держать при себе, пока возможно. Хотя бы сейчас.

Гэвин снова кивнул, медленно и скованно, словно его шея была тяжелым

грузом, висевшим на ржавом крюке. Он знал, что она права. Дом его расстроил, и он чувствовал странную тревогу, словно не был точно уверен, можно ли

доверять Дому, раз Дэлайла тревожится. Но в груди была и боль, ведь он

позволял такие предательские мысли о своей семье. Он ничего не стал бы

делать, что подвергнет семью опасности.

– Но ужин должен быть потрясающим, – сказала она, явно пытаясь сменить

тему. – Впечатли меня, и я дам тебе снова себя поцеловать. Но я не хочу, чтобы

на меня упало пианино или что-то еще…

– Ха-ха.

– Да, плохая шутка, – пожав плечами, заметила она. – Но, думаю, Дом не

осудит за пару поцелуев?

И теперь Гэвин уже не думал о злой судьбе, а вел себя как полный гормонов

подросток.

– Могу я попробовать что-нибудь непростое? – поддразнил он. – Найду

рецепт в гугле, и бац! Ужин на двоих, смешанный с поцелуями. Вот такой вечер

по мне.

Глава двадцатая

Она

Никогда еще тротуар не выглядел таким опрятным и невинным: он был

вычищен, а ступеньки блестели чистотой. Казалось, даже Мертвый Газон

немного привел себя в порядок: он казался более ухоженным, не таким грязным

и коричневым, чем когда Дэлайла видела его в прошлый раз. Если со двора и

доносились звуки, то она посчитала это невинным насвистыванием.

«Заходи, Дэлайла».

«Здесь нет ничего странного».

Приложенные усилия к подготовке к этому свиданию не помогли унять

нервную дрожь, когда она остановилась перед дверью и постучала.

Дэлайла понимала, что стоит рассказать о своих подозрениях насчет

свитера Гэвину, о том, что часть дома как-то прицепилась к нему и прошла за

ней в ее дом. Но она не могла себя заставить это сделать. Она толком не

выспалась, только проснулась… И не могла в тот момент разумно мыслить. Так

что решение, что свитер одержимый, было, несомненно, результатом ее

богатого воображения, потому что о другом варианте даже думать страшно.

Гэвин открыл дверь с привычной полуулыбкой и поманил ее внутрь.

– Привет, Лайла.

Ее ладони вспотели, она не могла избавиться от покалывающей тревоги, но

выдавила лучшую улыбку, пусть и фальшивую, и взглянула на него.

– Пахнет потрясающе! – сказала она, разуваясь и снимая куртку, пока

Гэвин, помогая ей, скользнул руками по ее плечам.

– Спасибо, – сказал он и отвернулся, чтобы повесить куртку на вешалку. –

Я, м-м… Я готовил.

Дэлайла обернулась, и, увидев его красные щеки, ощутила облегчение.

Нельзя сказать, что она не думала, будто ужин мог приготовить Дом – она

знала, что он точно мог. Но если бы это сделал Дом, она каждый кусочек

разглядывала бы с мыслью, что он подсыпал в ее порцию крысиный яд.

– Хорошо, – глуповато ответила она и поспешила добавить: – То есть это

неплохая тренировка. Хотя тебе это и не нужно, ведь Дом всегда будет для тебя

готовить. Я только…

Гэвин положил теплую ладонь на ее руку и прошептал:

– Я понял, что ты хотела сказать. Все хорошо. Спокойнее, нервная ты моя.

Дэлайла судорожно выдохнула и огляделась в прихожей, пока Гэвин

терпеливо стоял за ее левым плечом, ожидая, когда она успокоится. В этих

стенах не ощущалось того комфорта, что был во время их прогулок по городу, во время встреч наедине в кабинете музыки в школе; и даже природная

уверенность Дэлайлы не смогла побороть нервную дрожь.

– Дом, – сказал он в комнате. – Дэлайла пришла к нам в гости. Как я и

говорил тебе, – он замолчал и многозначительно склонился к ней, добавив: – и

тебе… Она очень важна для меня. Я рад, что она пришла.

Растение у входной двери пошевелилось. «Приветствие?» – подумала она, а

абажур склонился в ее сторону.

