— Вот ведь, старый дурак, — досадует мерин. — Фураж он возил! Сочинил бы ребятам какую историю. Эх, ты.

Вечереет. Табун, не спеша, спускается к реке.

— Деда, — мерина окружают уставшие, набегавшиеся за день жеребята. — А почему у тебя шкура белая?

— Хех, — скалит жёлтые зубы он. — Да, потому, что она волшебная. Давным–давно, в молодости повстречал я колдуна…

— Вот ведь, старик, — добродушно переговариваются кобылы, стоя по колено в реке. — Мелет себе и мелет. ВРЁТ, КАК СИВЫЙ МЕРИН.

ВСЁ В ТОЙ ЖЕ ПОЗИЦИИ

Нет войны более изящной и благородной, чем позиционная. Она чем–то сродни конной охоте. Те же яркие одежды участников, свежий воздух, обед на траве, запах пороха смешанный с запахом прелых листьев, далёкие крики загонщиков, мужественные лица егерей. А под вечер, яркий костёр и чаши с огненным пуншем. Главное в такой охоте не количество добытого зверя, а присутствие на настоящей мужской игре.

Позиционная война также требует множества атрибутов и слаженности действий участников. К примеру, в полдень авангард войска курфюста V замечает на холмах оранжевые мундиры маршала W. Поют трубы, вестовые летят к карете командующего, артиллеристы выкатывают на позиции горящие медью орудия. В свою очередь, маршал W, видя у противника явный перевес в кавалерии, отдаёт приказ отступить за реку. Гремят барабаны и солдаты, держа в вытянутых вверх руках ружья, переходят на другой берег. Там войско строится в боевой порядок, а маршал W с гордостью поглядывает на своих молодцов–офицеров. Оценив ловкий маневр врага, курфюст V велит трубить отбой тревоги и приступать к обеду. Однако, наутро, встав с первыми лучами солнца, посылает своих улан форсировать реку в нескольких милях западнее вражеских позиций. Но, маршал W, предвидя подобный маневр, уже оставил в засаде десяток лёгких скорострельных пушек. И румяный, златоусый командир батареи охлаждает задор кавалеристов холостым залпом. (Почему холостым? Ну, не губить же красавцев улан из–за глупости курфюста!)…

Тем временем начинает смеркаться. Осень и дни становятся всё короче. Лагеря противников окутываются дымком полевых кухонь. Лениво перекликаются караульные.

— Скоро на зимние квартиры, — степенно рассуждают ветераны, покуривая трубки. — Того и глядишь, дожди начнутся, слякоть. Какая уж тут война.

— А кто сейчас побеждает? — заглядывают им в глаза новобранцы.

— Эх, деревенщина, — посмеиваются ветераны. — Это вам не драка в кабаке, а война. ПОЗИЦИОННАЯ!

ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП

Предание о Всемирном Потопе в общих чертах знают все. Бог разгневался на людей, погрязших в грехах, неверии и разврате, открыл «окна небесные», да и утопил «всё живущее». Спасся только построивший Ковчег праведник Ной с семьёй.

В этой истории меня почему–то всегда особенно трогала жизнь его детей — Сима, Хама и Иафета. Каково им было иметь отца–праведника? Представьте себе, как жили люди в те времена. Бог и его наставления забыты. Повсюду воровство, чревоугодие, содомия, насилие, пьянство и безудержное веселье. Никто не утруждает себя работой и молитвами. Ночами у костров слышатся песни пирующих и визгливый смех доступных девиц. Никаких школ, храмов и исправительных учреждений. Кто сильнее, тот и прав. Кто хитрее, тот и сыт. Кто проворнее, тот и богат. И во всём этом бардаке, трудятся в поте лица своего Ноевы сыновья. Возносят молитвы, соблюдают шаббат, не богохульствуют.

Возвращаются братья вечером с поля, а у дома их ждут сверстники.

— Эй, святоши, а, правда, что вашему папаше шестьсот лет?

— Правда, — мрачнеют братья.

(насмешники хохочут)

— А чем он сейчас занят?

— Строит в горах корабль.

(всеобщий смех)

— Большой корабль–то?

— В триста локтей. (Это примерно 135 метров или 38 этажный дом).

(все умирают от смеха)

— А куда старый дурак собрался плыть?

— Ему было видение ангела, и мы ждём Всемирного Потопа.

