и ее не самые невинные намерения по отношению к Гэвину. Она много раз

представляла, как они будут целоваться, проводя время у него дома.

Он ничего не сказал, когда они встали, лишь погладил ствол дерева, а потом

отвел Дэлайлу к задним воротам на улицу. Вернувшись на обычную дорогу, она

понимала, что теперь вряд ли сможет воспринимать мир по-прежнему. Сколько

еще было таких домов? Сколько еще было таких самостоятельных деревьев, как

во дворе Гэвина?

Пока она думала об этом, у него в кармане что-то зажужжало. Она

удивленно взглянула на Гэвина, а тот, замявшись, все же сунул руку в карман.

– У тебя есть телефон?

– Ну да. Конечно, – он так на нее посмотрел, словно у нее появился глаз на

лбу.

– Ты его купил?

Гэвин вскинул палец, прося ее подождать, пока он ответит. Он не сказал

«Алло» или «Привет», или «Это Гэвин». Он просто ответил:

– Я вернусь в девять, – и отключился.

– У тебя есть комендантский час?

– Конечно, – смеясь, сказал он.

– Но если Дом знает, где ты, зачем говорить ему, когда вернешься?

– Он не всегда видит меня, только если я возьму с собой что-нибудь… из

его вещей, – он хохотнул, сказав это, и тут же выдал извиняющуюся улыбку. –

Или он может следить за мной по траве и проводам, но… – он сделал паузу, – не

думаю, что он так делал. Странно все это кому-то объяснять. Но иногда я знаю, что Дом беспокоится, когда оставляет мне маленькую вещицу на пороге. Как во

время важных экзаменов. Или когда у меня было собеседование, и я очень

переживал, – он улыбнулся ей. – Но обычно я… беру что-нибудь сам.

Дэлайла кивнула, думая о сказанном и о том, сколько свободы у него было

на самом деле.

Казалось, что до девяти еще вечность. Дэлайла взглянула на часы. У нее

действительно есть еще больше пяти часов с ним? В воображении тут же

вихрем закружились картинки, словно быстро пролистанные фотографии.

Сцепленные руки, прижатые к ладони губы, поднимающийся по ее запястью

рот и целующий ее подбородок, губы, веки. Его язык скользит по ее, и тихий

вскрик, который он ловит своим ртом.

Но у нее не было пяти часов. В лучшем случае два, ведь ее комендантский

час совпадал с закатом, а небо уже успело помрачнеть, превратившись в

тусклую зимнюю серость. Гэвин сунул телефон в карман и взглянул на нее. Его

глаза были такими темными и сияющими, как ее с детства любимые черные

стеклянные шарики. Она выдумала, что нашла их во время сафари в Африке, где якобы искала магические коренья и фрукты.

– Я работаю, потому что хочу немного независимости, но деньги всегда

есть в банке.

Дэлайла пришла в себя.

– Что?

Он улыбнулся, словно поймал ее, грезящей наяву о его глазах и

приключениях, которые они видели.

– В Сарае. Там есть банка с деньгами, и она всегда полная. Я не знаю как, но деньги там не кончаются.

Она не ответила, и он с терпеливой улыбкой напомнил:

– Я говорю о том, откуда у меня телефон.

– Банка живая?

– Скорее всего. Она вздрагивает, поднимает крышку, а потом опускает. Но я

с ней почти не общаюсь, только когда нужны деньги.

– Совсем как обычный подросток, – сказала она и улыбнулась.

Его улыбка замерла, а потом стала шире, озаряя все лицо. Дэлайла поймала

себя на том, что вот-вот потеряет голову или растает прямо тут, если он и

дальше будет так улыбаться.

– Меня еще не называли «обычным».

– Тебя и нельзя таким назвать, кроме отношения к банке с деньгами.

– А тебя? – спросил он.

– О, еще как. Может, не буквально этим словом, скорее другими – милая, тихая и воспитанная.

– А ты не такая.

– Невоспитанная? – она заметила еще одну его улыбку. Дэлайле

понравилась мысль, что он считает, в ней есть что-то дикое, словно закованное

в стальной коробочке. И едва он ее поцелует, возможно, часть этой дикости

вырвется и вцепится в него.

