Литмир - Электронная Библиотека

Варвара Мадоши

Девять жизней Молли Джонсон

Предпротокольная стенограмма признания Милдред Джонсон, домохозяйки из Малого Уэнслоуфорда, арестованной в 58 г. от становления Благостнейшей Империи, Царства Божия на Земле, за пособничество в подрывной деятельности и убийствах должностных лиц

Как я дошла до жизни такой?

Ну уж, ваша честь, если вы хотите знать, то сначала слушайте, будьте любезны. А не нравится, так я и промолчу, все одно мне теперь. Говорить?..

Жили мы с моим Джоном душа в душу годков пять или шесть - нет, точно, шесть: мы в тот год поженились, когда нам нового префекта назначили, а как все началось, так он уж сменился. Но детей у нас не было. А потом я понесла. Уж как мы радовались! Cобралась я тогда кузину Нелли проведать. А они в городе живут. Город я шибко не люблю: и грязь, и вонь, и шум, и народу столько, сколько через нашу деревню за триста лет не проедет. Да только матушка моя завещала с Нелли почаще видеться.

У них как раз соседа брали в тот день, за мятежные мысли. Ох, и перепугалась же я среди ночи: проснулась, куда деваться, куда бежать! Свет синий, все синее, вопли эти… Ну, вы-то знаете, ваша честь.

Значит, на следующее утро еще до света собралась я и чуть ли не бегом домой, к Джону. А он послушал меня и говорит:

«Смотри-ка, Милдред, теперь и до беды недалеко: вот Уиннифред со Звонкого Ручья в том году на черноголовых наткнулась, когда на сносях была, и урода родила».

Я его успокаиваю: Уиннифред-то, вон, уже круглая была, как подушка, а я что? У меня-то под платьем еще и ничего не видать. Обойдется. А у самой на душе неладно.

Пошли мы в то воскресенье на ярмарку, к гадалке. Та все как положено: карты раскинула, в шар заглянула. И говорит: «Родишь ты, девонька, кошку, будет она гулять сама по себе и будет у нее девять жизней». Я перепугалась до смерти: как - кошку? Гадалка ничего объяснять не стала, говорит, сама не понимаю, а только так по всем приметам выходит. Ну, рассказала я мужу. Джон только плечами пожал: «Значит, и такое бывает. Раньше жили - и теперь проживем».

А потом придумал, что как ребенка родим, так надо его от черноголовых скрыть. Уиннифред-то потом и не видал никто, забрали и ее, и младенца. Но как скроешь? Соседи все знают. Сказать, что мертвого родила?.. Так для первого раза это и хуже, точно черноголовых с проверкой дождешься.

Пошел Джон к соседу нашему тогдашнему… Что? Как зовут соседа? Запамятовала я, ваша честь, совсем память плоха стала, ой совсем…

Так вот, у соседа нашего детей было уже семеро по лавкам. И хозяйка его еще одного носила. Ну, Джон-то мой им и говорит: «Зачем вам восьмой? Все одно по закону отдадите черноголовым, а там еще что из него сделают… Отдайте его лучше нам».

И рассказал кое-что про нас, чтоб они посговорчивее были. Говорит, как жена родит, так мы только на люди покажемся, что с младенцем, и уедем сразу в другое место, где нас не знают. Страна-то большая: вон, всю Европу завоевали. И что ребенок на вас похож, никто не увидит. А вы скажете, что мертвого родили, вам не страшно. И вам выгода, и нам.

Они мозгами пораскинули и согласились, что это мой Джон умно придумал. Ну, Бар… сосед то есть еще поартачился: мол, моя-то твоей раньше рожает, так вы раньше заберите. Но Джон уперся: уж упрячьте как-нибудь, вон у вас один еще по полу ползает, а другой пузыри пускает, вам легче, а в нашем домишке все людям на виду.

Так вот и вышло: я рожаю, а повитуху ко мне не позвали, все соседка. Ну да она опытная в этом деле была женщина. И младенца сюда же, к нам принесли…

А живот у меня нормальный был, да и ребеночек как пошел, сразу видно - не котенок. Джон на всякий случай и нож приготовил: а вдруг чудо-юдо появится. Только он не понадобился. Родилась у нас крепкая девочка, здоровая, и вот вам крест, ничем от прочих не отличалась.

«А что ж с пацаном-то делать? - сосед растерялся аж. - Коли этот нормальный, так вам второй-то не нужен? Что же нам теперь, приставу признаваться?»

