Графиня. Я вас не понимаю. Что может сделать Маштю?
Орнифль. Моя дорогая, господь бог позволяет нам потихоньку подличать по мелочам. Но у него нежное сердце, и, опасаясь, как бы мы не натворили бед, он подчас без нашего ведома старается подстелить соломки, чтобы мы, кувыркаясь, не свернули себе шею. Вы, видно, не знаете, что вот уже полгода Маштю безумно влюблен в Клоринду? Что он совсем потерял из-за нее сон и дважды умолял ее выйти за него замуж? Разумеется, меня все это крайне бесило, я даже грозился надавать ему по шее. Я был неправ. Страсть Маштю — это и есть промысел божий, и теперь я буду только приветствовать его ухаживания. Вот и все.
Графиня (восклицает). Но ведь девушка не любит Маштю!
Орнифль. Бог мой! К чему вдаваться в такие тонкости!.. А меня она любила? Любят, дорогая, только в бульварных романах. Мы разыгрываем комедию страсти, как на собачьей свадьбе. Я тебя почуял, ты — меня; я то отбегаю, то возвращаюсь — нет, не хочу, да, хочу! А раз я хочу, значит, это на всю жизнь… Потом, глядишь, кто-то дернет поводок, и собачонку, размечтавшуюся о вечной любви, оттаскивают прочь… В другой раз случай или же хозяин, который ее прогуливает, раздумывая о своих делишках где-то там наверху, на уровне одного метра семидесяти пяти сантиметров от земли, сам того не замечая, подводит нашу собачонку к другой собачонке. И тогда возобновляется та же комедия, с теми же клятвами, пока еще раз не дернут поводок, вторично оборвав уже знакомую игру. Такова любовь, дорогая, будь то у собачонок или у людей. Только на этот раз я сам дерну поводок. И подведу собачонку Маштю к собачонке Клоринде.
Графиня. И вы полагаете, что Маштю согласится воспитывать вашего ребенка?
Орнифль. А почему бы и нет? Я привык сплавлять ему мою продукцию. А потом, о святая простота, можете не сомневаться: я приложу все усилия к тому, чтобы он поверил, будто это его ребенок. Даром, что ли, я столько лет занимаюсь театром? Ах, мне не терпится сообщить ему счастливую весть! Уж как он обрадуется, этот старый мошенник, что у него будет сын — весь в папашу! Вы правы, как приятно делать добро! Надо делать его почаще!
Входит мадемуазель Сюпо.
Мадемуазель Сюпо. Господин Маштю ужинал у «Максима». Он сам подошел к телефону. Через минуту он будет здесь.
Орнифль. Вот видите, все улаживается в этом лучшем из миров. Сделайте мне одолжение, Ариана, поезжайте танцевать.
Графиня (молча глядит на него, потом вдруг спокойно). Я еду танцевать, Жорж. В первый раз в жизни я буду танцевать.
Орнифль (провожает ее со смехом). Ну вот, теперь уж вы стали говорить загадками! Надеюсь, вы все же не собираетесь изменить мне на этом балу только потому, что я отказываюсь жениться на другой? Это было бы неслыханно!.. Я провожу вас к автомобилю… (Спохватывается.) Нет. В прихожей дожидается какой-то юнец, любитель автографов, он сразу на меня набросится. Простите меня. Веселитесь и ни о чем не думайте. Вы сегодня прелестны… (Неожиданно, чуть ли не с нежностью.) Прошу вас, когда вернетесь, постучитесь ко мне и разбудите меня. Мне хочется знать, имели ли вы успех…
Графиня, не отвечая, уходит.
(Поворачиваясь, видит мадемуазель Сюпо, которая поджидает его, скрестив руки на груди, точно статуя Командора.) Ну, что еще?
Мадемуазель Сюпо. Я все слышала.
Орнифль. Вы подслушиваете за дверью?
Мадемуазель Сюпо. С тех пор, как я вас люблю, я взяла себе это за право!
Орнифль. Сюпо, хоть вы и моя секретарша, но секретов вы знаете слишком много! Смотрите, как бы вам не угодить в каменный мешок!
Мадемуазель Сюпо. Что ж, попытайтесь заточить свою совесть! Вас это очень устроило бы, не так ли?
