представить, как они все поместятся в нашу маленькую шестиконечную пиньяту.

─ Знакомство друг с другом, наше прощание и твое воссоединение с твоим

любовником, ─ говорит Томми, пока кладет минеральную воду и какой-то апельсиновый

напиток в нашу тележку.

─ Но что, если этого не произойдет? Если мы сглазим заранее отпраздновав?

─ Позитивное мышление, моя дорогая, поможет тебе достичь чего угодно в этой жизни.

Если ты чего-то очень сильно хочешь, подумай об этом и вселенная поможет тебе.

Мы толкаем тележку к кассе и Томми покупает мятную жевательную резинку для

Рокко. Он прихватывает пару журналов на испанском и шоколадные зефирчики в виде

приведений.

─ Ты можешь читать такое? ─ спрашиваю я, посасывая покрытый перцем чили

леденец, который обжигает мне горло и заставляет слезиться мои глаза.

─ Не совсем. Мне просто нравятся картинки.

─ Томми, ты назвал Мози моим любовников, но просто, чтобы ты знал. Я никогда не

занималась с ним любовью.

─ Что? ─ говорит Томми, выпучив глаза от моего признания. Я кашляю на свой

леденец. Мне даже нравиться мысль, что я могу громко сказать об этом у кассы и, возможно, никто кроме Томми не поймет то, что я сказала.

─ Исправь это, девочка! Как только мы найдем его. Нет никакой пользы в том, чтобы

искать его, если ты даже не пробовала его леденец. Это было бы пустой тратой времени! А что

если тебе это даже не понравится?

─ О, мне это понравится!

Но внимание Томми уже где-то в другом месте, он потерял интерес. Кажется на входе в

магазин какая-то суматоха.

Мы толкаем тележку с вещами, которые на самом деле не нужны нам, мимо менеджера

магазина в дешевом костюме, громко орущего на испанском на работника, работающего на

нижнем этаже парковки. Когда мы выходим на улицу в ночь, земля перед нами освещена

большими галогенными лампами парковки, которые обнимают своим светом самую красивую

картину в белых красках. Кажется, это надгробия, сильно контрастирующие на фоне черного

асфальта. На верхушках некоторых из них черепа с неразборчивыми словами. Другие камни

имеют плавные и размытые контуры, обрамляющие их, несущиеся прочь в небытие ─ духи,

выполненные аэрозольной краской, с сожалением растворяются в воздухе.

Это не счастливая картина. Она полна страха и отчаяния. Она небольшая со скромным

набором линей, но благодаря таланту этого мужчины простота становится чем-то

возвышенным. В нижнем углу его подпись, а рядом подобие моего лица с трафаретного

рисунка, но оно выглядит еще лучше чем то, что сделали мы. Это лицо действительно похоже

на меня.

Томми шагает вперед с продуктовой тележкой и хлопком открывает багажник. Я

напрягаю глаза в темноте, пытаясь увидеть его ─ может он неподалеку наблюдает за моей

реакцией.

─ Не парься. Он уже далеко отсюда. На самом деле этим он дразнит тебя. Он играет в

кошки мышки. Он появится, когда будет готов.

Я падаю на пассажирское сидение и неохотно пристегиваю ремень безопасности.

─ Я так долго ждала. Это сводит меня с ума. Я ждала три года, Томми, а не только эти

три дня в Тихуане.

─ Не могу поверить, что ты до сих пор не переспала с ним. У меня было совсем другое

видение происходящего.

─ Я не планирую спать с ним. Я собираюсь найти его, а затем доставить его в Мехико.

─ Почему ты так говоришь об этом? Он человек, а не пицца. Что если он не хочет ехать

туда?

─ Он сказал мне, что хочет. У него там есть семья. Я виделась с ним, когда он был в

заключении, до того как его депортировали. Я обещала что-нибудь сделать для него.

─ Так ты не любишь его?

─ Люблю. Думаю, что люблю. Я не знаю что такое любовь. Я его социальный

работник. Я бы никогда не смогла переспать с ним.

Я смотрю через окно автомобиля на белое граффити мягко светящееся на фоне черного

асфальта парковки и сине-черной ночи.

