глаза, яркие губы, - вызвал шумный восторг всех родственников,

пришедших в родительский дом.. Шумно, восторженно радовались

молодые тети: они уже видели себя в роли помощниц старшей сестры -

добровольных воспитательниц маленькой красавицы...

Бабушка радовалась рождению внучки, но несколько странно,

руководствуясь своим жизненным опытом: “С мальчишками - одно

беспокойство... Девочки - всегда радость...” Дедушка же был несколько

разочарован и даже как будто обижен: ему хотелось видеть рядом с собой

мальчишку, внука - “продолжателя нашей фамилии...”

Малышку (так решила ее мать) назвали непривычным для

“природных” уральцев именем - Лариса ( для близких - Лара, Ларочка).

Людмила, видимо, верила, что имя (оно означало - “веселая) поможет

дочке быть здоровой, жизнерадостной, чувствовать себя счастливой и

успешной. Моим родителям “тайный” смысл имени был неизвестен, и оно

показалось им странным. Но спорить с невесткой не стали: ”Ведь девочка

- ребенок невестки, и пусть называет так, как ей хочется...” Но,

примирившись с именем внучки, бабушка серьезно обиделась, когда

узнала, что родители не хотят крестить младенца: “Как же так? Неужели

внучка останется некрещеной?.. И как она тогда будет жить?.. Об этом вы

подумали ?..”

Мама настойчиво пыталась уговорить сына сделать все “как надо”,

“как следует”, но ее слова не влияли на Владимира: он не хотел спорить с

женой, зная, что она настроена против религиозных “предрассудков” и

церковных обрядов. Да и ему, члену КПСС, тоже “не положено верить...”

А партия, как известно, всегда вела борьбу против религии и церкви в

нашей стране. Она заметно усилилась в “хрущевское” время. Именно при

этом Генеральном секретаре партии власти нашего города закрыли

Старый собор, превратив его в филиал краеведческого музея....

...Жизнь в доме вновь незаметно менялась - и внешне и внутренне,

становясь то радостно - счастливой, то беспокойно - тревожной. Теперь

она подчинялась новому порядку, который целиком зависел от младенца..

Известно, что грудной ребенок в доме - это череда бессонных ночей,

постоянных забот и “тяжелых” вопросов (”не кашляет ли после прогулки?..

не поднялась ли температура?..

почему плохо спит?.. как сосет грудь?...”). К такой жизни с ее

меняющимися “правилами” быстрее, чем молодые родители, привыкли

бабушка и дедушка: они уже неоднократно проходили непростую, но

необходимую “школу” воспитания детей и воспитания детьми.

325

....Можно было заметить, что молодежь чувствовала себя рядом со

старшими

несколько

стесненной,

внутренне

подавленной.

Год

самостоятельной жизни и работы в далеком поселке не мог не сказаться на

взглядах и поведении сына и невестки. Положительно или отрицательно?..

На этот вопрос вряд ли кто - либо из них дал бы однозначный ответ.. Но

было видно, что их отношение к жизни и требования к людям теперь

несколько отличаются от тех, с которыми жили и живут родители,

особенно отец: рачительный и энергичный хозяин, он часто вспоминал

свое далекое по времени, но оставшееся внутренне близким прошлое, для

него более светлое и радостное, чем непонятный, загадочный советский

мир. Отец оставался таким же, каким был 20 - 30 лет назад, - в своем

отношении и к казачьим “вольным” традициям, и к “нынешней” власти:

“Уже поздно думать иначе, чем наши деды и отцы.” Душой он не

соглашался с нынешним временем, хотя и выполнял его жесткие (по

мнению отца) требования и неправильные законы. Вести споры с сыном не

хотел, поскольку считал их ненужными и бесполезными: “ Ишь ты!.. Еще

больше научился в том поселке языком болтать, а толку никакого нет.. Где

твое дело - то? Покажи... Его всегда надо исполнять. А ты что делаешь?..”

