Как водится, налили и третью.

— А что за пещеры искали эти ленинградцы? — это Сухарь нейтральным голосом, так, между прочим, для поддержания разговора.

— Пещеры? Это, о! Это великая тайна нашего народа! — Василий Никифорович, похоже, «поплыл», глотнул из кружки и запыхтел уже погасшей трубкой. Еще бы. Такая доза, да еще с закуской в виде табачного дыма. Тут и Старику, пожалуй, хватило бы.

— Слушайте. — Он чиркнул спичкой, разжигая потухшую трубку.

— Давным-давно, мой народ жил на севере теперешней Монголии. Страна наша называлась Гэсэр и правил в ней мудрый Мэргэн. Но вот однажды прискакал к нему монгольский князь Тэмуджин, по-вашему, Чингисхан, и сказал: — я иду на запад завоевывать Вселенную, пусть твое племя вольется в мое войско. Мэргэн собрал совет старейшин, и все решили — нет. Нет, — сказал Мэргэн Тэмуджину, — мы скотоводы и предки наши были скотоводами, мы любим свой край, мы останемся. Тэмуджин разгневался и сказал: — ты, мой названный брат. (По преданиям Мэргэн помог Тэмуджину бежать из рабства.) — И я тебя не трону, но даю два дня и три перехода, чтобы твой народ ушел из этих мест навсегда. Иначе все станут моими рабами.

Старичок сделал еще глоток из кружки: — у нас было много храбрых и умелых воинов, и они не посрамили бы своего рода. Но Тэмуджин покорил уже тысячу племен. Когда шло его войско, на земле наступала тьма, пыль, поднятая копытами лошадей, заслоняла солнце. И мои предки ушли на север, в южное Забайкалье. Там они научились ловить рыбу, строить деревянные дома, добывать золото.

Прошло много-много лет. Люди жили богато. И тогда Бурхан, вождь бурятского народа, повелел воссоздать из золота мудрого Мэргэна и поклоняться ему. Но с юга снова пришли завоеватели. Это были уйгуры. Они хотели отобрать наших лошадей, наших женщин, наше золото. Они не щадили никого, убивали даже младенцев. Мой народ защищался. Но уйгурам помогали китаты. И Бурхан повел всех вдоль Байкала на север. Они нашли в горах древние пещеры и поселились в них. Прошло время. Уйгуры ушли из наших мест, и мои предки возвратились назад. Но золотая статуя Мэргэна, и все золотые вещи были оставлены в одной из пещер, их охраняли наши шаманы. Чтобы никто больше не польстился на наши богатства. Их и сейчас охраняет дух Эжин. Каждого, кто пытается их найти, ждет смерть….

— Это Эжин погубил их. Они шли искать золотого Мэргэна….

Василий Никифорович сделал последний глоток из кружки, поднял ко рту руку с трубкой и вдруг уронил ее. Он спал. Сидя.

На следующий день мы с утра подъехали к дому Василия Никифоровича. Он сидел на завалинке и дымил трубкой. Вы не знаете, что такое завалинка? Это, наверное, чисто сибирское изобретение. Дом обкладывается землей высотой до метра, земля укрепляется досками или тонкими бревнами. И готово, есть, где посидеть. А, если серьезно, то подобное сооружение спасает зимой от любых морозов.

Естественно, мы пришли не с пустыми руками, ожидая увидеть деда в жутко похмельном состоянии. Но он был относительно свеж. Буркнув что-то типа, еще не время, Василий Никифорович, тем не менее, ловко уволок, ласково звякнувший полиэтиленовый пакет, внутрь дома.

Вышел с неизменной трубочкой в зубах. Мы снова заверили, что нас интересует только дорога на прииск, что у нас нет никаких намерений, тревожить дух Эжина (или Эжин), что пещеры нам глубоко побоку, а вот прииск вновь должен давать государству золото.

Разговор возобновился, но с неизменным отрицанием участия в этом полезном для государства деле со стороны Василия Никифоровича. Никакие посулы не могли его убедить. Не знаю. Не помню. Не могу. Нет. Ну, чисто красный партизан, на допросе у Колчака. Когда мы дошли до того, что заслуженные ветераны должны передавать свой опыт молодежи, он вдруг сдался. С чего, мы так и не поняли. Может это особенность загадочной души бурятского народа. Не одни же славяне с загадочной душой.

Он сказал: — Поехали.

