственному желанию. Все имитируем непорочность, но только имитируем, такой уж город. Лишь у себя дома вы в безопасности от надзора, да и то если на вас не донесет собственная автономная компьютерная система. Что, впрочем, случается лишь в крайне редких определенных случаях, прописанных в ее протоколе. Каким бы дотошным не казалось Бюро, личное пространство горожан уважается. В общем, либерализм, свобода совести, толерантность общества с одной стороны и Бюро нравственности с другой. Вот вам и первое уравнение. Богатый зажиточный Рондо и нищие «плантации» и Клоака. Вот и второе. Разного рода проблемы, депрессии, насилие, озлобленность и отклонения, которые так или иначе будут возникать в любом, даже самом процветающем обществе, с одной стороны, и Городской Центр Счастья с другой. Там никого не станут лечить таблетками или шоковой терапией. Вам всего лишь придется смотреть разные «лечебные» фильмы и просматривать особые сны. Немного поковыряются у вас в голове и все – вы научитесь быть счастливыми. А к чему еще может стремится человек больше, чем к счастью? А как измерить счастье? Только изучить его по внешним проявлениям – радости и улыбкам. Чем их больше – тем больше в мире счастья. Разве нет? По крайней мере, так мыслит Инфинити, а значит, и весь город. Вот вам и еще одно уравнение. Все держится на таких вот уравнениях, борьба контрастов и противоречий создает ту силу, которая и толкает вперед колесо под названием Город Улыбок. Главное, чтобы колесо это котилось по дороге, что четко определена нами, Архитекторами. И тогда система будет функционировать. Ничего сложного. Даже клоуны и их «цирк» – тоже в чем-то часть системы, но о них в другой раз.
Я наблюдал за горожанами и думал о самом городе и об этих людях. Меня радовали их зажиточность, их благополучие и даже их развращенность. Если они спешат в сексшоп за плеткой или наручниками, значит их никогда не насиловали в реальной жизни, если они играют во всякие современные «шутеры» с полным погружением – значит никогда не видели настоящей войны, если предаются всяким извращениям и похоти – значит не боролись за выживание, за каждый шаг, за каждый кусок хлеба. Как говорится, с жиру бесятся, и это прекрасно, на самом деле, значит все в их мире спокойно, ничего им не угрожает, и они уверены в завтрашнем дне. Значит, я справляюсь со своей работой хранителя порядка! Чего мне еще желать?
Добрался я примерно за полчаса. Лицевое здание психиатрической клиники походило скорее на какой-то театр или музей, столь декоративной и изысканной была архитектура. Но я знал, что это лишь внешняя оболочка. Тут располагается администрация клиники, находятся кабинеты психиатров и гостевые комнаты для посетителей. Дальше, за этим зданием, идет достаточно большой парк, где растут деревья со столь густыми кронами, что они, как и звуконепроницаемые стены клиники, не пропускают крики безумцев в город, не дают безумию распространяться. Вдруг, оно сродни эпидемии? Вдруг, безумием можно заразиться?
И только в глубине парка находятся корпуса с палатами для душевнобольных. Хотя, скорее уж это камеры, а не палаты. Я обошел два корпуса и направился к третьему.
– Сюда нельзя! – остановил меня охранник, сидевший на входе. – Здесь сидят самые отпетые, чтобы пройти к ним нужен доступ…
– X-ранга, – окончил за него фразу, и протянул охраннику пластиковую карточку удостоверения личности.
Охранник сначала проверил ее по своей базе данных, после чего его глаза округлились и он, немного дрожа, пролепетал:
– Пожалуйста проходите, господин Старший Архитектор. Прошу простить меня. Такая работа, понимаете? Ваш визит – это огромная честь для нас!
Его благоговейный трепет перед моей персоной немного раздражал, но все же, это было даже забавно. Старшие Архитекторы для Города Улыбок, это что-то вроде отцов-основателей для Америки. Хоть мы заведомо отдалились от формального управления городом, но являемся живыми легендами, и обладаем достаточно широким спектром полномочий. Правда, теперь, когда Джим за решеткой, я единственный разгуливающий на свободе Старший Архитектор.
– Будьте осторожны, господин Старший Архитектор, – сказал мне главврач, когда мы проходили мимо комнат с пациентами. Когда ему доложили, кто пришел, он предпочел сам устроить мне экскурсию. – Не подходите близко к решеткам! Некоторые пациенты плохо реагируют на посетителей. Они могут плеваться или попытаться помочиться на вас. А вон в том номере сидит пациент, что любит стрелять в людей собственной спермой. И он весьма меток и всегда удачно подгадывает момент эякуляции.
Что за нелепица? Будь я тут главным, быстро отучил бы его от такого, хоть это и было бы для него несколько болезненно. Я лишь покрепче сжал трость. Они слишком цацкаются с этими безумцами. Это опасные уродцы, а не несчастные больные! Но вслух я этого, разумеется, говорить не стал.
Мы с доктором шли по широкому коридору. Все стены здесь были пастельных тонов, под потолком и вдоль стен медленно «плавали» по воздуху разные приборы, что якобы должны были успокаивать больных, но все это не сильно помогало, как и тихо играющая «Маленькая ночная серенада» Моцарта. Здесь царила атмосфера безумия, и даже лучшем светилам психологических наук было трудно его победить.
Из одной палаты слышалось грустное пение. Я начал вслушиваться в слова песни. Текст повествовал о каких-то далеких бескрайних морях и о величии океанов. А исполнял такой жалобный и чистый голос, совсем не похожий на голос безумца. Море, я сам еще помнил шум его волн. Этот звук, который человечество, живущее под куполом, больше не услышит. Мы получили в наследие прекрасную планету, полную разнообразных чудес, а смогли сохранить лишь жалкие крохи, да и то ценой неимоверных усилий.
