— И не может! — Фёдор Михайлович радостно засмеялся. — Не может переступить этот барьер. Хотя теория его убедительна, и читатель ему уже сочувствует. Понимаешь? Крест вот тут, — он постучал себя в грудь, — не дозволяет…
— Папенька, Фёдор Михайлович! — в библиотеку, как два вихря, розовый и голубой, влетели Соня и Маша, дочери хозяина.
— На пруду! — разрумянившаяся Соня, готова была взорваться от переполнявших её чувств.
— Хорь загрыз лебёдушку, — почти выкрикнула Маша и замерла, округлив глаза.
— А лебедь! Лебедь кричал так, что у нас сердце чуть не лопнуло.
— Маменька побежала смотреть, но уже поздно. Лебедь убил себя.
— А мы с Машкой плакали–плакали и не успели вас позвать.
N всплеснул руками.
— Это знак, Феденька! Сама природа подсказывает тебе сюжеты. Ах, жаль, что не застали. Вот, где величие любви, квинтэссенция страдания. Такого, брат, в городе не увидишь.
— Действительно, — криво улыбнулся Фёдор Михайлович, раздосадованный, что разговор о повести безвозвратно закончен, — занятно. Хотелось бы посмотреть.
Сёстры, обнялись и, озорно кося глазами на писателя, зашептались.
— А мы придумали, — бойко выкрикнула Соня.
— Поедемте в субботу к Раскольниковым обедать, — затараторила Маша. — У них тоже на пруду лебеди. Папенька застрелит лебёдушку, а Фёдор Михайлович сам всё увидит.
— И маменька посмотрит, — радостно закончила Соня.
— Ух, бесенята, — погрозил им пальцем N. — Вот ведь затейницы. А, что, Феденька? Соглашайся. Прокатимся к Раскольниковым, развеешься.
— Прости, — Фёдор Михайлович порывисто встал. — Хочу ещё поработать. Кажется мне, где- то я ошибаюсь. Прости великодушно.
Ушёл, заперся во флигеле и неделю не казал носа. Затем неожиданно, наспех попрощался и уехал в Петербург…
ЛЕЗТЬ НА РОЖОН
«РОЖОН — то же, что КОЛ». Толковый словарь русского языка под редакцией С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой.
Соответственно, «лезть на рожон», то же самое, что и «лезть на кол». Возникает вопрос — «КОЛОЛАЗ», кто он?
Сразу же отметём все возможные фрейдистские ассоциации. Русский народ затейлив, но не в подобных случаях. Имел бы в виду нечто другое, по–другому бы и сказал. Или выразился.
К мучительной казни, фраза также отношения не имеет. На кол сажать и живьём сжигать — удел европейцев. На Руси ворогов терзать не принято. Отпустят грехи и отсекут голову.
В IIX–X веках, древляне и вятичи, «ходя воевать» волжских булгар или черемисов были вынуждены штурмовать их крепости, укреплённые частоколом. Это, конечно, не то же самое, что карабкаться по приставным лестницам на каменные стены, но не менее опасно. Поэтому, перед штурмом сотники выкликали желающих первыми «лезть на рожон». Вызвавшимся добровольцам разрешалось, в случае победы, беспрепятственно грабить город. А, что бы отличать их от прочих ратников, храбрецам нашивали на кафтаны особый знак, также называющийся «РОЖНОМ». Воин, выходящий из захваченной крепости с трофеями, но «не имеющий рожна» мог запросто быть подвержен «усекновению головы».
