Торжество его оказалось недолгим. После прихода к власти Анны Карловны появилась разоблачительная статья по поводу всей той сомнительной истории. Да-да, я лично писал. А затем был пересмотр результатов приватизации. Вечное владение в России только на бумагах и сохраняется. Практически сразу создали ревизионную комиссию, и достаточно скоро появился приказ «Шемберга взять под караул и спрашивать, не утаил ли он где своих имений, или кому не роздал ли под образом займа, или каких сделок и в долги и в купечество, и кому именно, и когда, и сколько…»
Бирон в камере был предельно откровенен и даже поведал мне, насколько мало он имел со всей этой истории в качестве пайщика полученных Шембергом предприятий. Фактически просто не успел набить карманы. В конечном счете, отсидев добрых пять лет под следствием и в тюрьме, бывший генерал-берг-директор был освобожден и отпущен за границу лишь после того, как выплатил незаконно присвоенные двести тысяч рублей.
Карл Фохт, Иоганн Леман, штейгеры, то есть горные мастера, Иоганн Буртгарт, Кристиан Пушман, Иоганн Шаде и другие из нанятых им саксонских специалистов оказались честными профессионалами и продолжали работать. Может, и сам Шемберг не так уж был плох, просто попал в определенную ситуацию и не удержался. Деньги любят прилипать к рукам.
Вице-президентом, а затем и президентом восстановленной Берг-коллегии остался другой немец – Винцент Райзер. Заводы вновь перешли в руки государства, да вот работать они лучше от того не стали. И получающие разрешение на открытие новых предприятий частники дружно ныли, требуя приписать людей. Указ о свободном найме вольных их не устраивал.
Свой человек в Берг-коллегии мне нужен был позарез. Правильных знакомств я не имел и доверять всей этой братии мог постольку-поскольку. Василий Никитич Татищев, вновь ставший при новой власти генерал-бергмейстером очень себе на уме, пусть и работает достаточно честно. Так что я благословил Сашку на его мечты и пустил собственной дорогой.
Похоже, не прогадал. Уже после выпуска поехал сын на Урал, на строящийся новый завод на реке Иж, вблизи все той же Благодатной горы. Первоначально там собирались изготовлять железо и сталь. Приехавший новый начальник наладил выпуск холодного и огнестрельного оружия из изготовленной на месте стали. И что особенно приятно, не стал изображать самого умного, а через мое посредничество привлек для создания оружейного завода немецких, шведских и датских специалистов.
Совместными усилиями, но, что радует, под его личным руководством и, хочется надеяться, в результате моих лекций, изобрели специфическую машину для изготовления ружей. Обычно изготовленные вручную детали одного ружья не соответствовали по размерам деталям другого, да и никто не стремился к такой точности. Теперь для каждой детали изготовили лекало, игравшее ту же роль, что и выкройка для платья. Рабочий по шаблону вырезал из металла части. Металлическая пластина крепилась на верстаке, модель накладывалась на пластину сверху, и режущий инструмент двигался по очертаниям лекала. Обычно в таких целях употреблялся резец, но тот требовал от рабочего специальных навыков. Сейчас использовали железное колесо с зубцами по краям, напоминавшее шестерню.
Грань каждого зубца была слегка изогнута, заточена и закалена. При вращении колеса они поочередно вступали в работу. Каждый действовал как резец. Все зубцы вгрызались в металл с одинаковой силой, поэтому колесо обладало свойством ровно разрезать металл. Для этой операции от рабочих не требовалось высокого мастерства или особых навыков, то есть была применена техника массового производства. Все тот же мой вечный конвейер, опробованный еще на производстве обычных иголок.
Деталей различных много, и почти пять лет шли практические исправления, пока родился первый фрезерный станок, действительно заслуживающий этого названия. Он имел многолезвийный режущий диск и подвижный стол, приводившийся в движение при помощи червячной передачи. Заказ на пятнадцать тысяч ружей был выполнен в два года, а качество после проверки оказалось такое, что Сашка орден отхватил и карт-бланш на любые механизмы. Тут и протекция не понадобилась – о человеке судят по его делам.