Помните Юрия Гагарина? Той же ликующей нотой прозвучало это простое слово и в наших ушах. Мы вкинули деда в джип, пока он не передумал. Ехать пришлось на противоположную окраину поселка. Дед только указывал направление трубкой. Приехав на окраину, сворачиваем направо и двигаемся по донельзя разбитой проселочной дороге. Но джипу это нипочем. Приезжаем на берег какой-то речки, здесь нам дорогу перегораживает что-то вроде карьера. Останавливаемся. Смотрим на проводника.

— Здесь, наши щебень берут, — выдает он нам ценное знание и продолжает, — спускайтесь вниз. Мы спускаемся на дно карьера.

— Вот, — он тыкает трубкой направо, — будете все время ехать по руслу реки, никуда не сворачивая. Это и есть Люя. Она приведет вас прямо к прииску.

Приглядываемся это и впрямь русло реки. Сухое русло шириной метров десять. Местные приспособились брать здесь щебенку. Вопросы к деду: что, как и почему. Выясняется, что во время строительства БАМа (Байкало-Амурская магистраль, кто не знает) что-то было нарушено в водной системе под землей. Перестали бить родники и ключи, пропали многочисленные ручьи, высохли некоторые реки. Вот они — плоды неразумного вмешательства человека в природу.

Дальше мы поедем без деда. Отвозим его назад в поселок, пытаемся всучить какие-то деньги. Он бурчит что-то типа «расчет по возвращении» и уж совсем мрачное «если вернетесь…». Но нам не до пессимистических высказываний Василия Никифоровича. Впереди забрезжила искомая заманчивая цель.

Едем по высохшему руслу реки, дно удивительно ровное, щебенка и песок. Но скорость движения маленькая, Реку то и дело перегораживают упавшие деревья. В некоторых случаях вездеход без труда их переезжает, чаще приходится пускать в ход бензопилу. Попадается много здоровенных камней и обломков скал. Иные удается объехать, другие оттаскиваем в сторону с помощью встроенной на джипе лебедки.

Останавливаемся пообедать в три часа дня. На спидометре 26 километров. За четыре часа. Очень даже неплохо. Двое суток, и мы будем на месте. Договорились, каждый дежурит по одному дню, поочередно. В обязанности дежурного входит выбор места привала, раздача съестных припасов, разведение костра и прочие путевые мелочи. Первым дежурить выпало Старику. Он уверенно тыкает рукой в сторону большого плоского валуна у берега и тащит туда сумку с едой и питьем.

В мои функции сегодня входит охрана рубежей привала. Эти обязанности исполняют поочередно, кроме меня, Сухарь и Старик. От этого избавлен Леонид, не потому, что он не умеет стрелять, стрелять умеют все, а потому что его основная функция постоянная — водитель. А водить в наших условиях весьма непросто. Я вскидываю «Тайгу» на плечо и, не спеша, продвигаюсь вперед по руслу реки. Все мы в спецкомбинезонах и накомарниках, что не здорово, конечно, но без этого просто съедят. Комары и гнус висят над каждым плотной тучей. Гнус — это такая маленькая мошка, которой, слава богу, нет в Беларуси, пробирается через любую защиту. Во время еды остается открытым только рот, а все лицо обильно сбрызгивается специальным реппелентом, запах которого недолговременно отпугивает этих тварей. Хуже всего, во время отправления естественных надобностей по большому.

Вдруг сзади протяжный жалобный вопль, машинально сдергиваю карабин с плеча и оборачиваюсь. Кричит Старик, закрыв лицо руками. Что-то случилось. Сухарь бежит к джипу. Леонид наоборот бежит от джипа по направлению к Старику. Слегка пригнувшись, передергиваю затвор, загоняя патрон в патронник. Озираюсь по сторонам, никакой визуальной опасности.

Леонид орет Старику: — убери руки от лица, не три!

В это время от джипа возвращается Сухарь с пластмассовой канистрой в руках и плещет прямо из канистры в лицо Старику. Укусил кто-то ядовитый, мелькает мысль. Подбегаю к ним. Сухарь губкой трет лицо Старику, а Леонид льет ему на руки из канистры. Старик открывает выпученные глаза, из них льются самые натуральные крупные слезы, нос распух, горло, наверное, сдавило спазмами, силится что-то сказать и не может.

Леонид и Сухарь неожиданно грохаются задами на речной щебень и начинают хохотать. Подключаюсь к ним и я, скорее, на нервной почве. Старик тычет рукой куда-то себе под ноги и возмущенно таращит глаза. Новый взрыв хохота. У ног Старика обычный антикомариный баллончик.