ЛОПНУТЬ ОТ ЗЛОСТИ
Злость — штука опасная. Если переполнишься ею, то можно и лопнуть. Некоторых, по неосторожности или незнанию, накопивших избыток, случалось и разрывало. Нальётся человек злостью, так, что она уже через край готова перелиться, затем замкнётся и несёт её в себе. А потом, из–за какой–нибудь ерунды, как вспыхнет! Как вскипит! И всё, лопнул… Благословенны те, кто наловчился от злости трескаться. Переполнился, треснул и опять чист, да светел. Может быть, поэтому про выпивку и говорят — «Давай, треснем»? Выпили и выпустили всё, что за день (неделю, месяц) скопили. Кстати и здесь надо меру знать, дабы перед собутыльником в чём–нибудь не расколоться. Или в собутыльницу не втрескаться. Или, упаси Бог, не треснуть ей. Что бы не трещала, когда ты готов от злости лопнуть…
ЛУКУЛЛОВ ПИР
Чем заняться полководцу, если ему стукнуло пятьдесят? К этому возрасту начинают побаливать старые раны. День, проведённый в седле, изматывает. Выигранная битва становится лишь ещё одной победой. Надоедает спать не раздеваясь, жевать на обед вяленое мясо, пить воду из ручья. Однако, больше всего раздражает обязанность следить за многотысячным войском. Этот живой организм ежедневно требуется кормить, лечить, снабжать деньгами, обучать и беречь. Просыпаешься на рассвете, а у входа в палатку уже переминаются с ноги на ногу вестовые, ординарцы, разведчики и фуражиры… А тем временем, управляющий из Тускулума присылает ежемесячные отчёты, в которых размер твоего состояния обозначается такой цифрой, что не сразу и выговоришь.
— Домой, — решает Луций Лукулл. — Куплю место в Сенате, буду бесить этих чванливых старцев.
И он возвращается в Рим, что бы с головой окунуться в политику. Интригует, подкупает, шантажирует, запугивает, лжесвидетельствует и льстит. Словом, в корне меняет свою жизнь, в предвкушении новых ощущений. Обзаводится сторонниками и последователями, врагами и предателями. Одно смущает Лукулла. Каждое утро на ступенях его дома толпятся соратники, ожидающие денег и распоряжений. А день уже расписан до поздней ночи. И опять он не принадлежит самому себе…
И вот однажды, попросив слова в Сенате, Лукулл грузно поднялся и объявил, что складывает с себя все полномочия и отправляется в провинцию.
— Перестрою дом, пальмы посажу, — загибал он в мёртвой тишине палец за пальцем. — Девиц весёлых назову, музыкантов, поваров. Прощайте, граждане великого Рима.
И ушёл, оставив недоумевать потрясённых сенаторов…
— В то время, когда наши лучшие умы: энциклопедисты, анатомы, математики, полководцы, архитекторы, мы с вами, — перечислял надтреснутым голосом квестор, — умножают своим трудом богатства Рима, этот Лукулл… — Оратор задохнулся от гнева. — Пирует!
И долго ещё квестор, воздевая старческие руки в пигментных пятнах, кричал о падении нравов, об извращённой морали, о дурном примере. А в эту минуту, далеко на юге, Лукулл спал в своём саду. Тёплый ветер с моря шевелил его отросшие волосы. Серебряная чаша с вином покоилась на расстоянии вытянутой руки. Звенели цикады. Он улыбался во сне…
ЛЫКА НЕ ВЯЗАТЬ
«Лыко — подкорье молодой липы, идущее у нас особенно на лапти».
Толковый словарь В. Даля.
Давайте поразмышляем о липах, лыке и лаптях. Что бы сплести пару лаптей необходимо ободрать одну–две липки, которые, естественно, погибнут. Крестьянин, ходящий с весны до зимы в лаптях, снашивает их пар семь–девять. Пусть, даже, пять. В семье у него приблизительно семь человек. Значит, за сезон они должны сгубить порядка пятидесяти деревьев. На деревеньку из сорока дворов придётся роща из двухсот лип. И это в год! Хорошо, если помещик человек рачительный, следит за сборщиками лыка. Ободрал деревце, будь любезен, посади другое. А, бывает, барин махнёт на всё рукой, запустит хозяйство. Год–два пройдёт, глядь, вместо липовых рощ одни пеньки, а крестьяне босы. Нет лыка, не из чего лапти плести. Земледельцы по дворам сидят, на улицу носа не кажут. А что русский человек от безделья делает? Правильно, пьёт! Пьёт, плачет и лыка не вяжет.
ЛЬВИНАЯ ДОЛЯ
Африканская сказка.
Давным–давно решили звери избрать себе царя. Разослали гонцов во все земли.
— Пойду, попробую свои силы, — решился Лев. — Я силён, стремителен и красив. Чем не царь?
— Зачем нам это? — удивилась Львица. — Только лишние заботы и хлопоты.
— Женщина, — снисходительно усмехнулся Лев. — Неужели, ты считаешь, что я рождён для того, что бы прожить тусклую жизнь здесь, подле тебя? Охотиться на зебр, спать, дряхлеть и закончить дни в безвестности?
