Но никто особенно и не стал приглядываться, что это за свиток тащит с собой Эргал, известный повеса и балабол.

— Его свидетельство очень пригодится, - проговорил Арреш. - Наше положение непросто. Мы нуждаемся во всем правдоподобии, которое можем себе позволить. Как насчет планов башни?

- Дядюшка сказал мне, в какой части библиотеки они могут храниться. Сегодня праздник, библиотека закрыта. Но завтра я пойду туда со светильником.

— Хорошая идея. Только возьмем нефтяной: он ярче. Я отправлюсь с тобой, если не возражаешь.

— Отчего же, брат Арреш-мер… Только объясни мне, я, кажется, не совсем понимаю…

- Чего не понимаешь, брат Эргал?

— Но… разве поверят люди, что храм Основания был восстановлен владыкой Набу-кудурри-уцуром? - спросил Эргал, нервно оглядываясь. - Ведь все видят, что его нет!

— Кто бывал за стенами Эсагила? - резонно поинтересовался в ответ Арреш-мер. - Много ли людей?

— Но ведь вершины не видно из-за стены! То есть… все видят, что ее не видно.

— Доверься мне, - улыбнулся Арреш-мер. - Люди, знаешь ли, могут поверить во что угодно. Кстати, брат Эргал…

— Да, почтенный брат Арреш-мер?

— Не хочешь ли сегодня после ритуала Заката прогуляться в город в моей компании? Так просто, проветриться…

У Эргала тотчас в голове пронеслось с дюжину версий подобного приглашения, но он ответил только то, что должен был ответить в подобной ситуации:

— Почту за честь, брат.

В земле Мелуххе, иначе Кемет, цари строили себе необычные гробницы — ступенчатые пирамиды из обожженного кирпича или камня. Но был один царь, Небмаат, ревнитель чистой геометрии. Он оставил по себе настоящий памятник, маяк для вечности идеальной формы. Пирамиду Се-нефер-ча, Совершенное творение, высотой двести локтей возвел он, ориентировал по сторонам света и облицевал ровным белым известняком, чтобы пирамида отражала блеск великого бога на восходе и на закате.

Увы, не прошло и двух тысяч лет, как истончилась слава божественных правителей Мелуххи и облицовку Се-нефер-ча крестьяне разобрали, чтобы построить дома. Маяк в вечность потух.

Потом дома эти смела пустыня.

— Итак, начало положено, - проговорил Арреш-мер, усаживаясь за столик в корчме. - Милейший, нам, пожалуйста, два пива… нет-нет, девочек не нужно. Мальчиков тоже. Сунма, ты что же это, не узнал меня?.. Ну здравствуй, здравствуй, дорогой, и тебе полных кладовых… Осталось позаботиться о том, чтобы не только мы поверили в эту идею, но и все прочие. Да ты пей, пей, Эргал. Здесь варят хорошее пиво.

Эргал оглядывался едва ли не с испугом. Свой жреческий белый лен он сменил на разноцветное одеяние богатого горожанина, и все равно чувствовал себя здесь чужим.

— Не бойся, Эргал, - понизив голос, сказал Арреш. - Я это место для работы не использую, здесь публика вполне приличная. Зажиточные ремесленники из тех, что обслуживают Эсагил… Да, в тебе они жреца узнали: одни ногти чего стоят, не говоря уже о завитой бороде…  - Эргал чуть было не схватился за бороду. - Мы ведь не неузнанными остаться стараемся, мы просто пришли развеяться. Ты только почтенным братом меня не чести, мы же не в форме.

— Да, конечно, - пробормотал Эргал. - Просто я… ну, мой отец жрец, и я нечасто бываю в городе.

— Понятно, - кивнул Арреш. - Дело поправимое, было бы желание… Да и городом мир не ограничивается, - Эргал поежился при мысли о том, что он может вдруг ни с того ни с сего выбраться за стены, где ничто не защитит его от разбойников и бунтующих дехкан (если одни отличаются от других). - А, привет, Зикнет!

Повинуясь взмаху руки Арреша, человек по имени Зикнет присел за их столик.

На лице этого юноши только-только начала пробиваться растительность, которая, увы, не могла скрыть его редкостного уродства: про таких говорят в насмешку «любимчики Инанны». Прыщи, опять же. И одет небогато…

Юноша оскалился в улыбке, выдавая, что части зубов у него не хватает.

— Это Зикнет, - сказал Арреш-мер. - Он смотритель союза музыкантов.

Эргал сразу почувствовал к юноше некую смесь презрения, смешанного с жалостью, но выказывать этого особенно не стал. Конечно, на неприбыльную должность желающих мало, но все-таки странно подумать, что царские чиновники могли назначить такое уродливое существо!

— В союзе Зикнета, - продолжал Арреш-мер, - многие происходят из-за стен города. А некоторые даже странствуют по деревням.

— Точно так, почтенный Арреш-мер, точно так. Вот не хотите ли мою новую песню послушать? - Зикнет неуловимым жестом извлек из складок одеяния маленькую походную лиру.

— Отчего же, с удовольствием, - сказал Арреш-мер. - Я думаю, Сунма возражать не будет?

— Еще бы он возражал! - расхохотался музыкант.

Он встал и явственно изготовился играть. Гомон в корчме тотчас затих: Зикнета, видно, знали. Тот же, прищурившись, ударил по струнам, проиграл вступление и запел речитативом, на разговорном:

Зикнету зааплодировали. С нескольких столиков подозвали Зикнета. Он пошел, кланяясь и собирая деньги.

— Ну все, - сказал Арреш-мер, - послушали песню, можно уходить.

— Ты только за этим приходил сюда? - удивился Эргал.

— Только, — кивнул его спутник.

Арреш-мер правду сказал: он не работал в пивной Сунмы. Он просто получал здесь информацию. И за что ценил Зикнета, что с ним эту информацию можно получать совершенно открыто.

Правда, и задание Арреш ему тоже передал. За что он ценил Зикнета еще больше, так это за то, что парень умел читать.

Более двадцати лет вся Элидия - да что там, вся Эллада! - строила храм, достойный самого великого Зевса и самих Олимпийских игр. Но даже и великолепный храм, как говорят, возводили только ради изваяния Громовержца работы несравненного Фидия. Глядя на эту статую, смертные падали на колени, сам же великий бог, увидев ее, принял работу, расколов каменную плиту у ног скульптора.

Несколько веков спустя, когда славные города Пелопоннеса превратились в задворки империи романских кесарей, император Флавий Феодосий перешел в новую религию и запретил Олимпийские игры. Вскоре статую перевезли в столицу империи, где она и погибла при пожаре.

В стане боцоргов появлялись певцы с бирками «деревенских сказителей», которые воспевали несметные сокровища Эреду. Лабиринты из камня и глины, проложенные под фундаментом великого Храма Земли и Неба, пели они, хранят баснословные сокровища, накопленные за тысячелетия: золото, серебро, драгоценные камни, дорогое дерево, ароматные масла, заморские ткани, папирус отличной выделки… Эти песни кружили голову воинам не хуже вина: у ночных костров они клялись собственноручно разрушить Храм до основания, своими руками взломать землю и вытащить на волю сокровища лабиринта!..