Глава 22

─ Эй-йей, девочка, просыпайся! ─ визжит Томми, заезжая в Рай. Должно быть я

задремала. Мы выбираемся из машины, чтобы выгрузить огромное количество пакетов с

продуктами, которых слишком много для одной ночи оставшейся у нас.

Рокко и Клаудия в саду, слушают оперу с громкостью на полную катушку. На плече у

Клаудии вопит огромный зеленый попугай и перемещает свои ноги в бесконечном танце из

стороны в сторону.

─ Ну, ребятки, ─ говорит Томми, ставя продукты на белые, железные, садовые стулья.

─ Лана собирается доставить его в Мехико, потому что она его социальный работник. Она не

собирается заниматься с ним сексом. Таковы новости дня. Мы запостили ее лицо по всему

периметру Тихуаны. Если хоть кто-нибудь захочет ее ─ они знают, где ее найти.

Рокко лежит на спине с закрытыми глазами и между его губами крепко зажата трубка,

полная тлеющего табака. Попугай издает еще один вопль и клюет парик Коко, сегодня у нее

стиль резкой блондинки с боб карэ. Рокко щурится, приоткрывает левый глаз и вынимает

трубку.

─ Ну, кто-нибудь да найдет тебя здесь. Но боюсь, завтра мы должны будем уехать.

─¿Qué es eso? (что это?) ─ воркует Коко, пока возвращает попугая в большую,

кованную, железную клетку. ─¿Es para mí? (это мне?) ─ спрашивает она, подходя ближе и

забирая у меня пиньяту.

─ Ага, ─ я пожимаю плечами и улыбаюсь Томми.

─ Вы кушали, любовь моя? Вы голодны? В отеле никого нет. Вечер воскресенья, так

что я приготовила espaguetti (спагетти).

─ Повезло с социальными сетями? ─ Томми спрашивает у Рокко, который снова лег на

спину. Рокко выдыхает белое облачка дыма с запахом вишни, открывает глаза и кивает. ─ Я

нашел его. У него есть своя собственная страничка. Я подписался на него через твой профиль.

Он просматривал кладбища. Думаю, пытался найти свою сестру. Должно быть, он узнал, что

она умерла.

─ Ух! ─ говорю я непроизвольно и бегу за своим телефоном. У меня трясутся руки,

пока я просматриваю его фотографии. Большинство из них его картины и очень мало его

собственных. В основном это часть руки или фото в баре с друзьями, где он не смотрит в

камеру. Несколько фотографий его сына, которые, по эгоистичном причинам, мне больно

смотреть.

─ Лана влюблена, ─ объявляет Коко, протягивая мне пиво и шот с текилой.

─ Только не снова. Не думаю, что моя печень может это выдержать, ─ говорю я,

забирая и то и другое только для того, чтобы поставить их вниз и снова пройтись по

фотографиям. Самое лучшее, что я сделала за всю свою жизнь, это вернулась к самому началу

истории его профиля. Мози запостил фото со мной, ним и Лексом в морозное, серое утро в

Детройте. Я помню, как мой папа сделал это фото на мобильник Лекса. Не помню, чтобы я

когда-нибудь видела его ─ уверенна, я бы запомнила.

Мы так молодо выглядим, трудно поверить, что фото было снято только три года назад.

Мои щеки розовые из за холода и на мне бабушкино плохо подогнанное и устаревшее пальто.

Волосы Лекса в беспорядке, словно он только что проснулся, но думаю. фотография была

сделана в тот день, когда мы отправились в суд. Мози одет во все черное и слегка ухмыляется, словно он счастлив и тепло относится к нам. Мы могли бы быть тремя сиротами или тремя

эмигрантами из восточной Европы, прибывшие в конце прошлого века на остров Эллис. Вам

бы просто пришлось сменить наши наряды, а выражения лиц оставить так, как есть.

Я улыбаюсь и немного плачу, показывая фотография друзьям. Когда они возвращают

мне мой телефон, я оставляю комментарий под фото. Помечаю Лекса, чтобы он смог увидеть

его и просто чтобы дать ему знать насколько я близка к тому, чтобы найти Мо. Ставлю хэштэг

на фотографию : #каксемья #лучшиедрузья. Я улыбаюсь и чувствую себя хорошо. Пять минут