(сверстники изнемогают от хохота)

— Парни, а вам не кажется, что ваш папаша просто свихнулся? Плюньте на него, идёмте с нами. Познакомим с весёлыми девчонками, вина выпьем.

(Братья молчат. У Хама дёргается щека, но и он держится.)

— Дети, домой! — слышится скрипучий голос Ноя.

Братья скрываются в доме.

Представляете, какие комплексы и тараканы роятся в головах этих несчастных? А, ведь именно они впоследствии дадут жизнь всему человечеству…

ВСЁ СВОЁ НОШУ С СОБОЙ

Когда жителям Приены стало ясно, что со дня на день в город ворвутся персы, они решили бежать, спасая жизни и имущество. Караваны повозок и телег, груженых скарбом, потянулись прочь из города. Многотысячная людская река потекла по дороге, наполняя окрестности гулом голосов, плачем и криками погонщиков. Женщины, перекликались с соседками, бранили детей и призывали проклятия на головы ненавистных персов. Мужчины уныло брели рядом с телегами, в который раз прикидывая, где строить новое жилище и как начинать жизнь на новом месте. В толпе сновали воришки, зорко приглядываясь к наваленным на повозках вещах. Время от времени они ловко выхватывали какой–нибудь узел и проворно исчезали среди идущих беженцев. Женщины поднимали крик до небес, все бросались ловить вора, процессия приостанавливалась и начиналась давка.

Чуть в стороне от людского потока, по обочине дороги бодро шагал, легко опираясь на посох, пегобородый, улыбающийся своим мыслям мужчина.

— Биант, — иногда окликали его знакомцы, — а где твои вещи?

— ВСЁ СВОЁ НОШУ С СОБОЙ, — насмешливо отвечал тот, многозначительно постукивая себя пальцем по внушительному лбу.

— Мудрец и философ, — уважительно шептались вокруг. — Человечище.

Биант многозначительно улыбался.

Когда время подошло к полудню, философ решил сделать привал на берегу ручья. Напившись, он отложил посох, скинул сандалии, погрузил уставшие ноги в тёплую мутноватую воду и смежил веки.

— Что, уважаемый, — вырвал его из дрёмы чей–то гнусавый голос, — путешествуешь налегке?

Оказалось, что рядом с ним примостился некий потасканного вида субъект, облачённый в грязно–синий хитон и пастушью шляпу.

— Всё, что мне нужно, находится здесь, — показал на свою голову мудрец, пристально разглядывая собеседника.

— О! — радостно присвистнул тот. — Похоже, мы одного поля ягодки.

— Я, любезный путник, — благосклонно пояснил Биант, — имею в виду, что мой ум и есть главная ценность и сокровище. С его помощью я кормлюсь и одеваюсь.

— Да, понял я, понял, — захихикал собеседник и, вытянув вперёд руки, пошевелил длинными пальцами. — А вот ими кормлюсь. Пальчиками.

— Ты искусный музыкант? — догадался философ.

— Точно, — захохотал тот. — Играю на чужих кошельках. Живу без семьи, без ненужного имущества, зато в своё удовольствие. Путешествую из города в город, а ВСЁ СВОЁ НОШУ С СОБОЙ.

Биант легко вскочил, подхватил лежавший рядышком посох и с силой обрушил его на голову незнакомца. Тот слабо вскрикнул и упал, наполовину погрузившись в ручей. Из затылка по воде потянулась алая струйка крови.

— Негодяй, — гневно шипел Биант, шнуруя сандалии. — Украл такой афоризм! Украл и опошлил, мерзавец.

— Впрочем, на то он и вор, — заключил философ, прошагав добрую сотню стадий. И вновь его лицо озарилось мудрой, чуть задумчивой улыбкой.

В СОРОЧКЕ РОДИТЬСЯ

Сразу оговорюсь, что сорочка, в которой иногда рождается ребёнок — вещь, не имеющая никакой практической ценности. Ткань, обычно, недолговечна и вскоре приходит в негодность. Кроме того, дитя так быстро из неё вырастает, что прослужит сорочка не более одного–двух месяцев. Тем не менее, в деревнях она до сих пор считается хорошей приметой и, якобы, приносит удачу новорожденному. Существует множество суеверий, следуя которым, роженица может с большей вероятностью произвести на свет ребёнка в одежде. (Кстати, рождение младенца и сорочки по отдельности встречается крайне редко и практически никогда не удаётся во время первых родов.)