Сам отец по - прежнему постоянно занимался делами, имевшими

прямое отношение к семье и дому : ремонтом сараев (базов), заменой

старых плетней новыми, косьбой травы в лугах, прополкой картофеля на

бахче, заготовкой овощей “на зиму” ( вместе с мамой) и пр. И

одновременно - выполнял ставшую привычной работу в больнице и

детском саду: ведь отец дорожил “своей” лошадью... “Может, она

последняя у меня... Лошадей в городе совсем не осталось,” - грустно

сообщал отец..

Он вновь стал говорить, что ему одному, без помощи сына, трудно

справляться с “серьезными делами” ( “...силы уже не те...”), но, кажется,

Владимира сейчас не волновали никакие другие заботы, кроме тех,

которые имели прямое отношение к жене и дочке.. И слова отца о тяжелой

жизни и работе звучали для сына настолько привычно и знакомо, что он

не обращал на них внимания. Естественно, у родителя возникала обида

на равнодушие сына к “нынешним нуждам” семьи, и он откровенно

выражал свое недовольство: ”Тебе лишь бы ничего не делать.... Манны

небесной небось ждешь... Все думаешь, что кто - то поднесет ее тебе ...Но

так не бывает... Работать надо.. Делом заниматься...” Но слова отца пока

как - то неслышно “проходили мимо ушей” Владимира...

Невестка, кажется, тоже не слышала и не понимала слова свекра..

“Запоздалые”, “устаревшие” взгляды и требования старого казака,

обращенные в прошлое, воспринимались ею как совершенно ненужные и

неинтересные “молодому поколению советских людей”. Наверное,

326

неслучайно Людмила вместе с малышкой часто уходила к своим

родителям:...

Невестка не решалась оставлять девочку с бабушкой... Видимо,

опасаясь, как бы она не окрестила внучку в ее отсутствие.. Но она плохо

знала свою свекровь: моя мама вряд ли совершила обряд крещения, не

получив согласия родителей.. А Владимир и его жена такого согласия

никогда не дадут..

2

Как уже говорилось, отец не знал, что такое “трудовой отпуск”. Во

времена давнего артельного весеннего “отпуска” обычно говорил, что

надо обязательно “исполнять” полезное и нужное дому дело...Некий

“трудовой максимализм” заставлял честолюбивого и нетерпеливого

уральца всегда предъявлять строгие ( даже жесткие) требования не только

к себе и товарищам по артели, но и к своим детям - подросткам...И позже, в

отличие от мамы, он, не всегда желая признавать, что сыновья - уже

взрослые люди, что они могут и должны принимать самостоятельные

решения, заниматься своими делами и отвечать за их результаты, по -

прежнему настойчиво не только подсказывал сыновьям деловой совет, но

и требовал его точного и быстрого выполнения...

....Через две недели после возвращения “молодежи” из далекого

поселка отец спросил Владимира: “Не устал отдыхать?.. Как думаешь жить

дальше?.. Что будешь делать?.. В школу пойдешь?. Или в каком - то

другом месте поищешь работу?..” Сын выслушал вопросы родителя

болезненно. И его ответ прозвучал быстро - непривычно холодно и жестко:

”... Не бойся... На твоей шее сидеть не будем... Скоро обязательно найду

работу...Свою семью сумею прокормить. сам..”

Через несколько дней после разговора с отцом Владимир отправился в

горком партии: “Надо сначала встать на учет...” В известном (по

комсомольской работе) кабинете он надеялся откровенно поговорить о

своей работе с заведующим отделом, старым знакомым, некогда бывшим

активным “деятелем” в партийном комитете института. Однако

доверительной и спокойной деловой беседы не получилось. “Хозяин

кабинета” не хотел вспоминать общее прошлое. И брат услышал лишь

предложение придти еще раз - через неделю: “...Тогда, возможно, что - то

найдется для тебя...”.