— Господь больше не даёт мне ребёнка. Не хочет пускать несчастных на этот воздух, потому что знает, вот–вот разразится конец света.

Он зовет её фиалкой, хотя пахнет она рыбой. Рэн.

И хотя от «гарема» Пиза не требовал умения говорить афоризмами, он радовался, как ребёнок, если кто–то из девушек вдруг изрекал нечто подобное.

— Только Пиза плывёт автономно, — сказал Яков — Лев, глядя на зазывную рекламу «Афродизиака».

— Может, зайдём, босс? — с надеждой откликнулся Бабуш.

— Нас туда не приглашали.

— Но ведь вход свободный.

— Ты, Бабуш, местечковый провинциал. А вот таких, как я, либо приглашают, либо нет.

— Ага! Надо, значит, Пизе намекнуть.

— Обо мне он знает. И он думает: «Пригласить, значит, вступить в отношения». А всякие отношения, тем более такие, как со мной, дорого стоят. Пиза не любит платить по–крупному.

— Нам заплатит, — ласково сказал Бабуш.

— Ты меня опять не понял, — в голосе босса послышалось раздражение. — Пиза человек простой. Полиция такому ни к чему.

— Ага, понял!

— Без меня к нему не лезь, если хочешь и дальше резвиться в этой жизни. Доверься моему горькому опыту. Помнится, я ему сказал: «Твой бизнес нашему сродни, Пиза». — «Разве я граблю или вымогаю?» — «Ночной клуб — это эксплуатация женского тела. Почему бы нам не сраститься?»

— Забудь эту идею, Яков — Лев, она бредовая.

— Мне надо было бы хотя бы ещё разок с ними поговорить или хотя бы позвонить. Но я больше ничего не стал делать.

— Обиделся?

— Да, Бабуш, подобных унижений я до того ещё ни разу не переживал.

Яков — Лев всегда знал, что силён и опасен, что его боятся даже близкие. Но как человека умного его — особенно сейчас — огорчал этот имидж. Такая репутация мешала ему сегодня более, чем когда–либо, поскольку заниматься приходилось тонким делом — дипломатией.

Окаянцы

Вождь:

— Убивать? Зачем же? Непродуктивные хлопоты. Когда они сами это делают, то, бесценное, что в них есть, достаётся нам. Наша миссия пройти и собрать урожай. Так что вперёд и вниз. Окоёмщики мои, дети смерти!

Галлюцинации — агрессия окаянных окоёмников. Они, проникнув в сознание вожделенной жертвы, всё время ей нашептывают соблазны, искушают. Толкая в пропасть смертного греха, откуда у несчастной один путь — в Окоёмию.

Самый же излюбленный их приёмчик — создать суицидную ситуацию: то есть засунуть человечка в петлю, или столкнуть бедолагу с какой–нибудь, желательно, большей высоты. Ещё авария на транспорте — тоже способ.

А вот яд — сегодня дело ненадёжное. Медицина стала опытнее, откачивать научились.

Пуля, нож — старые формы, но верные.

Вот они — окоёмники — день и ночь нашёптывают, подсказывают, что надо и как надо делать. Большие они спецы по этому делу.

Мордатая — поддатая (назаборная надпись).

Вовс:

— Что случилось, Муст?

— Я сошел с ума и убил себя.

Прима из Крыма (доброжелатели про Колировку).

Ох, уж эта Растопырша!

Она обожает мисхорскую деву за её позу.

Она часто замечает и видит всё, что для других недоступно или не имеет значения, что, собственно, есть одно и то же.

Она любит спать, широко раскинув ноги. Когда — на животе, когда — на спине. И в том, и в другом случае смотреть на неё, спящую спокойно, просто невыносимо. Этакая Растопырша.

На берегу, где родилась эта милая девушка, есть маяк, башня коего напоминает патрон с пулей.

Ну вот и настал этот возраст, когда можно, не стыдясь, признаться самому себе, что ты не самый умный и не самый красивый, не самый смелый и не самый–самый… Пур — Шпагатов.