– Какое право имеет эта узкоглазая рожа меня к вам не пускать?! – возмутился Юрка.
Зосима из калмыков, и лицо натурально не русское. Подарил мне когда-то хан неизвестно зачем мальчишку. Реально не зная, куда приспособить, я отправил его учиться и в один прекрасный день обнаружил под дверью двадцатилетнего выпускника университета. Господин Шалимов освоил в кратчайшие сроки все науки, с его точки зрения полезные, и прибыл для дальнейшего прохождения службы. Я слегка обалдел. Из смутно помнящегося полуголого ребенка-степняка превратился в эдакого интеллигента конца двадцатого века. Не по внешнему виду, на казенный кошт не зажируешь, по взгляду и мироощущению.
Принял его на работу в личную канцелярию согласно просьбе, несколько недоумевая, зачем это ему. Со временем понял. Интель, он и есть интель. В нашем мире действуют законы джунглей: есть хищники, которые охотятся и убивают, и есть множество тех, кто выживает за счет охоты других (гиены, стервятники). Это не в обиду, просто не хватает сил или честолюбия. Они не подличают, не заискивают, всячески стремятся не утрачивать достоинства, не считая нужным работать локтями. Их вполне устраивает роль исполнителя, и к власти не рвутся.
И притом нельзя сказать – всепрощенец. Доводить не рекомендуется. Может и взорваться. Я абсолютно не верю в религии добра с миром вообще и буддизм в частности. Помнится, в моем прежнем мире у японцев и тайваньцев враждебные партии прямо в парламенте дрались. Не каждый день, но случалось. А уж самураи чего стоили! Проверить остроту меча на прохожем – не задумываясь. Вкусить мяса животного? Ужасно и отвратительно. Замечательно совмещается.
Человеку душевного утешения мало. Ему подавай удобство и комфорт. Потому и религия не превращает его в идеальное существо. По крайней мере массово. И не важна вера для начальства. Сумеешь умника правильно оценить и держать при себе – много пользы получишь. Долгие годы Зосима находился рядом и стал моим личным секретарем. Между прочим, две тысячи рублей годового жалованья на всем готовом не каждый имеет. Как и чин статского советника с дворянством.
– Еще раз поносные слова в адрес Шалимова услышу, не поленюсь встать и морду разбить, – спокойно объяснил я. – Не тебе, мальчишка, его ругать. Нос не дорос. От тебя, в отличие от Зосимы, сплошные неприятности.
– Ну, – Юрка показательно осмотрелся, заглянув под стол, – мы вроде одни, и я смело могу воскликнуть: неправда ваша, Михаил Васильевич!
Тут крыть нечем. Время поджимало, и некогда было изобретать хитрые планы. А сидеть на гауптвахте ему не впервой. Подумаешь, попросил устроить скандал с кулаками, вплоть до шпаг, но без смертоубийства. Так, чтобы конкретный господин пару дней полежал. Плечо проткнуть или челюсть сломать. Ничего особенного. Мой сын по собственной инициативе неоднократно творил нечто подобное вместе с друзьями. Здоровый лось, целиком в меня, и учителя фехтования были из самых лучших. Его задевать давно боятся.
– Зачем я должен был так себя вести? – с искренним недоумением спросил Юрка, уяснив, что намек останется без ответа. – Мне просто любопытно.
– Честный ответ в обмен?
– В каком смысле?
– В прямом. Я объясню, но и ты без обиняков выскажешься.
– А давайте! – откидываясь на спинку кресла, согласился он.
– Чего ты хочешь действительно?
– Не понял, – озадачился он. – Чего все.
Видимо, я действительно плохо сформулировал.
– Меня не волнуют все, – объяснил я терпеливо. – Я и так в курсе. Денег, девок, должностей и славы. Я говорю о тебе. Вот Иван в полководцы метит – мечта у него такая. А Александр создает. Он от своих заводов удовольствие получает. Сделает нечто новое и полезное, и вся предшествующая нервотрепка как бы значения не имеет. И не ради наград старается. А вот тебе чего надо?