«Джон, - говорю, - это нам господь радость такую послал, что дочка нормальная, потому что мы другое дитя согласились от верной смерти избавить. Негоже теперь отказываться».

«Ну хорошо, - соглашается мой Джон, - все равно нам уезжать нужно: я уже с горожанином одним сговорился, чтобы землю продать».

И вот мы сказали, что родилась двойня, и чудесно зажили с нашими малышами. Ну, с насиженного пятачка сниматься не сахар, конечно, но ничего. Всякое в жизни бывает. Зато на новом месте мы сразу сказали, что Ник у нас приемыш. Я так думала: а ну как детки вырастут и пожениться захотят? Между собой они не родичи, так пусть сразу знают про то и пусть никто из соседей про них дурного не думает.

Тогда я еще ничего ни сном ни духом, ваша честь. Про гадалку мы если и вспоминали когда, то так, чтобы посмеяться. Были они дети как дети. Ника мы вон окрестили в честь Джонова друга, которого черноголовые забрали. Родители-то его крестить боялись. А девочку Джон хотел Кэти назвать, раз уж кошка, да только я уперлась. «Нет, - говорю, - сыну ты имя придумал, а дочка уж моя». И стала она Молли, как в нашей семье заведено: мама Милдред, дочка Молли, потом опять Милдред и опять Молли.

Откуда мы переехали, ваша честь? Да я уж говорила: запамятовала. Совсем плоха стала… Страна большая! Да и не знала никогда. Я ж глупая, ваша честь, женщина, куда мне. Джон знал, куда мы едем и откуда, а я уж и не спрашивала. И по сторонам мне оглядываться было некогда, с двумя малышами-то!

В Малом Уинслоуфорде нам хорошо было. Привольно, солнечно, люди сердечные, префект далеко… Самое место расти детям. Уж такие они не разлей вода были! Куда Ник - туда и Молли, куда Молли - туда и Ник. Но, по правде сказать, Ник чаще заводилой был. С каких только деревьев его Джон ни снимал, из каких только оврагов ни вытаскивал! Бегать научился раньше, чем ходить.

Молли — та поспокойнее была. А только мы рано заметили: ну никак ее не удержишь. Бывало, убежит Ник, потеряется, а Молли вот она, перед глазами. Запрем ее дома, отправимся Ника искать — а только глядь: вот он, Ник, а вот и Молли рядом с ним, тут как тут. Не усидела…

Я ее спрашиваю: «Как это ты так?»

А она: «Не знаю, матушка. Только подумаю, где Ник, и уже знаю, как туда попасть быстро».

«Как же, - говорю, - негодница, ты быстрее меня пробралась? Дорога-то тут одна, по тропе, через ферму, и потом через Белый Лог мостик перекинут».

«А вот так, - говорит. - Я сперва через амбар, потом по лугу, а потом по оврагу вверх-вниз».

А самой годочков пять только: глазки голубые, нежные, и платьице чистое, и передник, как я оставила, и ни одной-единой царапинки.

«Как, - говорю, - через овраг, когда там бузина, крапива, шиповник дикий! Быстрее меня не доберешься, разве только по воздуху лететь».

А сама вспоминаю про гадалку.

«Не знаю, матушка» — вот и весь ответ.

Потом как-то она при нас с Джоном оборотилась. Один миг - девчушка золотоволосая, вся в маменьку мою, светлая ей память, - и вот кошечка дымчатая, пушистая, сидит, умывается. А глазища - желтые, что твой кулон с янтарем, мне Джон такой дарил.

Как я тогда перепугалась, словами не передать! А Джон мой, умница, только посмотрел и говорит: «Ну что ж, раньше жили - и теперь проживем». И проделал кошачий лаз в двери.

Молли мы наказали никогда обличье на людях не менять, а пуще всего остерегаться черноголовых. Ну, это все матери детям велят, это вы и без меня знаете. И Молли береглась лучше некуда. Другие дети, бывают, озоруют или хвастаются, если что-то такое могут или знают, что их сверстники - ни-ни, а она как воды в рот набрала. И Ник вместе с нею. Так и не заподозрил никто ничего, ваша честь, ни единого разочка, и дальше бы не заподозрили.

Когда я за Молли странности начала замечать? Воля ваша, ваша честь, а только в кошку превращаться - это, по-моему, и так странно! А, вы об этом-то… Ну вот…

1
{"b":"545398","o":1}