Обеты избудем. Обиды забудем. Они нам не любы. Мы всё–таки люди. От звёздной болезни — до звездной полуды: поблекли, облезли в подобье посуды. Мы долго плутали. От боли устали. Дорога была не легка. Для счастья воскресли, для горя исчезли. Мы всё–таки люди пока.

Марсолуч. Лунолуч. Звездолуч.

Лой. Алой. Аналой.

Ретроспектива

— Нет в тебе, Чин, порядка. Твоя беда в том, что ты художник.

— Какой художник. Дизайнер.

— Ненавижу иностранные подмены! — прямо аж зашипел Муст. — Сказал бы по–нашему — «оформитель».

— Потому что звучнее нашего, оно и приспособилось, это слово, в нашу речь.

— Эх вы! Интеллигенты. Не смысл, не суть, а звук и краска прельщают вас.

— Я хочу побывать в гостях у чемпиона. Никогда не видал, как живёт их элита.

— Как? У меня ведь с ним были только деловые контакты. Он заказал — я исполнил. Мы даже не приятели.

— Будет он с тобой приятельствовать. Он хозяин, ты работник.

— Он хорошо ко мне относится. Заплатил щедро. Даже больше, чем я сказал.

— Ладно, ладно! Ты и без меня знаешь, что наш брат ему не компания. И всё–таки… Давай как–нибудь, а?

— Я знаю, где его можно увидеть — уныло ответил Чин.

— Ну и вот. Пойдём туда и вежливо навяжемся ему. Слово за слово, авось он и пригласит нас. Только ты всё доверь мне. Ты познакомь нас, а я его уболтаю.

Пистолет оказался неожиданно для Чина не тяжелым. Казался игрушечным. В нём была какая–то пластмассовая легкость.

— Это потому что незаряженный, — отзывчиво пояснил Муст, — Вот они.

И протянул горсть — чуть покрупнее серых семечек — патронов.

Чин подумал: «Разве такой ерундой можно убить!?» И кто–то изнутри Чина ответил: «Нет, конечно!»

Чему Чин живо обрадовался.

— Ладно. Согласен. Только заряди сам.

— Я рад, что ты принял это решение, — Муст ловко извлёк магазин, который был чуть больше зажигалки. Сноровисто натолкал в него один за другим патроны, щёлкнул предохранителем.

— Понял? — спросил Муст.

— Да!

Чин взял оружие, и тут же ощутил смертельную тоску.

И перед Чином открылась бездна. Головокружительно пустая и безжизненно чистая. Он качнулся с пятки на носок и, панически вскрикнув, упал в неё. И сразу же потерял ощущение падения.

«Я не падаю, я лечу!» — твердил он, успокаиваясь.

Хотя в глубине сознания он знал правду. Но ещё лучше он знал и другое: то, что бездна — это синоним бесконечности.

Чин — Вовс (пьяный разговор):

— Мне хочется девушку.

— Ты уверен?

— Когда мне ничего не хочется, даже есть, это значит, мне нужна узда.

— Пойдём к Пизе, у него настоящий сервис.

— Сервис, сервус, сервиз.

— Ты снова пьян?

— Я фортепьян!

Ударил по клавишам рояля. Инструмент вскрикнул. Так при вспыхнувшей вдруг драке в один голос вопят в кабаке бабы.

— Предлагаю загородную сосисочную.

— Ты же говорил — к Пизе.

— Тебе нужен свежий воздух.

— Как с горючкой?

— «Хонда» — полный бак.

— Брат купил?

— А кто ж ещё?

— Смотри! Я не люблю, когда мне вкручивают динамо.

— Да! Я болею за «Динамо». Ты даже это обо мне знаешь? Откуда?

— Интуиция.

На краю ночи расцветали синие цветы грозы.

— Мне без разницы, что зурна, то Зухра.

— Ты ничего не понимаешь в бизнесе.

— Не понимаю?!

— В таком случае отвечай, почему заведение Пизы популярно даже у аборигенов?

— Потому что там весело.

— Чушь! Причина в том, что все его девочки без усов.

— Мне без разницы, что зурна, что Зухра.

— Поэтов дальнобойные слова…

Из нечаянно подслушанного:

— Когда сразу у нескольких субъектов есть что–то общее, возможно, это банда.