Орнифль. Перестаньте отождествлять себя с моей совестью! Моя совесть — очаровательная, безукоризненно воспитанная особа. Я научил ее никогда не подслушивать за дверью. И никогда не требовать у меня отчета.
Мадемуазель Сюпо (с мрачной усмешкой). Хороша же ваша совесть!
Орнифль. Вот именно — она восхитительна! И не смейте говорить от ее имени!
Мадемуазель Сюпо (кричит). Я вас ненавижу!
Орнифль. Это единственная услуга, которую вы можете мне оказать, не считая секретарских обязанностей!
Мадемуазель Сюпо. Если вас не покарает господь, быть может, я сама когда-нибудь стану орудием возмездия, когда переполнится чаша моего терпения!
Орнифль (мягко, с улыбкой). Нет, Сюпо. Вы слишком уродливы, чаша вашего терпения никогда не переполнится. Может, и впрямь мне суждено умереть от руки какой-нибудь красотки, да только не от вашей. Вы все будете надеяться, что я когда-нибудь брошу вам кость!
Мадемуазель Сюпо. Убийца!
Входит Маштю во фраке. Мадемуазель Сюпо исчезает.
Маштю. Что случилось? Ты заболел?
Орнифль. Да нет, старый плут, просто я по тебе соскучился.
Маштю (разводя руками). Я обмываю у «Максима» орден Пилу в обществе трех министров, в том числе министра юстиции — ведь в прошлом у Пилу не одна судимость, — а ты срываешь меня с места в самый разгар пира только потому, что ты по мне соскучился! Капризы примадонны!
Орнифль. Я люблю тебя, Маштю. Ты мой единственный друг.
Маштю. Тебе что, деньги нужны?
Орнифль. Представь себе, нет. Я хочу оказать тебе услугу совершенно бескорыстно.
Маштю. Чего-чего, а этого от тебя не дождешьсн! Говори! Чего ты ходишь вокруг да около? Опять ты что-нибудь натворил! Сколько тебе надо?
Орнифль. Ничего.
Маштю. Ты меня пугаешь. Боюсь, как бы это не обошлось мне еще дороже. Выкладывай, что там у тебя.
Орнифль(неожиданно). Скажи, Маштю, ты что, ослеп?
Маштю. Нет, с чего ты взял?
Орнифль. Ты что, совсем ничего не замечаешь? Не видишь, что на девчонке лица нет?
Маштю. Это на какой же девчонке?
Орнифль. На Клоринде.
Маштю. Вы что, опять с ней поцапались? На днях я пригласил ее обедать, что-то она мне грустной показалась.
Орнифль (суховато). Ты не говорил мне, что она с тобой обедала.
Маштю (с легкой запинкой). Да, не говорил… Я не обязан докладывать тебе о каждом своем шаге!
Орнифль. Обязан, коль скоро это касается Клоринды. Этого требуют законы чести.
Маштю (ворчит, все же пристыженный). Законы чести… Законы чести… Любишь ты громкие слова! Я же не сделал ничего плохого!
Орнифль. Кто из нас знает, когда он творит добро, а когда зло? Там, где речь идет не о деньгах, ты слеп, Маштю. У себя под носом ничего не видишь!
Маштю. А что я должен видеть?
Орнифль (вздыхает). Бедная девушка!.. Я не святой. Более того, все считают меня легкомысленным, но даже я иной раз прихожу в ужас от твоих поступков. Есть прелестная пьеса Мюссе, которую, кстати, всегда отвратительно играют. Она называется «С любовью не шутят». Это — о таких, как ты. Тебе следовало бы ее перечитать. Или, точнее, прочитать, потому что, боюсь, ты о ней даже не слыхал.
Маштю (настороженно). Ты хочешь, чтобы я поставил пьесу Мюссе? Этот автор давно не делает сборов, уже много лет. Хотел бы я знать, на какие шиши он живет!
Орнифль (сурово). Перестань хитрить, Маштю. Речь вовсе не о пьесе Мюссе. Ты прекрасно понимаешь, что речь пойдет о Клоринде, и знаешь, за что я тебя корю.
Маштю (после небольшой паузы, несколько сникнув). До чего же людишки рады посплетничать! Видели, как я раз-другой с ней обедал, и наплели тебе невесть чего! Надеюсь, ты не усомнился в моей дружбе, Жорж? Дружба для меня священна!