Дэлайла робко помахала комнате и в сторону ступенек.

– Привет. Спасибо, что приняли меня, кхм, обратно, – добавила она, поморщившись.

Казалось, что они предстали перед недовольными клиентами или

сверхопекающими родителями. Вечер обещал быть непростым.

Она посмотрела на него, желая высказать это вслух, чтобы как-то выделить

этот момент среди тех, что они проводили вместе в последние недели, бродя в

тишине, отмечая друг в друге все сумасшедшее, пугающее и тайное. Но слова

застыли на губах, когда он улыбнулся, показав острые зубы, – так он улыбался

только ей. Гэвин наклонился, глядя на уголок ее рта, и медленно и мягко

коснулся того места губами. Они разомкнулись, и его язык оставил влажный

след.

– Ты очень красивая сегодня, – прошептал он, коснувшись другой стороны

ее губ.

Дэлайла таяла изнутри, ее облегчение было теплым и тяжелым. Она

кивнула, когда он склонил голову, безмолвно спрашивая, готова ли она пройти

дальше.

Но облегчение быстро испарилось, как только Гэвин отпустил ее руку и

направился на кухню. Дэлайла сильнее, чем когда-либо, осознала выражение

«ходить на цыпочках». Конечно, здесь не было видимой опасности под ногами, но каждый ее шаг требовал решимости. Скрипнула половица, едва она

наступила на нее, – звук был низким, а дерево затрещало, словно было

недовольно, и Дэлайла поспешила шагнуть на другую половицу, которая, к

счастью, оставалась безмолвной и крепкой. Следующая половица выдвинула из

дерева гвоздь, и, когда Дэлайла шагнула, острие порвало ее шерстяной носок и

задело подошву. Дэлайла подавила вскрик и молча захромала дальше за

Гэвином. Ей казалось, что весь коридор кричит на нее, испытывает, ждет, чтобы

разочароваться в ее действиях. Она была окружена сотней частей Дома, пока

находилась внутри, и хотя некоторые простили ее, остальные не скрывали

недовольства.

На кухне Гэвин положил спагетти в две тарелки, одну передал Дэлайле и

схватил корзинку с чесночным хлебом. С едой в руках они пошли в столовую.

Дэлайла поймала себя на том, что постоянно смотрит на пол, на стены, на все, что свисало с потолка.

Все, даже картины, оставалось подозрительно тихим, но в столовой, когда

они сели за стол, было невероятно холодно.

Оглядев комнату, Гэвин спросил:

– Здесь холодно?

Она пожала плечами.

– Может, немного. Все в порядке, – но ее дрожь выдавала ее ложь.

Гэвин посмотрел в потолок.

– Ты пытаешься нас выгнать? – под их тарелками задрожал стол, и по

комнате промчался порыв зимнего ветра. Дэлайла перевела это, как безусловное

«да».

Гэвин раздраженно проворчал, схватил тарелку и корзинку с хлебом и, встав, сказал:

– Ладно. Идем, – сказал он Дэлайле и повел ее в гостиную.

Здесь было гораздо теплее, и когда они устроились на полу у кофейного

столика, в камине ожил огонь.

Гэвин казался голодным, и, когда комната приняла их, он тут же набросился

на ужин. К сожалению, у Дэлайлы аппетит пропал. Огонь бодро потрескивал в

камине, несколько подушек соскользнуло на пол и оказалось за ее спиной, но

Дэлайла не стала воспринимать это как знак, что можно расслабиться.

Она искала в уме безопасную тему для разговора. Не связанную с будущим

в другом месте, хотя многие одноклассники скоро начнут получать ответы из

колледжей. Понятное дело, обсуждение отношений тоже было под запретом.

Можно было спокойно говорить о школе, но Дэлайла сейчас о ней даже думать

не хотела. Ей хотелось сбежать в место, созданное только для них двоих, прижаться к нему, пока он ужинает, погладить рукой по его ноге. Хотелось

послушать его истории из детства, о первом поцелуе, о его заветной мечте.

Гэвин разглядывал ее, пока жевал, потом проглотил еду и заметил:

– Ты слишком тихая.

– Разве?

Он наградил ее притворно раздраженным взглядом.