– Не думаю, что ты такая, но ты точно не обычная, – сказал он.

Потянувшись вперед, он поймал прядь ее волос и накрутил на палец, скользнул

по ней и легонько потянул. – Очень даже необычная. И когда ты так на меня

смотришь, я хочу провести языком по твоим губам, пока еще не село солнце.

В ее груди грохотало, как от промчавшегося табуна лошадей.

– Ты можешь.

Он сделал вид, что не услышал, и тихо сказал:

– Никто еще на меня так не смотрел.

И она ему верила. Она сама никогда и ни на кого так не смотрела.

– Почему бы тебе не поцеловать меня?

– Боюсь, тогда я не смогу остановиться, а ты опоздаешь домой.

Она представила злое лицо отца и встревоженное – матери, как они сидят

на кухне поближе к часам.

– Может, этого того стоит.

Он закусил губу, словно думал о поцелуе. Нежная красная плоть побелела, когда он сжал ее зубами. Он был для нее очень важен. Он был самым

чувственным человеком из всех, кого она видела. Дэлайла закрыла глаза.

– Думаю, тебя нужно целовать долго-долго, – прошептал он.

Она резко выдохнула и зажмурилась еще сильнее. Ей хотелось, чтобы он

остановился, но при этом она надеялась, что он этого не сделает.

– И не только целовать. Что бы я почувствовал, если бы ты укусила мое

плечо? Или если я укушу тебя в ответ – понравилось бы тебе?

Дэлайла подумала, что ей бы понравилось, она просто знала это. Эта

неизвестность и опасная тьма в нем притягивала ее, но еще сильнее ее влекло к

Гэвину его искренность: он говорил, о чем думал, и не стеснялся того, что

отличается.

Она хотела открыть глаза и увидеть, какой он, когда говорит ей такое, но

прежде чем успела, ощутила легкое прикосновение его губ к ее, как его пальцы

обхватили ее талию, и острый укус на своей нижней губе. Боль заставила ее

вскрикнуть и захотеть еще.

– Завтра скажешь, понравилось ли тебе.

Когда Дэлайла наконец открыла глаза, идущий по дороге Гэвин казался

черной точкой вдали.

Глава десятая

Он

Гэвин рассказал своей Комнате о произошедшем сегодня с Дэлайлой,

умудрившись не превратиться во влюбленного поэта. Как она улыбалась, как

смогла остаться смелой, как казалась крошечной рядом с ним. В комнате стало

тепло.

– Я устал. Разговоры с ней сложные. Она словно смотрит на меня и читает

мысли. Я ничего бы не смог от нее утаить.

В комнате стал холодно.

– Она уже была здесь, Комната. Она знает о тебе, ты уже не тайна. И ты ей

понравилась.

Края Одеяла приподнялись, обнимая Гэвина. Кто же знал, что все предметы

внутри Дома такие чувствительные, и им до всего есть дело?

– Ты приглядываешь за мной, когда я на улице? – ему всегда это было

интересно, а после разговора с Дэлайлой – особенно. Когда он был маленьким, что-нибудь из Дома всегда сопровождало его на улице. Но теперь, когда он

вырос, у него складывалось впечатление, что Дом старается дать ему

почувствовать, как оставаться независимым, несмотря на то, что он никогда не

был один.

Гэвин подозревал, Дом присматривает за ним почти все время, хоть он

толком и не понимал, как. Посредством сплетения веток или проводов? Он

никогда не спрашивал, ведь раньше это его не особенно и волновало.

А теперь ему нужно было знать, сможет ли он при желании уединиться с

Дэлайлой.

– Ну так что, Дом? Ты все время следишь за мной?

Температура в комнате не изменилась. Одеяло не сдвинулось. Ответа не

последовало.

– Я так и думал, – тихо произнес он.

Глава одиннадцатая

Она

– Хватит трогать губу, Дэлайла, – сказала ее мама и натянуто улыбнулась, пытаясь отвлечь ее. – Ты сломаешь себе челюсть. А еще у тебя грязные пальцы,

– появятся прыщи.

– Ладно, – пробормотала Дэлайла и опустила взгляд в тарелку. Пресные